Война в Малой Азии в 1877 году: очерки очевидца.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Бой 13 августа

После дела 6 августа, лагерная жизнь в Кюрюк-Дара и Башкадыкларе начала входить в обычную колею, под которой в последние два месяца мы привыкли разуметь выжидательное, пассивное положение наше в виду неприятеля. Рекогносцировка с потерями, рекогносцировка без потерь, сторожевая служба, ложные сведения и тревоги по поводу готовящегося, будто бы, ночного нападения турок, штабные сплетни и мелкие интриги, пересуды и скука, незнание как убить время и мечтания о скором заключении мира — вот, в общих чертах, характеристика этой жизни. Изредка небольшие аванпостные стычки нарушали на минуту это однообразное, тоскливое прозябание.

8 августа на долю главных сил корпуса снова досталось небольшое развлечение. Ночью около Суботана драгунский Нижегородский полк ловко отрезал турецкий аванпост. Одни были перерублены, другие взяты в штыки, в том числе офицер. По странной случайности, несмотря на незначительность этой передовой стычки, два офицера Нижегородского полка были контужены: оба эскадронные командиры — де Витте и Чернышев. Помню, как еще в конце июля Чернышев желал большого кавалерийского дела. «В большом деле ничего и пострадать; знаешь, по крайней мере, за что; несноснее всего это маленькие стычки, в которых погиб бедный майор Гоппе». Так говорил капитан Чернышев и, как нарочно, через несколько дней ему пришлось пострадать в маленьком деле. Он находится теперь в госпитале в Александрополе, так как полученная им контузия в ногу оказалась довольно сильной. Надеются, что он вскоре в состоянии будет возвратиться к своему молодецкому эскадрону.

После 8 августа опять наступило затишье. Войска занимали прежние позиции, частью в Кюрюк-Дара, частью впереди Башкадыклара. Слухи о готовящемся, будто бы, ночном нападении турок снова возобновились, но им почти никто не верил. Как я уже говорил, напрасные тревоги и преувеличенные опасения порождают обыкновенно беспечность. Признаки этой беспечности заметны были еще до отъезда моего в эриванский отряд. Она, как видно, развилась еще более после 6 августа.

С 12 августа необходимо было еще тщательнее «беречь Кизилтапу». У нас в то время были в полном ходу те соображения, благодаря которым центр тяжести военных действий перенесен был в эриванский отряд и все внимание сосредоточено было на операциях против Измаила-паши. Между тем генерал Тергукасов не решался перейти в наступление, несмотря на полученное им весьма значительное подкрепление из главных сил отряда: три пехотных, три кавалерийских полка и соответственное число артиллерии. Преследуя тот же план, решено было послать в эриванский отряд еще одну бригаду пехоты. Из Главной квартиры, находившейся в Александрополе, получено приказание отправить в распоряжение генерала Тергукасова сводную бригаду, из Елизаветпольского полка 39-й пехотной дивизии (последний полк этой дивизии, остававшийся еще в главных силах) и Абхазского полка 40-й дивизии, с полевой и горной батареями под начальством генерал-лейтенанта Девеля. Отряд генерала Девеля выступил из Башкадыклара 11 августа, в 5 часов вечера.

В тот же день получено было через лазутчиков извещение, что турки предполагают сделать внезапное нападение на Кизилтапу и вообще на наш левый фланг. В это время в башкадыкларском лагере оставалось только пять батальонов пехоты (три батальона Имеретинского и два батальона Владикавказского полков) и кавалерия. Командующий корпусом вытребовал из Башкадыклара начальника штаба в отряд князя Чавчавадзе, полковника Маламу и лично передал ему распоряжения на случай, если турки, действительно, попробуют сделать нападение. Между прочим, приказано было занять Кизилтапу двумя батальонами владикавказцев и девятифунтовой батареей подполковника Мусхелова. Эти части должны были усилить обыкновенное прикрытие на Кизилтапе, состоявшее на этот раз из одного батальона Имеретинского полка. Владикавказские батальоны и батарея подполковника Мусхелова уж не раз были в делах; они, что называется, обстреляны, почему, вероятно, и были предпочтены в этом случае имеретинцам, только недавно пришедшим из России.

