«Если мир обрушится на нашу Республику»: Советское общество и внешняя угроза в 1920-1940-е гг.

В этих словах отразились реальные события — появление Венгерской и Баварской советских республик. Но подобные представления часто экстраполировались и на будущее:

В результате возникли и прочно утвердились в массовом сознании соответствующие иллюзии, которые впоследствии мучительно изживались в годы Второй мировой войны. В том же 1927 г. достаточно типичными были такие высказывания: «Пусть Англия идет на нас воевать, а пока рабочие и крестьяне Англии сбросят свое правительство, как было в Германии» ^{539}.

Впрочем, советское руководство уже в середине 30-х годов, несмотря на заверения пропаганды о приближающейся победе революции в странах Запада, охваченных тяжелым кризисом, все более испытывало скептицизм относительно ее ближайших перспектив. Еще в 1932 г. М.И. Калинин оптимистично утверждал: «Стабилизация [капитализма — авт.] оказалась короче, чем можно было ожидать: накопление революционной энергии идет бешеным темпом, и события, как разбушевавшаяся волна, вновь одно набегает на другое» ^{540}. Но уже в марте 1934 г. тот же Калинин, выступая перед делегацией иностранных рабочих, заявил буквально следующее: «Можете рассказать и то, что я вам сейчас рассказал открыто перед всеми. Калинин сказал, что им [пролетариям Запада — авт.] не хочется ставить свои головы на баррикады, им хочется миром завоевать власть, как-нибудь обойти буржуазию» ^{541}.

Постепенно у советской политической элиты исчезали и иллюзии относительно масштабов поддержки со стороны западного пролетариата в случае войны против СССР. Если в 1930 г., в обстановке мирового экономического кризиса С.М. Киров записывал: «Союзники наши вне СССР с каждым днем увеличиваются, ибо видят пример и выход в социалистической революции» ^{542}, то уже в 1933 г. в черновых записях М.И. Калинина содержится следующее любопытное признание: «Пролетарии Запада нас поддерживают, но слабо» ^{543}. Он же, выступая перед членами иностранных рабочих делегаций, прибывших в Москву на празднование 1 мая 1934 г., заявил: «Мы каждый день ждем нападения от буржуазии, в первую очередь английской, мы не уверены, что английский пролетариат наденет намордник на буржуазию» ^{544}. Еще более откровенно он высказался на подобной встрече в ноябре того же года: «Товарищи, я не знаю, ведь вы же разумные люди, ведь вы же должны понять, что против Советского Союза ощетинился весь буржуазный мир… Ведь мы же не можем надеяться, что вы нас поддержите. Что вы нам сочувствуете, что вы, так сказать, морально будете поддерживать — в этом я не сомневаюсь, но ведь ваше моральное сочувствие имеет очень малое значение…» ^{545}

Международная обстановка обострялась, и вопрос о союзниках приобрел особое значение. Однако, по мнению советского руководства, страны Запада как таковые могли выступать в качестве полноценных союзников СССР лишь в одном случае — в случае победы там социалистической революции. В тезисах доклада Г.Е. Зиновьева на Пленуме ЦК РКП 22 сентября 1923 г. говорилось, что в случае советизации Германии «союз советской Германии и СССР в ближайшее же время представит собой могучую хозяйственную силу… Союз советской Германии и СССР представит собою не менее могучую военную базу. Общими силами обе республики в сравнительно короткое время сумеют создать такое ядро военных сил, которое обеспечит независимость обеих республик от каких бы то ни было посягательств мирового империализма…» ^{546}

Однако после неудачной попытки «подтолкнуть» революцию в Германии, надежд на скорую советизацию Европы не было, и в будущей европейской войне союзниками могли быть только капиталистические страны. В опубликованной в начале 20-х годов брошюре И.И. Вацетиса предполагалось, что в будущей войне столкнутся два блока — Великобритания, Франция, Япония и Америка, с одной стороны, и Россия, Германия, Австрия (страны, оказавшиеся после мировой войны в состоянии внешнеполитической изоляции) — с другой ^{547}. Но уже к концу 1920-х гг. ситуация в Европе изменилась, и в опубликованном в 1928 г. исследовании в число потенциальных противников СССР были включены практически все западные страны, за исключением традиционно нейтральных Швейцарии и Швеции, а в качестве потенциальных союзников выступали лишь Китай и колониальные владения ^{548}. После поражения китайской революции и конфликта на КВЖД в 1929 г. и Китай был исключен из списка возможных союзников.

В результате при разработке планов на 2-ю пятилетку была поставлена задача «обеспечить Красной армии возможность вести борьбу с любой коалицией мировых капиталистических держав и нанести им сокрушительное поражение, если они нападут на СССР [курсив мой — авт.]» ^{549}. Даже страны Восточной Европы воспринимались в первую очередь как потенциальные противники.

И после прихода нацистов к власти в Германии и подписания в мае 1935 г. советско-французского и советско-чехословацкого договоров о взаимопомощи ни в пропаганде, ни в общественном сознании эти страны почти не фигурировали в качестве союзников. Конечно, сам факт подписания подобных договоров произвел позитивное впечатление на общественность. Так, 15 мая 1935 г. прибывшему в Москву для подписания соглашения о взаимопомощи министру иностранных дел Франции П. Лавалю публика, присутствовавшая в Большом театре, устроила «восторженную овацию» ^{550}. Но постепенно эти первоначальные впечатления, ничем не подкрепленные, развеялись практически без следа. В марте 1938 г. академик В.И. Вернадский записал в своем дневнике: «Агитаторы в домовых собраниях указывают, что, конечно, договоры есть с Чехословакией и Францией, но Сталин считает, что больше всего дорога жизнь людей и договоры можно толковать иначе» ^{551}. Таким образом, союз с Францией и Чехословакией не достиг цели в военно-дипломатическом отношении и почти не оставил следа в массовом сознании ^{552}.

Если политическая элита не доверяла потенциальным союзникам из соображений в первую очередь идеологических, то военная элита весьма критически относилась к боеспособности западных армий, чему есть ряд свидетельств. В частности, командарм 2-го ранга А.И. Седякин, занимавший в разное время посты начальника Управления ПВО РККА, заместителя начальника Генштаба, командующего ПВО Бакинского района, вернувшись из поездки во Францию в 1935 г., заявил, что на маневрах «находился рядом с Гамеленом и другими генералами, и я чувствовал, что мне нечему у них учится, а они, несомненно, чувствовали наше военное превосходство» ^{553}. Впрочем, и советские дипломаты скептически относились к идее союза с Западом, исходя из своих представлений о настроениях западной политической элиты. И все эти настроения, бытовавшие «наверху», проникали по различным каналам в массовое сознание.