Окаянное время. Россия в XVII—XVIII веках

Швеция действительно уступала России права на территорию Лифляндии, Эстляндии и часть Карелии. Но за эти земли Россия должна была заплатить «побежденным» шведам огромную контрибуцию — 2 миллиона таллеров, или более 50 тонн чистого серебра. Кроме того, Швеция получала право ежегодно вывозить из России зерна беспошлинно на сумму 50 000 рублей, а секретное соглашение к договору увеличивало эту сумму еще на 100 000 рублей.

В стоимость петровской «победы» необходимо также включить все экономические расходы, буквально разорившие страну, загубленные человеческие жизни. Итоги военной авантюры Петра подвел в свое время В.О. Ключевский: «Упадок переутомленных платежных и нравственных сил народа… едва ли окупился бы, если бы Петр завоевал не только Ингрию с Ливонией, но и всю Швецию, даже пять Швеции» ^{87}.

Экономика России не испытывала никакой потребности в наличии портов на Балтике, а общий упадок хозяйственной деятельности в ходе войны сделал эти территориальные приобретения совершено ненужными. Вся внешняя торговля совершалась через Архангельск, который прекрасно справлялся со своей задачей еще и в 20-х годах XVIII века. Только принудительные меры правительства фактически насильно перенесли центр российской внешней торговли в Петербург.

Если бы те колоссальные усилия и затраты, которые были сделаны на войну за бесплодные болота Карелии, оказались направлены на развитие отечественной промышленности и сельского хозяйства, положительные результаты роста экономики сами собой, в случае необходимости, поставили бы вопрос о новых местах сбыта произведенных товаров. В конце концов, для того, чтобы купить часть побережья, у России тогда нашлись бы средства без необходимости уничтожения миллионов своих жителей.

Но урон, нанесенный военной и прочей деятельностью Петра, был столь сильным, что еще много времени спустя российская экономика находилась в кризисе, а потом еще долго залечивала его последствия. Экспорт России на протяжении всего восемнадцатого столетия состоял почти исключительно из самых примитивных товаров, сельскохозяйственного и производственного сырья. Свиная щетина, пенька и лен — вот чем торговали в купленных столь дорогой ценой петровских гаванях.

Вплоть до второй половины XIX века в стране так и не возникло развитой промышленности. И причина этого заключена во внутренней социальной и экономической политике Петра Первого. Дело в том, что в основание промышленного производства «великим» преобразователем был заложен принцип рабского труда, который отбрасывал российскую экономику далеко назад по сравнению с европейскими странами.

Большинство рабочих на вновь создаваемых предприятиях были крепостными крестьянами. Указ 1721 года разрешал не только дворянам, но и купцам и фабрикантам покупать деревни с крестьянами для обслуживания производства. Работа на фабриках для крепостных была обязательной. Заработная плата им, как правило, не выплачивалась, и они работали за еду. А в некоторых случаях предприимчивые рабовладельцы заставляли своих рабочих еще и держать небольшие огороды, чтобы кормиться самостоятельно и не «проедать» хозяйского хлеба.

Крепостной рабский труд преобладал в российской промышленности до середины XIX столетия. Доля вольнонаемных рабочих всегда была крайне низкой, но важно помнить, что из этого числа «вольнонаемных» — большинство также было крепостными людьми, нанявшимися на фабрику для того, чтобы заработать оброк своему помещику.

Однако и окончание Северной войны не только не принесло облегчения, но повлекло за собой новые тяготы для народа. Встал вопрос о том, куда девать армию и на какие средства ее содержать. Поступили просто — за каждым полком закрепили определенный уезд, крестьяне которого должны были кормить и одевать солдат. Размещался полк здесь же, в уезде, и солдаты по совместительству выполняли роль полицейских надзирателей над населением. На практике появление военных частей в самой гуще мирного населения обернулось конфликтами, насилием со стороны солдат и офицеров по отношению к крестьянам, их семьям и имуществу, неконтролируемыми поборами. Офицеры относились к местным крестьянам как к собственным крепостным, с той только разницей, что не имели совершенно никаких причин щадить их, и злоупотребления доходили до такой степени, что сами помещики уезда уже не имели власти в собственных имениях. Получалось, что петровская армия оккупировала Россию, и разоренным униженным жителям оставалось только гадать, не легче бы им пришлось в случае победы шведов?

Но не только варварский способ расквартирования армии — вся внутренняя политика Петра и была оккупацией, самым настоящим насилием над национальными, религиозными чувствами людей, их собственностью и самой жизнью.

Прежние нормы отношений власти и общества, а также внутри самого общества были не только не симпатичны Петру, они были смертельно опасны и неприемлемы для него, потому что несовместимы с новыми социальными отношениями, с новым типом власти. Сломав старую традицию общественных отношений, прежнюю систему духовных ценностей, Петр должен был ополчиться и на старину, их породившую.

Все русское, национальное, традиционное попадает при Петре под прямой запрет и подвергается преследованию. В 1700 году, как раз в ознаменование Нового года, под барабанный бой на улицах и площадях был вывешен царский указ, предписывавший всем жителям не позднее чем к Масленице переодеться в иноземное платье, а русской одежды не носить.

Через год мысль реформатора была конкретизирована: мужчины должны были носить верхнее платье саксонское и французское, а исподнее, камзолы, штаны, шапки, а также обувь — сапоги, башмаки — немецкие; женщинам предписаны были шапки, юбки и башмаки тоже немецкого образца. Для надлежащего выполнения предписания у городских ворот стояли караулы, следившие за тем, во что одеты обыватели. За ношение русской традиционной одежды штрафовали, а саму одежду здесь же у всех на глазах демонстративно резали и разрывали на куски.

Еще раньше вне закона оказалась борода. Только вернувшись из заграничного путешествия в августе 1698 года, Петр в Преображенском устроил отвратительный спектакль, собственноручно отрезая бороды и длинные рукава старинной одежды. На другой день за царя это делали его шуты, глумясь не столько над оскорбленными людьми, сколько над всей русской национальной традицией.

В традиционных обществах внешние особенности поведения, одежды, элементы той или иной обрядности имеют чрезвычайно большое значение — кроме того, что все они не случайны и происходят издревле, несут на себе многовековое отражение быта, характера, духа народа, они являются своего рода защитой от инокультурных иноверных влияний, представляют зримое свидетельство культурного и духовного единства народа. Поругание и уничтожение этих индивидуальных национальных примет разрушает и народную культуру и сам народ.

Когда заходит речь об эпохе «преобразований» Петра Первого, как-то совершенно пропускается то обстоятельство, что его правление было временем сознательного поругания всей русской национальной культуры, как если бы Россия оказалась завоеванной вражескими войсками. Петр объявил непримиримую войну на истребление всему русскому, и здесь его деятельность ничем не отличается по непримиримости от действий любого иноземного агрессора, окажись он на месте Петра. Все национальное целенаправленно заменялось иноземным — от солдатских мундиров до архитектуры и названия столицы.

Тогда же начинается огромный приток иноземцев в Россию. Брали всех и отовсюду. По европейским городам развешивались на столбах и стенах домов «манифесты» Петра, звавшие в Россию мастеров любого дела. Нужно ли говорить о том, сколько среди этих приезжих «мастеров» было отбросов общества, авантюристов и мошенников? Но не так-то просто было проверить их квалификацию — строгие указы императора повелевали относиться к иностранным специалистам с особым уважением. И если кому-нибудь из иноземцев случалось только показать малейшее неудовольствие — император грозил немедленным и безжалостным наказанием всем виновным.