Субэдэй. Всадник, покорявший вселенную

Возвращаясь в Монголию, Субэдэй отдал приказ, выходящий за рамки того имиджа, который он приобрел за годы своего ратоводствования. В «Юань Ши» говорится о том, что жители Кайфына пребывали во время и после осады в жалком состоянии, они гибли от голода. Акты людоедства не были чем-то необычным, поэтому «Субэдэй отдал приказ, отпускавший на север его [Бяньляня]¹ население переправляться через [Хуанхэ] для поиска пропитания» [12, с. 230]. Что это было? Жалость? Навряд ли. Скорее всего, Субэдэй относился к этим людям, уже как к потенциальным подданным и, проанализировав доводы, приведенные Елюй Чуцаем, согласился с ним.

Субэдэй прибывал в Коренную орду победителем и одним из первых лиц империи. Впереди его ждал еще один поход, Великий поход, в результате которого политические процессы, проходившие в Восточной Европе, претерпят изменения до такой степени, что отголоски тех событий продолжают до сих пор оказывать влияние на жизнь всего евразийского пространства.

Глава вроде закончена, но стоп! Мы забыли о Цуй Ли, и поведать о его кончине обязанность автора. Так вот, этого изменника и клятвопреступника, когда пришла пора, зарезали, затем труп его, привязав к конскому хвосту, таскали по городу, после чего изрубили на куски, а голову вывесили напоказ. «Некоторые вырезали у Цуй-Ли сердце и сырое съели» (курсив мой. — В. 3.) [31, t. 171].

Часть пятая. Во главе великого западного похода

Глава первая. От курултая к курултаю

Покончив с Цзинь, Субэдэй-багатур зимой 1234 года направился в Монголию. Ведать всеми делами в покоренной империи остался Чилаун, внук Мухали, унаследовавший от деда и отца титул вана [12, с. 170]. Первый полководец империи отныне вынашивал новые старые планы и намеревался дойти до края Великой степи и выйти к «последнему морю». Он знал о стратегических замыслах Угэдэя, знал, что одним из основных направлений предстоящей агрессии будет запад, но Субэдэй стремился к тому, чтобы из приоритетных направлений западное стало главнейшим.

Впрочем, вначале был «сбор всех князей… на реке Орхон» [12, с. 1681. В этот монгольский день победы над Цзинь, «пировали и стреляли из луков» [12, с. 168]. Именно на том сборе Великий каан Угэдэй, его брат — «хранитель Ясы» Чагатай, канцлер Клюй Чуцай и Субэдэй-багатур разработали план мероприятий на последующие год-два. В течение этого времени было необходимо провести курултаи, на которых ни много ни мало должна была решиться судьба евразийской цивилизации. Прятавшиеся друг от друга еще полвека назад по степным и лесным урочищам, одевавшиеся в звериные шкуры кочевники и охотники не могли и предположить, что их дети и внуки, в буквальном смысле, лакая дорогущее вино, приготовленное в Поднебесной из драгоценных потиров, захваченных в Хорезме, будут рассуждать о перспективах войны с Сун с выходом к современным границам Лаоса и Вьетнама и одновременном разгроме Руси, Венгрии и всей Западной Европы. То, к чему стремился Чингисхан, свершилось, ускорение, которое он придал своим подданным, и не думало замедлять свой бег, а выдвинувшиеся при нем «люди длинной воли», такие как Субэдэй или Чаган, были поддержаны целой лью молодых, жаждущих кровавой славы тысячников и темников.

Тем временем, в конце мая — начале июня 1234 года в «местности Далан-даба [121]» [12, с. 168] состоялся курултай. Интересно, что перед этим съездом был опубликован высочайший указ, первый пункт которого гласил: «Все те, кто в случае сбора не прибудут, а останутся в праздности у себя, — будут обезглавлены» [12, с. 169]. Коротко и ясно, а то запировались… Чувствуется чья-то железная рука. Чья?

