Империя для русских

Так что музей для нас ныне – место наиважнейшее. Место, где мы видим собственную традицию неразорванной. Откуда ей и дальше можно продлиться. Где можно любоваться прекрасной картиной (и иконой!), дабы у нас сейчас писались другие, но не менее прекрасные иконы и картины. И когда к середине 80‑х гг. почитай весь народ если не защищал памятники архитектуры, то, по крайней мере, интересовался защитой, стало ясно, что защищаем мы не памятники только, а среду обитания. И что приемлемую для русского человека (особенно ребенка!) среду жизнедеятельности мы созидать разучились. И городскую, и сельскую.

Жизнедеятельность – это не только чтобы поспать, поесть и наоборот. Это еще означает «радоваться и веселиться». Повеселишься тут в шестнадцатиэтажном бараке! И до тех пор, пока снова не научимся строить так, как умели еще семьдесят лет назад, – каждый заурядный домик, построенный до начала возведения Светлого Будущего, бесценен. В нем веселиться можно. И радоваться, когда идешь мимо него по улице.

А как же насчет награбленного? Ради сохранения культуры как среды обитания не будем открывать храмы?

Здесь противоречия нет. Выше уровня национальной культуры существует еще великая культура, культурный регион. Была древнегреческая культура, но древние греки входили и в культуру античную. Русские принадлежат к русской культуре, но и к культуре восточно-христианской, православной. Вместе с греками, грузинами, чувашами, карелами и многими другими.

Культур, обязанных своим происхождением христианской вере, по крайней мере две: наша и западная. Так что вполне уместно полагать, что стержнем культуры служит не религия, а КУЛЬТ. Образ богослужения. Прежде всего, православная Литургия, ежедневно совершаемая в наших храмах. И сталкивая друг с другом необходимость открытия храмов и необходимость сохранения памятников и собраний, сталкивают живой стержень культуры и наследие, подлежащее оживлению. Никакой другой культуры у нас с вами не будет, так что это путь к дальнейшему разрушению. Так что каждого созидателя подобных конфликтов я рекомендую считать разрушителем русской культуры, будь он журналист или театрал, бюрократ в пиджаке или бюрократ в рясе.

Проблема возвращения икон и других художественных ценностей из музейных собраний в действующие храмы чрезвычайно сложна и многообразна. Прежде всего, необходимо отказаться от понятия «возвращения Церкви». Иконы принадлежат не Церкви, а приходским храмам, соборам и монастырям. Многие из них находились в храмах, которых, увы, не существует. И место их – в музейных собраниях. Происхождение многих икон неизвестно, особенно тех, которые были награблены государством в 20‑е гг. и прошли через так называемый «Антиквариат».

Не следует забывать, что были и церковные музеи: епархиальные древлехранилища. В этом случае может стоять вопрос о возвращении икон конкретной епархии, если она готова восстановить свой музей. Троице-Сергиевский (бывший Загорский) музей-заповедник состоит практически из собрания Лавры… Этот музей, несомненно, должен быть возвращен своему владельцу, что, естественно, обязывает Лавру содержать и впредь собрание общедоступным. Требующие возвращения икон в храмы обычно опускают скользкий вопрос об иконах частных коллекций, а ведь из них многие тоже были в храме. И тоже награблены.

Конечно, справедливо в первую очередь требовать с государства. Но все дело в том, что ни одна икона, фелонь или потир, попавшие в музеи, государству не принадлежат. Государству принадлежит только сам музей. А все, что в нем, принадлежит МУЗЕЮ. И если государство вздумает кому-нибудь подарить музейное сокровище, государство совершит КРАЖУ! Мы, конечно, привыкли, но вряд ли следует воров поощрять общественным мнением. Возвращать богослужебные ценности следует только храмам и монастырям, в крайнем случае – епархиям, если у них есть свой музей. Но не Церкви (Вселенская Православная Церковь общего имущества не имеет), тем более – не патриархии. Все знают, что Святейший Патриарх Московский – это первоиерарх Православной Церкви в России. И никто толком не знает, что такое патриархия. О ней в церковных установлениях ничего не сказано. Если это некая администрация, то ее единственная функция – обслуживать православных христиан. Выполнять их волю, а отнюдь не принимать решения. Как, кстати, любой администрации.

