Субэдэй. Всадник, покорявший вселенную

За Русью раскинулись королевства, лучшие воины которых прославились своими кровавыми подвигами в Святой земле и Византии, за Пиренеями и в Прибалтике. Псы-рыцари Папы Римского, распевавшие хоралы, славящие Бога, одновременно с тем сжигая заживо язычников и схизматиков, были ничем не лучше и не хуже свирепых псов Чингисхана в своем рвении к насилию, избиению и грабежу. Столкновение между Каракорумской и Римской псарнями становилось неизбежным, поэтому «разведка монголов, нити которой сходились у Субедея… успела протянуть свои щупальца далеко на запад. Через венецианцев Субедей был в сношениях с самыми разнообразными общественными слоями Европы и, по мнению подполковника Рэнка, сам папа не был для него недоступен» [7, с. 277]. Необходимо отметить, что Субэдэй был прекрасно осведомлен через своих юртаджи о состоянии дел в Западной Европе и еще в 1234–1235 годах во время курултаев, на которых решался вопрос о Великом походе, он располагал сведениями о боевых качествах воинов, с которыми монгольским батурам предстояло схватиться. Вот что посредством выступления Великого каана Угэдэя передает «Сокровенное сказание»:

«…народ там свирепый» [12, с. 309], «страшны они в неистовстве своем» [14, с. 219]. «Это — такие люди, которые в ярости принимают смерть, бросаясь на собственные мечи» [12, с. 309], «и, сказывают, их клинки остры» [14, с. 219]. Конечно же, авторы бессмертного сказания хотели подчеркнуть, что легкой прогулки по западным странам даже железным туменам, ведомым Субэдэем, не будет.

О каком же народе идет речь? Сразу следует отмести в сторону булгар и кипчаков, последних, кстати, Субэдэй еще в 1223 году называл «конюхами», и посему они никак не могут подпасть под разряд «свирепых». Но были в те времена на западе бесстрашные рубаки, о которых хронист XIII века [127] писал: «Подобно бешеным псам (курсив мой. — В. 3.) или волкам, они грызли собственные щиты; они были сильны, как медведи или вепри; они повергали врагов наземь, их не брали ни сталь, ни огонь» [49, с. 72]. Так кто же они? Ответ однозначный — «щитогрызцы», не кто иные, как берсеркеры — лучшие воины из скандинавов. Именно о них идет речь в повести, написанной в тысячах морских миль по прямой от фьордов Норвегии, Дании или Швеции. Вот так работала разведка Субэдэя! Были ли в тогдашней Европе ратоборцы, за редчайшим исключением, кроме норманнов, о которых упоминали бы источники, как готовых совершить акт суицида, бросаясь на собственные мечи, дабы избежать позора плена? Не было! «Вот и предпочитали воины кончить жизнь „почетным“ самоубийством, до последнего оставаясь свободными» [50, с. 480]. Конкурентами берсеркеров были батуры из армии Чингисхана. Еще раз вспомним того монгола, который убил себя, но не отдался пленившим его грузинам на пытки и растерзание.

Итак Субэдэй-багатур, великий да-цзян, прекрасно осведомленный о физической географии всей Европы, имевший под рукой ее тогдашнюю политическую каргу и знавший о том, что «свирепые» обитают где-то на берегах «последнего моря», прибыв в пределы улуса Джучи, начал подготовку всего предстоящего похода. Согласно повелению Угэдэя монгольские войска из разных частей империи стали прибывать в Дешт-и-Кипчак, предписание Великого каана выполнялось безоговорочно. Задачей Субэдэя в тот момент было не только правильно расположить тумены на исходных позициях, но и разделить некоторых царевичей по разным участкам фронта ввиду их взаимной неприязни, как, например, Бату и Бури.