Уж добрая часть ночи с 12 на 13 августа прошла спокойно, как вдруг со стороны Башкадыклара послышались ружейные выстрелы: перестрелка становилась все сильнее и сильнее. В кюрюкдарском лагере все всполошились. Еще раньше, в июле, на случай ночной тревоги сделано было особое распоряжение во избежание сумятицы. Войска немедленно поднялись и стали в ружье. Ближе расположенная к Караялу [9], а следовательно, и к Башкадыклару, вторая гренадерская бригада была двинута вперед; вышел также отряд г-на Комарова, произведенного уже в генералы. Остальные войска выжидали, пока разъяснится, в чем дело. Было еще темно. Генералу Комарову приказано было обогнуть Караял и действовать по обстоятельствам. Гренадерская бригада, состоящая из Тифлисского и Мингрельского полков, с одной батареей, шла правее отряда г-на Комарова, имея направление на. Суботан и Хаджи-Вали. Из башкадыкларского лагеря пришло известие, что Кизилтапа занята турками, и что неприятель обстреливает оттуда наше лагерное расположение.

Вот что случилось, судя по тем сведениям, которые мне удалось собрать. Турки, без сомнения, немедленно узнали, что отряд генерала Девеля ушел и что в Башкадыкларе остается сравнительно незначительное число войск. Они знали также хорошо, что Кизилтапа охраняется одним только батальоном и что гора эта не вооружена батареями. Распуская ложные слухи, будто часть войск, расположенных на Аладже и около Визинкея, отправляется на усиление отряда Измаила-паши, они рассчитывали воспользоваться ослаблением наших главных сил или для того, чтоб отбросить их совершенно к Александрополю, или же чтоб приобрести, по крайней мере, свободу в выборе новой, более удобной по времени года позиции. Известно, что корпус Мухтара-паши: занимал высоты, на которых войскам было бы: слишком холодно оставаться в осеннее время. Уже давно говорили, что в турецком лагере господствуют болезни благодаря невыгодным их позициям в санитарном отношении. Войскам Мухтара-паши приходилось спуститься с их укрепленных и природой, и искусством высот. Вопрос заключался в том, отойти ли с этой целью назад, к Карсу, или же избрать позицию впереди Аладжи; в первом случае без боя открывалась дорога нашему наступлению, во втором необходимо было рискнуть на сражение. Чтоб отодвинуть нас назад, особенно от правого фланга, который в таком случай почти охватывался нашим отрядом в Башкадыкларе, причем опорным пунктом служила находившаяся в наших руках Кизилтапа, Мухтар-паша решился выполнить второй план. По странному стечению обстоятельств, те соображения, которые руководили в то время нашими действиями, как раз совпадали с намерениями Мухтара-паши: мы желали удержать турецкие войска на Аладже, чтоб тем временем, усилив отряд генерала Тергукасова, разбить Измаила-пашу; с этой целью сделана была даже «диверсия» 6 августа; турецкий главнокомандующий, в свой очередь, как видно, ничего другого не хотел, как удержать свои войска против ваших главных сил и накинуться на них в тот момент, когда они будут ослаблены отражением пяти полков пехоты и трех полков кавалерии в эриванский отряд.

Начальник штаба в башкадыкларском отряде, полковник Малама, возвратился в авангардный лагерь вечером. Туда же приказано было отправиться полковнику Романовичу, чтоб принять начальство над частью войск, назначенных для охраны Кизилтапы. Было уже темно, когда два батальона Владикавказского полка (38-й пехотной дивизии) и девятифунтовая батарея 39-й артиллерийской бригады изготовились для занятия указанного им поста. В виду позднего времени и тех неудобств, которые представлялись при подъеме орудий ночью и со стороны, обращенной к неприятелю, командир 3-й батареи, подполковник Мусхелов, отправился доложить об этом начальнику отряда, генерал-лейтенанту князю Чавчавадзе, предлагая отложить занятие Кизилтапы до рассвета. Князь Чавчавадзе, как передают, согласился.