Для того, чтобы решить вопрос: где быть иконам и другим ценностям церковным, и как их при любом варианте сохранить в целости, – совершенно необходимо принять юридическую категорию НАЦИОНАЛЬНЫХ ЦЕННОСТЕЙ. Тогда общество решит, что и кому вернуть, а государство получит инструмент воздействия, позволяющий обязать любого владельца безупречно сохранять национальные ценности. Вне зависимости от того, музей это, храм или частный владелец. Так ведь давно в большинстве стран устроено!

В совершенно особом положении находятся великие святыни, пользующиеся всенародным почитанием, чудотворные иконы, к примеру. Вот им место только в храмах. Здесь нет повода к дискуссии. Можно только изумляться, что и Владимирская икона, и Богоматерь Великая Панагия доселе в Третьяковке. Но даже и на величайшие общенародные святыни в полной мере распространяются все требования режима хранения, в первую очередь – температурно-влажностного. Веками потемневшие и потрескавшиеся иконы переписывали. Не думаю, что самый пламенный ортодокс подозревает, что нация позволит переписать Владимирскую или Толгскую.

Вопрос о режиме хранения должен решаться в каждом отдельном случае особо, притом – жестко, но разумно. Ведь музейным шедеврам тоже лучше храниться в стальных шкафах с инертным газом, а они вместо этого в залах висят. В наше же прогрессивное время предпочитают не решать никак. Даже тогда, когда решение лежит на поверхности.

В подмосковных Бронницах советская власть не оставила русским людям ни одного открытого храма, и по случаю перестройки одним из первых в области был возвращен христианам великолепный Архангельский собор 1705 г. постройки с полностью дошедшим до нас барочным внутренним убранством. Бронницы – город, приход тут же сложился, огромный приход: люди же в церковь не ходили только потому, что очень далеко. И увидев собор в очередной приезд, я с ужасом обнаружил, что к западному входу красавца-собора приколочен безобразный деревянный тамбур. Тамбур не спасал: с каждым входящим в трапезную врывалось облако морозного воздуха. Народу – битком, душно, выдыхаемый воздух ползет вверх по сказочной красоты иконостасу и… через десять лет придется спасать не только иконы, но и иконостасную резьбу. Нарышкинских иконостасов сохранились единицы.

А как же в минувшие три столетия? А очень просто: Архангельский собор был холодным, в нем зимой не служили. В советское время режим изменили, провели центральное отопление, но в храме устроили архив. Некому было надышать.

Обидно то, что и проблемы-то в данном случае нет. Рядом стоит весьма вместительный теплый Входоиерусалимский храм. Открывая приход, епархия была обязана взять ОБА храма. Власти, – в крайнем случае, навязать приходу ОБА. И строго потребовать, чтобы зимой служили в зимней церкви, а в Архангельском соборе – летом, а если уж зимой, то лишь несколько самых торжественных богослужений в году.

Похоже, что в епархии о национальном достоянии квалифицированно подумать было некому. А областная администрация, которая радостно помогала раньше шедеврам русского зодчества погибать в качестве складов и мастерских, столь же радостно дожидается ныне их гибели уже в первозданном качестве. Выходы? В епархиальные советы пора избрать образованных православных мирян из числа профессоров, учителей, краеведов, тем более, что в России это и принято. Невзирая на бедность многократно ограбленной Церкви, восстановить повсюду должности епархиальных архитекторов с большими надзорными правами. В епархиях, где окажется в храмах много древних икон, драгоценной утвари и облачений, понадобится и должность «епархиального искусствоведа» или «епархиального хранителя». Решительно требовать у местной администрации и бывших арендаторов участия в реставрации и поддержания возвращаемых памятников истории и культуры. Обществу же, наконец, полезно усвоить, что так называемая «местная власть» – не власть вовсе, а администрация. И эту администрацию (род обслуживающего персонала) мы содержим, в частности, и для того, чтобы оберегать национальное достояние.