И дух наш молод

Речь Ленина привела в смятение руководителей соглашательских партий, вопреки воле которых она оказалась в центре внимания участников съезда Советов. Одни делегаты речь одобряли, другие кое-какие пункты оспаривали, третьи выступали против, клеветали на Ленина, на партию большевиков. Одно было бесспорно: после речи Ленина до неузнаваемости изменилось настроение многих делегатов съезда, особенно беспартийных.

Второй раз Владимир Ильич выступил на съезде 9 июня. В своей речи о войне он разоблачил предательскую политику Временного правительства и лидеров соглашательских партий, за спиной народа готовящих новое наступление на фронте. Эта война, говорил Ильич, ведется только в интересах буржуазии, помещиков, она "есть продолжение буржуазной политики и ничего больше".

Речь Ленина давала четкий и ясный ответ на вопрос, который волновал тогда весь народ: "Как можно выйти из войны?"

"...Выход из этой войны только в революции. Поддерживайте революцию угнетенных капиталистами классов, - призывал Ильич, - свергайте класс капиталистов в своей стране и тем давайте пример другим странам. Только в этом социализм. Только в этом борьба с войной. Все остальное - посулы или фразы, или невинные добрые пожелания"{80}.

Сильную реакцию в зале вызвала заключительная часть речи. Ленин привел цитату из напечатанного в "Социал-демократе"{81} и "Правде" письма крестьянина, излагающего программу большевиков, как он ее понимает, и свое отношение к ней:

"Нужно побольше напирать на буржуазию, чтобы она лопалась по всем швам. Тогда война кончится. Но если не так сильно будем напирать на буржуазию, то скверно будет"{82}.

Эсеро-меньшевистский президиум съезда не мог не почувствовать, какое впечатление на рядовых делегатов съезда произвели выступления Ленина. И чтобы как-то отвлечь внимание делегатов, приглушить, развеять влияние ленинских речей, президиум стал выпускать на трибуну одного за другим главных своих ораторов: Чернова, Скобелева, Керенского.

Последний больше всех юродствовал, то становясь в позу Наполеона, то истерически стуча кулаком в грудь и чуть не плача. Подстриженный под ежик, бледный, в наглухо застегнутом френче. Рука на черной повязке. Он в который раз обвиняет большевиков в подстрекательстве, измене, в стремлении вызвать в России стихийную волну разрушений и погромов, раскрыть фронт перед "сплоченными полками железного кулака Вильгельма".

На трибуне прапорщик-фронтовик. Усталое лицо, горящие глаза, коренастый, одет в офицерский китель. Когда он появился на трибуне, произнес первые слова, на всех повеяло грозным дыханием окопов. Таким я впервые увидел делегата от Юго-Западного фронта большевика Н. В. Крыленко. Он говорил о том, что солдаты не хотят больше воевать во имя интересов союзнической и русской буржуазии, а господа соглашатели, меньшевистско-эсеровские представители Исполкома, не считаясь с волей народа, предавая его, предлагают продолжать политику торговли мясом и кровью русского солдата, начатую царским самодержавием. Массы окопных солдат, продолжал он, ставят вопрос прямо: или буржуазия, или народ; либо война, либо мир.

- Вот это прапорщик! - восхищался мой сосед, высокий армеец. - Сроду не слыхал, чтобы офицер так за нашего брата стоял.

Как ни старались краснобаи-ораторы из соглашательских партий, прежнего "единодушия" на съезде уже не было. Тем большую активность закулисных дел мастера развернули во время перерывов. После соответствующей обработки и промывания мозгов рядовых делегатов в кулуарах и на заседаниях своих фракций соглашателям удалось протащить с разными поправками свои резолюции о доверии Временному правительству и поддержке готовящегося наступления на фронте.

Авторитет Ленина среди рядовых делегатов съезда рос не по дням, а по часам. Стоило ему во время перерыва появиться в коридоре в одной из классных комнат (со следами-пятнами от снятых царских портретов), где отдыхали, наскоро закусывали делегаты, - и его тут же прочно брали в "плен". Впрочем, от такого плена он не бегал. Наоборот, как мне казалось, шел ему навстречу.

