Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди

27 августа в Москве состоялся суд над двумя активными диссидентами Петром Якиром (сын знаменитого командарма И. Якира, расстрелянного по "делу Тухачевского" в 1937 году) и Виктором Красиным. Их арестовали в прошлом году, в течение нескольких месяцев подвергали систематической психологической обработке, которая принесла результат: еще во время следствия оба они полностью признали свою вину, раскаялись перед властями и дали показания против многих участников правозащитного движения в СССР. Вспоминает В. Красин:

"Наступил день суда. В зале моя мать. Жена и дочь Якира. Из друзей же никого (все друзья от них отвернулись, поскольку во время следствия Якир и Красин сдали КГБ несколько диссидентов. — Ф.-Р.). Не допустили даже близко к суду иностранных корреспондентов. Их машины останавливали в полукилометре от здания суда.

Суд начался. Зачитали обвинительное заключение. "Признаете ли себя виновным?" — спрашивает судья. Сначала Петра. Он встает: "Да, признаю". — "Полностью или частично?" — "Полностью". Я повторяю те же ответы…

Судья и прокурор имеют четкие указания: дело не затягивать, уложиться в два-три дня, а надо еще и свидетелей допросить. Нам жестких вопросов не задавать — спускать все, так сказать, на тормозах. Они это и делают. Наш судебный допрос занял, по существу, один день. На следующий день уточнялись какие-то детали…"

27-28 августа в Москве пасмурно, идут дожди. По случаю непогоды были отменены съемки фильма "Романс о влюбленных", которые ведет в одном из столичных дворов неподалеку от улицы Воровского Андрей Михалков-Кончаловский. А перед этим был снят эпизод проводов в армию Сергея. Актер Евгений Киндинов, играющий эту роль, плохо себя чувствовал — подхватил на губах какую-то лихорадку, но сцену отыграл темпераментно: яростно бил по струнам гитары и пел песню "Ох, загулял, загулял, мальчишка, да парень молодой…"

Пока у Кончаловского был простой, у Эльдара Рязанова в Риме — самый разгар работы. В эти два дня (27–28 августа) снимали эпизод в клинике с участием Евгения Евстигнеева. Актеру нужно было срочно вылетать в Москву — во МХАТе открывался сезон "Сталеварами", где у него не было замены, поэтому снимать решили с его сцен. Не обошлось без сложностей. Рязанов просил выделить для массовки 200 человек, но итальянцы уперлись на цифре 50. Рязанов стал грозить новой забастовкой и сумел-таки сторговаться на цифре 120. Но проблемы на этом не закончились.

Больницу снимали в четырехэтажном здании бывшей лечебницы, которая вот уже несколько месяцев пустовала. Вывески на здании никакой не было, и Рязанов попросил итальянцев это дело уладить — повесить на фасад табличку "Ospedale" ("Госпиталь"). Но те его просьбу проигнорировали, хотя заняло бы это минут 15. Рязанов вновь проявил принципиальность, заявил: "Снимать не буду! Моя просьба — не каприз. Вывеска необходима для элементарного обозначения места действия. В нашей стране, если бы не выполнили указание режиссера, я снимать бы не стал". На что организатор производства адвокат Тоддини ответил оскорблением: "А я чихал на твою страну!". Рязанов в ответ собрался было заехать ему по фейсу, но вовремя сдержался. Зато словесно припечатал, дай бог.

На съемочную площадку опять вызвали Луиджи Де Лаурентиса. Он отдал распоряжение повесить вывеску и попросил Тоддини извиниться перед гостями. Первое его распоряжение было выполнено сразу, второе — лишь спустя несколько дней.