Курултай 1234 года отмечен принятием новой редакции Великой Ясы [12, с. 272], где особое внимание уделяется «военным распоряжениям» [12, с. 169]. Эти распоряжения еще более усилили строгости в монгольской армии. Прямое отношение к ужесточению внутривойсковых положений, несомненно, имел Субэдэй, и ему было что добавить, потому как войско, созданное Чингисханом на заре XIII века, отличалось от войска, имевшегося в распоряжении Угэдэя, и это связано в первую очередь с появлением в нем многочисленного контингента из покоренных народов, который количественно уже превосходил и самих монголов, и представителей племен, примкнувших к ним в период с 1204 по 1220 годы, а также исходя из опыта войн за последние четверть века, которые велись не только в «Диком поле», но и на территориях, занимаемых высокоразвитыми цивилизациями.

Когда протрезвевшие царевичи и нойоны собрались в Далан-даба, произошло событие, повлиявшее на решение Угэдэя о том, по кому должен быть нанесен первый массированный удар монгольских армий. Первоочередной целью отныне стало южно-китайское государство, империя Сун. Ее владыка Ли-цзун совершил ошибку, которая разъярила Великого каана и весь его ближний круг и дала повод для развязывания новой крупномасштабной войны в Китае. Что же такого сделали суны? Дело в том, что после взятия Цайчжоу останки последнего императора чжурчжэней, как говорилось выше, достались китайцам, что не устраивало монголов. Возникли споры на тему, кому будет принадлежать обгоревший труп. Представители Угэдэя требовали голову, а «сунцы этого не хотели и спорили… в конце концов они отдали монголам чью-то руку» [12, с. 272]. Вообразите, как Угэдэю преподнесли этот, хотя и подсоленный, но изрядно попахивающий предмет, неизвестно кому принадлежавший. А при условии, что таких «раритетов» биологического происхождения у монгольского каана было хоть пруд пруди, легко представить его ярость и гнев, а также появившееся желание разделаться со спесивой империей. Война с сунами началась уже в конце лета, и тогда же они потерпели первое поражение от «оскорбленных» монголов, которых вели Чилаун и Тахай.

Замыслы Субэдэя по принятию решения об общемонгольском походе на запад в 1234 году не осуществились. На том курултае было лишь подтверждено поручение Бату, как правителю улуса Джучи, вести самостоятельные военные операции собственными силами в западном направлении, что не устраивало ни джучидов, которые пускали слюни, поглядывая на не сдающуюся Волжскую Булгарию и благодатные степи, раскинувшиеся от Итиля до Дуная, ни Субэдэя, который вот уже тридцать лет прорубал «окно в Европу» сквозь Дешт-и-Кипчак.

Впрочем, Субэдэй, как главный идеолог «партии войны», на Западе делал все, чтобы она началась там как можно быстрее, главным его козырем было неудачное вторжение монголов в пределы Волжской Булгарии, осуществленное в 1232 году, когда орда, хотя и зимовала, «не дойдя до великого города Болгарского (Булгар)» [46, с. 112], добиться успеха не смогла. Кукдай с возможно уже появившимся в своих владениях Бату были остановлены булгарами в районе нынешней Бугульмы [25, с. 216], что показало желание и умение одних обороняться, защищая свои земли от захватчиков, и неспособность других — джучидов — своими силами осуществить завещание Чингисхана. Но важнейший фактор неуспеха монголов в Поволжье в 1232 году — это отсутствие в войсках Субэдэя: как ни крути, а без него у Бату ничего не получалось.

Весной 1235 года, когда «были возведены стены города Каракорум и строился дворец Ваньаньгун» [122] [12, с. 170], состоялся курултай, сутью которого было объявление войны… всему миру. Монгольские армии выступили против Кореи и империи Сун, в направлении Багдада и Закавказья, а главное, был объявлен общемонгольский поход на запад. «Это решение [123] было очень смелым — и самым фатальным в истории монгольской империи» [16, с. 278]. Несмотря на очевидные успехи в Китае, монголам не удалось быстро покорить Сун, война с ними затянется на десятилетия, и причиной этого, по мнению Дж. Уэзерфорда, является отсутствие там «единой точки приложения сил и помощи со стороны Субэдея» [16, с. 278]. Повторюсь, как ни крути, а без него теперь уже и у Угэдэя возникли проблемы… «А вот европейская кампания, несмотря на постоянную грызню между младшими чингизидами, принесла ошеломляющий военный успех» [16, С. 278].