Я был свидетелем одного такого разговора с уральцами. Рядом с Лениным шел Я. М. Свердлов. Они о чем-то оживленно беседовали, когда их остановили делегаты с Урала. У товарища Андрея (партийная кличка Я. М. Свердлова) сразу нашлись знакомые по подполью. Завязался разговор. Заметив Ильича, к группе присоединились три делегата-фронтовика. Среди них, мы были с ним вместе, и мой знакомый высокий армеец.

Разговор шел сначала в коридоре, затем - в классе. Ленин сказал, что охотно ответит на все вопросы делегатов, но сначала сам хотел бы расспросить их кое о чем.

Ильича интересовало настроение солдат в глубоком тылу и на фронте, в какой форме и по чьей инициативе происходит братание. Какой выход из войны видят солдаты.

Уральцев Ленин попросил поподробней рассказать о рабочем самоуправлении и контроле, о связях между большевистскими организациями разных городов и заводов Урала, о влиянии соглашательских партий на рабочих.

Кто-то из уральцев посетовал, что меньшевики и эсеры, захватив власть в Советах, кое-где заметно увеличили свои ряды за счет рабочих-аристократов, буржуйских холуев.

- Вы их, - переспросил Ильич, - и у себя так обзываете? Не советую. Отмахиваться от рабочих высокой квалификации нам не с руки. Капиталисты - из тех, кто поумнее, - перетягивали их на свою сторону более высокой зарплатой, привилегиями. Пусть это вас не смущает, нужно бороться за каждого. Люди эти, как правило, грамотные, смекалистые, авторитетные среди рабочих. Их опыт, умение, знание в будущем, возможно в очень скором, нам крепко пригодятся. Надо бить на рабочую сознательность, на пролетарскую солидарность. Помнить, что эти люди, подкупленные или обманутые, прежде всего - рабочие. Их не отпугивать надо, не спешить с ярлыками, а терпеливо будить рабочую совесть, разъяснять, просвещать.

Обернувшись к делегатам-фронтовикам, Владимир Ильич подчеркнул: все то, что было им сказано о рабочих, касается и армии. Надо постоянно помнить о колеблющейся прослойке. А таких много среди младшего командного состава (унтер-офицеры, писари), георгиевских кавалеров. Не толкать их в объятия врагов революции, соглашателей, а привлекать путем убеждения на свою сторону.

К Владимиру Ильичу в дни съезда тянулись не только делегаты большевистской фракции. Часто останавливали его и беспартийные - рабочие, солдаты, рядовые члены партии меньшевиков и эсеров. Владимир Ильич внимательно выслушивал их аргументы, терпеливо отвечал на заковыристые вопросы, невольно давая всем нам наглядный и памятный урок.

За работой съезда внимательно, с надеждой следил весь трудовой народ. Острая дискуссионная борьба вырвалась из зала заседаний на улицы Петрограда. Волновались рабочие: снабжение шло из рук вон плохо; фабриканты, заводчики на каждом шагу саботировали решения Советов. Не прекращалось брожение в частях. Шли усиленные слухи о предстоящей отправке "ненадежных" полков на фронт, о готовящемся наступлении.

- На съезд надежды нет, - говорили в казармах, в заводских цехах.

- Уже ясно, чьи интересы он защищает.

Съезд поддержал распоряжение Временного правительства о выселении с дачи Дурново{83}, согласился с политикой министров по вопросу о войне.

Рабочие и солдаты остро почувствовали лживость и лицемерие эсеро-меньшевистских речей на I съезде Советов. Они поняли, что съезд не решит коренных вопросов революции и не удовлетворит насущных требований пролетариата, не разрешит и острого конфликта рабочих с предпринимателями. И общим выводом всех было: надеяться надо только на самих себя, на свои силы и организованность. Волнения нарастали с каждым днем. 8 июня забастовали рабочие уже 28 заводов столицы. Пролетариат, многие полки Петроградского гарнизона рвались на улицу. Волнение грозило вылиться в стихийную демонстрацию.

С большим трудом большевики, руководители заводских комитетов, мы агитаторы - сдерживали напор рабочих.