По мере формирования общемонгольского войска на западном направлении в 30-х годах XIII столетия в среде ученых не утихает великий спор о его численности, и существует ряд прямо противоположных умозаключений на этот счет. Л. Н. Гумилев утверждал, что в составе монгольской армии насчитывалось «30–40 тысяч человек» [34, с. 116], но при этом необходимо помнить, что численность войск собственно улуса Джучи к тому времени составляла три-четыре, максимум 5 туменов, чего явно не хватало для осуществления грандиозных экспансионистских планов, задуманных еще Чингисханом. Э. Хара-Даван называл и другую цифру: «…военная сила… едва ли превышала 230 000…» [7, с. 278], а генерал-лейтенант М. И. Иванин, представитель русской исторической науки второй половины XIX века, допускал, что «Батыева рать достигала численности 600 000 человек…» [7, с. 2791. Очевидно, что последние две цифры представляются абсолютно завышенными, в то время как первая неимоверно занижена. Многочисленные исследования по данному вопросу за последние десятилетия сводят количественный состав всей монгольской армии к 120–150 тысячам воинов, с этими расчетами, скорее всего, и следует согласиться. Однако это не говорит о том, что все эти войска постоянно находились на каком-то одном участке. Кошуны в составах от двух до пяти туменов действовали на нескольких направлениях всего огромного фронта, как, впрочем, и отдельные корпуса и отряды в одну или несколько тысяч нукеров или более мелкие группы разведчиков в несколько сот всадников. Все они были рассыпаны на территориях площадью в несколько сотен тысяч и даже миллионов квадратных километров, поддерживали между собой постоянную связь и готовы были быстро соединиться перед решающей схваткой.

Субэдэй-багатур в то время давно уже вырос из положения командующего, который постоянно имел при себе крупное воинское соединение, в этом не было необходимости, так как вся степная армада находилась в его распоряжении. Он со своей «личной тысячью», которая могла достигать и двух, и пяти, и более тысяч отборных воинов, дефилировал от одной группы войск к другой. В разное время в разных ситуациях он мог быть рядом то с Гуюком, то с Мункэ, то с Бату или Бурундаем, а мог и находиться в своем вотчинном тумене, которым ведал Урянхатай, или же, погрузившись в раздумья или приболев (годы брали свое), довериться в ведении дел своей «тысячи» младшему из сыновей Кокэчу.

А пока что Субэдэй осенью 1235 года решал вопрос, на который нужно было получить скорейший ответ. Какую из противоборствующих сторон и на каких основаниях поддержат башкиры?

Глава третья. Гроза с востока

Неотъемлемой частью Великого западного похода является принуждение к союзу с монголами башкир, пройти мимо которых и оставить в тылу их непокоренные, свободолюбивые племена захватчики не могли. Следует сказать, что само завоевание монголами земель, населенных башкирами, затянулось на несколько десятилетий. Первое столкновение, а вернее сказать, соприкосновение между ними произошло еще в 1207 году во время похода царевича Джучи против «лесных народов» [14, с. 190] где-то на среднем Иртыше, после чего «башкирды», как именует башкир Казвини [38, с. 274] присутствуют практически во всех списках народов, подлежащих покорению. Вторая встреча башкир и монголов, скорее всего, относится к 1216 году, ко времени похода Субэдэя в пределы Дешт-и-Кипчак, когда он с Джучи и Тохучаром преследовал меркитов. Прошло еще несколько лет, и вот в период хорезмийской кампании Чингисхана и Великого рейда Субэдэя — Джэбэ, т. е. в 1220–1223 годах, башкиры почувствовали в полной мере прямое непрекращающееся давление со стороны алчущих новых жизненных пространств пришельцев с востока, но опять же, это были столкновения на границах.

Полномасштабное начало завоевания Башкирии следует отнести к 1229 году [51, с. 42], когда Субэдэй возглавлял так называемую вторую волну монгольского нашествия, хлынувшего в Восточную Европу [8, с. 174]. После того как он был отозван Угэдэем на войну в Китае, непрекращающиеся боевые действия против булгар и башкир вели Кукдай и джучиды. Надо полагать, что очевидных успехов в той войне не было, так как источники вообще не упоминают о каких-либо победах. Башкиры сопротивлялись, что побудило монгольских владетелей и полководцев начать переговоры с неподдающимися племенами и не с целью, чтобы впоследствии обмануть, как это было с половцами в 1222 году или сунами в 1234-м, а принять их в состав державы на приемлемых для обеих сторон условиях, как, например, ойратов в 1208-м или уйгуров в 1211 году [12, с. 148–149].