История русской торговли и промышленности

Ввиду этого М. Ф. Владимирский-Буданов уже в 1888 г. признавал, что важнейшие основания для сомнения в подлинности договоров с греками отвергнуты и эти договоры «имеют чрезвычайную важность для истории русского права» ^{35}. И другие исследователи (Соколовский, Димитриу, Лонгинов, Мулюкин, Мейчик) не возбуждали более сомнений в этом, и даже В. И. Сергеевич 20 лет спустя после того, как он совершенно отказался от договоров с Византией в качестве источников русского права, все же вынужден был признать, что в «настоящее время никто не отвергает достоверности договоров Олега, Игоря и Святослава». Хотя «история договоров с греками, — говорит он, — представляет многие неясности», но все же они являются весьма существенными в качестве «древнейших памятников наших международных сношений», которые «дают нам новое право, проникнутое греческими понятиями» ^{36}.

Конечно, при анализе содержания договоров возникает немало споров и сомнений. Но этот упрек можно было бы сделать и большинству других исторических памятников. Наиболее спорным является вопрос о взаимоотношении между договорами. Их насчитывается четыре, из которых текст первого — договор Олега 907 г. — не сохранился, а лишь изложен летописцем, тогда как текст остальных трех договоров — Олега 911 г., Игоря 945 г. и Святослава 971 г. — помещен в летописи, хотя и передан, по-видимому, в редакции несколько попорченной и неполной. Сомнения возникали по поводу первого договора 907 г. В то время как Срезневский, Бестужев-Рюмин, Сокольский, Пахман, Мейчик признают его вполне самостоятельным договором, Эверс считает его лишь предварительным соглашением ^{37}.

Г. М. Барац усматривает в нем документ, сочиненный на основании последующего договора 945 г. ^{38}, а А.А. Шахматов полагает, что он взят из состава договора 911 г. и перенесен летописцем в 907 г. ^{39}. И по мнению В. И. Сергеевича, ограничительные статьи, которые касаются торговли русских с Византией, не могли входить в договор 907 г., когда русские полчища стояли еще у ворот Константинополя, — греки думали тогда лишь о том, как бы поскорей убрать Олега с его воинством со своей территории, но не могли вести никаких переговоров об условиях торговли. Но в то же время он не соглашался с тем, чтобы договор 907 г. имел предварительный характер в смысле установления общих начал для последующего окончательного мира, ибо это было бы слишком искусственно для первобытных условий того времени ^{40}.

Как бы то ни было, вопрос этот при изучении истории торговли имеет лишь второстепенное значение. Для нас важно признание подлинности договоров, заключенных русскими князьями с Византией, того обстоятельства, что содержание их дает нам действительно сведения о жизни X ст., а не сочинено впоследствии. Это позволяет рассматривать договоры в качестве источника, характеризующего торговлю Руси с Византией в древнейшую эпоху. Но заимствованы ли отдельные части договора 907 г. из последующих договоров того же X ст. и являлся ли договор 907 г. действительно таковым, а не проектом договора или договором, устанавливающим лишь общие начала — это мало меняет дело. Во всяком случае, он указывает на то, как производилась торговля Руси с греками в рассматриваемую эпоху.