Теперь из Рима вновь перенесемся в Москву. В среду, 29 августа, главная газета страны "Правда" начала атаку на академика Андрея Сахарова. Как мы помним, 16 августа того вызвали в союзную прокуратуру и предупредили, чтобы он прекратил встречаться с иностранными корреспондентами и раздавать интервью в защиту диссидентов. Но Сахаров эту просьбу проигнорировал и уже через пару дней бросил властям вызов: собрал у себя дома пресс-конференцию для зарубежных журналистов. Власти приняли этот вызов. 29 августа в "Правде" появилось письмо членов Академии наук СССР, которое подписали 40 видных академиков. В нем говорилось:

"В последние годы академик А.Д. Сахаров отошел от активной научной деятельности и выступил с рядом заявлений, порочащих государственный строй, внешнюю и внутреннюю политику Советского Союза. Недавно в интервью, данном им зарубежным корреспондентам в Москве и опубликованном в западной печати, он дошел до того, что выступил против политики Советского Союза на разрядку международной напряженности и закрепление тех позитивных сдвигов, которые произошли во всем мире за последнее время.

Эти заявления, глубоко чуждые интересам всех прогрессивных людей, А.Д. Сахаров пытается оправдать грубым искажением советской действительности и вымышленными упреками в отношении социалистического строя… Мы выражаем свое возмущение заявлениями академика А.Д. Сахарова и решительно осуждаем его деятельность, порочащую честь и достоинство советского ученого. Мы надеемся, что академик Сахаров задумается над своими действиями".

Самого Сахарова в те дни в Москве не было — он с женой и приемным сыном Алексеем был на отдыхе в Армении. Но газета с публикацией нашла его и там. Вот как он сам описывает это:

"Утром Люся (Е. Боннэр. — Ф.Р.) достала газету, и мы своими глазами увидели печально-знаменитое заявление 40 академиков во главе с президентом Келдышем. Потом мне рассказывали разные истории, касавшиеся сбора подписей под этим письмом. Некоторые из подписавших объясняли свою подпись тем, что они считали (им "разъяснили"), что подобное письмо — единственный способ спасти меня от ареста. Капица, как я слышал, отказался подписывать. Зельдовичу не предлагали. Академик Александров (будущий президент) уклонился от подписи. Когда ему позвонили домой с предложением присоединиться к письму, кто-то из домашних сказал:

— Анатолий Петрович не может подойти, у него запой.

Причина вполне в народном духе. Но, может, это байка. Некоторые из подписавших тяжело переживали свой поступок, у некоторых возник тяжелый конфликт с детьми.

Мы поняли, что дело очень серьезно, но решили не менять своих планов. К слову сказать, у нас не было трудностей с билетами — книжка Героя Социалистического Труда еще вполне действовала вплоть до января 1980 года. Из Еревана мы перебрались в Батуми; там на пляже услышали, как соседи обсуждают вслух что-то про отщепенца Сахарова…"

29 августа еще в одной столичной газете была опубликована заметка, имевшая пусть меньший, но все же определенный резонанс в обществе. Речь в ней шла не о политике, а об элементарной человеческой жалости к братьям нашим меньшим. Я имею в виду заметку Б. Яковлева "Трое на балконе", напечатанную в "Вечерней Москве". Суть ее в следующем.

На Троицкой улице строился 12-этажный дом. Однажды после смены трое строителей решили развлечься. Хлеб, оставшийся у них с обеда, они накрошили на крышу соседней котельной, залитую горячим варом. Расчет был прост: воробьи и голуби клюнут на приманку и намертво приклеятся к крыше. Вот смеху-то будет! Так оно и вышло: птицы стали слетаться к кормушке, а взлететь не могут. А трое дебилов знай себе гогочут. На шум из соседних окон стали выглядывать люди. Стали они совестить строителей, но те и ухом не ведут: крошат себе и крошат хлеб, заманивая новые жертвы. В конце концов нашлись смельчаки, которые вышли из своих квартир и бросились на помощь птицам. Из одиннадцати пернатых спасти удалось девять, два воробья погибли. У многих спасенных клювы были залеплены смолой, все перышки, лапки — сплошная смола. Спасителям пришлось до глубокой ночи очищать их от вара с помощью бензина, а где он был бессилен, приходилось вырезать перья.

На следующий день жильцы отнесли письмо-жалобу в монтажное управление № 8 3-го домостроительного комбината с просьбой наказать виновных в столь бесчеловечном поступке. Коллективная жалоба возымела действие: двоим живодерам был объявлен общественный выговор, третий был оштрафован. Да еще "Вечерка" их на весь город ославила.