Шпионский Кёнигсберг. Операции спецслужб Германии, Польши и СССР в Восточной Пруссии. 1924–1942

Вина за неоправданное недоверие Сталина к данным своей разведки лежит не только на нем, но и на ее руководителях, которые при подготовке и докладе важных разведывательных документов, зная болезненно-отрицательное отношение Сталина к проблематике подготовки Германии к войне, руководствовались подчас конъюнктурными соображениями.

Их неспособность убедить Сталина в серьезности угрожавшей стране опасности объясняется и тем фактом, что ни по линии военной, ни по линии внешней разведок не были получены доказательные документальные материалы о ходе разработки германским командованием плана «Барбаросса», предусматривающего ведение войны на два фронта.

В третьем разделе Плана Генерального штаба Красной армии «О стратегическом развертывании вооруженных сил Советского Союза на Западе и Востоке» от 11 марта 1941 года так и сказано: «Документальными данными об оперативных планах вероятных противников как по западу, так и по востоку Генеральный штаб Красной армии не располагает» [279]. Достоверная информация о сроках начала войны, об основных группировках германских войск на границе, направлениях главного и вспомогательных ударов, содержащая реальные позиции плана «Барбаросса» и полученная по линии военной разведки от резидента «Альты», не была подтверждена документально. Она просто «утонула» в огромном массиве сходных по характеру информационных материалов [280].

Большая часть разведывательных данных по линии агентурной разведки основывалась на устных сообщениях источников и данных визуального наблюдения за ходом передвижения немецких войск в оккупированных районах, что никак по критериям достоверности не могло равняться любому закрытому документу.

Из опубликованных в 1990-е годы материалов личного архива Сталина видно, что он очень внимательно изучал именно секретную документацию противника по актуальным внешнеполитическим и военным вопросам. Если бы советской разведкой накануне войны были бы получены такие материалы, то и реакция Сталина на них была бы наверняка иной [281].

Огромный поток сведений о проводящихся в Германии и на оккупированной территории подготовительных мероприятиях к войне, несмотря на ее объективность и достоверность, не смог убедить Сталина в серьезности военной опасности. Объяснение такого отношения к данным разведки, возможно, следует искать в его твердой убежденности, что после кошмара войны на два фронта, которую вела Германия в годы Первой мировой войны, Гитлер вряд ли осмелится напасть на Советский Союз, не сломив сопротивления Великобритании.

В неопубликованных фрагментах воспоминаний маршала Г. К. Жукова имеются такие высказывания: «…Я хорошо помню слова Сталина, когда мы ему докладывали о подозрительных действиях германских войск: „Гитлер и его генералитет не такие дураки, чтобы воевать одновременно на два фронта, на чем немцы сломали себе шею в первую мировую войну“», и далее — «…у Гитлера не хватит сил, чтобы воевать на два фронта, а на авантюру Гитлер не пойдет…» [282]

Таким образом, получается, что основной ошибкой Сталина является значительная переоценка личности Гитлера и его качеств как политика и Верховного главнокомандующего, который, вопреки всякой доступной тогда логике политических действий, решился на крайнюю авантюру и развязал войну на два фронта.

Переоценка качеств своего оппонента тесно связана с другой ошибкой Сталина и советского военного командования. В межвоенный период в Генеральных штабах и военных институтах стран Европы опыт Первой мировой войны подвергся самому тщательному исследованию с точки зрения возможности его использования в будущих войнах. И сделанные на основе такого анализа выводы однозначно указывали, что ведение Германией войны на два фронта в будущем невозможно. Как показали дальнейшие события, компетентные специальные службы и органы военного управления СССР не учли произошедших в межвоенный период изменений в характере ведения вооруженной борьбы, обусловленные появлением многочисленных военно-воздушных сил и бронетанковых войск. Как сейчас известно, такими материалами советский Генштаб располагал. Достаточно упомянуть переданный советскому военному атташе начальником Генерального штаба французской армии генералом Гемеленом «Отчет Генштаба Франции о франко-германской войне», содержащий важные данные о вооруженных силах Германии.

В этом, видимо, и заключалась вторая по значимости ошибка Сталина, который с подачи высшего генералитета механически спроецировал устаревшие военные взгляды периода Первой мировой войны на ситуацию, сложившуюся весной — летом 1941 года.

О недооценке военного потенциала Германии руководством советской внешней и военной разведок красноречиво свидетельствует следующий эпизод. После ввода советских войск в Польшу в сентябре 1939 года во львовской тюрьме советскими контрразведчиками был обнаружен разоблаченный ранее поляками крупный агент абвера — Александр Сергеевич Нелидов. На Лубянке, куда его поместили для дальнейших допросов, было принято решение перевербовать Нелидова в интересах советской разведки. Ответственной за работу с ним была определена упоминавшаяся ранее Зоя Ивановна Воскресенская, исполнявшая в тот период обязанности заместителя начальника 1-го (германского) отделения 5-го (разведывательного) отдела ГУГБ НКВД СССР.

В ходе допросов Нелидова особое внимание было уделено его участию в работе германского Генерального штаба по планированию военных операций против Советского Союза. За долгое время сотрудничества с абвером ему стали известны многие наработки немцев в этой области. Обладая, по воспоминаниям З. Воскресенской, незаурядными личными и профессиональными данными, Нелидов смог по памяти восстановить многие детали планируемых немцами операций против СССР и в письменном виде их изложить. Далее дадим слово самой З. Воскресенской. Вот как она описала один из характерных эпизодов работы с Нелидовым: «Отчетливо помню синие стрелы, направленные на границу Белоруссии.

— В одной из последних военных игр Минск предполагалось занять на пятый день после начала немецкого наступления, — пояснил Нелидов.

Я рассмеялась. „Как это на пятые сутки?!“ Он смутился и принялся клясться всеми богами, что именно так было рассчитано самим Кейтелем во время последней игры. Этот план, как мы теперь знаем, был позднее утвержден Гитлером и назван планом „Барбаросса“…

Когда я показала Фитину (начальник внешней разведки) первую карту, начерченную Нелидовым, генерал чертыхнулся:

— Ну и заливает же этот подонок. На пятый день уже и Минск…»

Докладывая через некоторое время эти же материалы начальнику военной разведки Ф. И. Голикову, Воскресенская услышала такой комментарий: «Итак, они решили врезаться клиньями. И, подумайте, на пятый день намерены забрать Минск. Ай да Кейтель, силен, — сыронизировал Филипп Иванович. — Силен…»

Как известно, Нелидов ошибся на один день. После начала Великой Отечественной войны советские войска оставили Минск 28 июня 1941 года [283].

Отсутствие убедительной, особенно документальной, информации о разработке германским командованием плана «Барбаросса» привело к неверному прогнозированию характера наступательной операции в рамках стратегии «Блицкрига», которая предусматривала возможность ведения войны на два фронта. Кроме того, ошибки в определении состава наступательных группировок вермахта, стали причиной неадекватного угрозам расположения своих собственных стратегических сил на Западе [284].

Так, наиболее мощная группировка РККА была сосредоточена на юго-западном направлении и не соответствовала планам германского командования, которое предполагало нанесение главного удара на центральном участке фронта в полосе Западного особого военного округа. С началом боевых действий 22 июня 1941 года на отдельных участках Юго-западного и Южного фронтов германские войска и их союзники в течение некоторого времени наступательных действий не проводили.