Договоры эти, как видно из летописи, являлись результатом предварительных военных походов русских князей на Византию. Еще А. Н. Егунов обращал внимание на то, что норманны, являвшиеся бичом для стран Запада «Освободи нас, Боже, от ужасов норманнов», — молились они: a furore Normannorum liberia nos, Domine), попав в Восточную Европу, нашли здесь мало соблазнительного вследствие бедности населявших ее племен, но «зато она представляла другую и чуть ли не более важную выгоду: через нее пролегали живые, ближайшие пути на Восток и, что еще важнее, в Грецию, где уже в те времена было чем поживиться, было кого грабить» ^{41}. Действительно, мы видим, как грабительские набеги норманнов на Францию, Британские острова и другие страны Запада все более усиливаются: в 845 г. Карл Плешивый вынужден был заплатить им 7 тыс. фунтов серебра, спустя 9 лет они потребовали от него уже 685 фунтов золота и 3250 фунтов серебра; в 988 г. Этельред отделался от них 9 тыс. ливров, а через 14 лет должен был уже заплатить 24 тыс. фунтов серебра, чтобы только избавить свою страну от разорения ^{42}. Не иначе те же норманны, или варяги, действовали, укрепившись на Днепре (если только русы действительно были скандинавами, что, по-видимому, в настоящее время считается наиболее вероятным ^{43}) и предпринимая оттуда походы на Византию — «беспрерывный ряд набегов на Константинополь, два столетия тяготевших над столицей Византии и вполне обнаруживших норманнский характер тех, которыми совершались они».

Уже спустя 20 лет после того, как в Киеве основалось новое русское государство, оно совершает поход на Царьград. На основании найденной венецианской хроники, двух речей патриарха Фотия по поводу русского нашествия и некоторых других свидетельств выяснилось, что поход был для русских удачен, и, заключив мир под стенами Царьграда, они удалились от города ^{44}. И Олег, овладев Киевом и заставив древлян, северян и радимичей платить ему дань, стал помышлять об исполнении заветной мысли — добыть золота и паволок греческих. Летописец подробно описывает, как «иде Олег на греки, Игоря оставив в Киеве», что он там учинял и вытворял. «Много убийство сотвори около града Греком, и разбиша много палаты, пожогша церкви; а их же имаху пленникы, овех посекаху, другие же мучаху, иныя же растреляху, а другые в море вметаху, и на многа зла творяху Русь Греком». В результате греки предложили ему дань — «чего хощеши дамы ти», и Олег вернулся в Киев с богатой добычей, «неся злато, и паволоки, и овощи, и вина и всякое узорочье». И на этом основании его прозвали вещим: «Бяху бо людие погани и невеголоси», — поясняет летописец ^{45}. При этом Олег заключил в 907 г. соглашение с греками, касавшееся торговли Руси с Византией, а затем новый договор в 911 г. Эти договоры по своему содержанию и сущности свидетельствовали о том, что русские имели в виду посещать Византию и с мирными намерениями, хотя, надо сказать, из предыдущего (приведенного нами) изложения летописи такого намерения вовсе не видно. Все внимание греков при заключении договоров с Олегом «сосредоточено на том, как бы обуздать воинскую наглость Руси, как бы заставить ее приходить в Грецию с куплей и с миром» ^{46}. «Греческое правительство должно было позаботиться об обуздании приезжавшей в Царьград Руси» ^{47}. Однако, несмотря на то что мир с Византией был установлен, как только Олега заменил Игорь, договор потерял всякое значение, и Игорь со своей стороны пошел «на Греки» и стал творить те же неистовства, которые производил до него Олег: «Гвозди железный посреди главы вобивахуть им, много же святых церквий огневи предаша, монастыре и села пожьгоша» и при этом, конечно, «именья немало от отбою страну взяша» ^{48}. Греческий огонь заставил его вскоре возвратиться «восвояси». Но Игорь не унывал, а «пришед нача совокупляти вое многи» и снова «поиде на Греки, в лодьях и на коних, хотя мьстити себе». Греки, узнав об этом, начали просить, «глаголя: не ходи, но возьми дань юже имал Олег придам и еще к той дани». Игорь стал советоваться с дружиной. Последняя решила — неизвестно еще, «кто весть, кто одолеет, мы ли, оне ли»; к чему нам воевать, раз мы можем «не бившиеся имати злато, и сребро, и паволоки». Игорь послушался дружины, взял у греков злато и паволоки и отправился домой ^{49}. Цель ведь была достигнута, дань получена. В следующем 945 г. был заключен новый мирный договор с греками.