Капитан Юнкер, будь он проклят

Потом мы очутились в прелестнейшей мангровой аллее. Ее корни покрываются водою во время приливов, так что тогда уж можно пристать на шлюпке к самому берегу. Но так как наше путешествие происходило в отлив, нам пришлось шагать по тине, заплетаться ногами и путаться в стелющихся по земле и под тиною корнях, длиннющих водорослях или спотыкаться о пеньки.

Словом, неприятнее и утомительнее этого перехода от шлюпки до берега я не припомню ничего в жизни. Наконец, усыпав путь свой проклятиями, мы подошли к берегу, усталые, измученные, покрытые толстым слоем грязи, с израненными в кровь ногами.

Очистясь от нее по возможности, мы принялись делать просеки для протаскивания к берегу срубленных для рангоута деревьев.

Русские топоры весело застучали по тропическим деревьям, и русские песни огласили впервые девственные леса, которых таинственное безмолвие прерывалось только нестройными криками попугаев и птиц знойного экваториального климата.

Какое обширное поприще исследований открылось бы здесь естествоиспытателю! Каждое растение, каждый куст говорили бы его мысли и открывали бы умственным взорам новые истины, объяснили бы ему тайну нескольких искомых в великой задаче познания природы. А я бродил по здешним чудным лесам как невежда и горько сожалел о своем невежестве в ботанике. Я чувствовал себя окруженным чудесами растительного царства и смотрел на них, не понимая ничего. Может быть, я попирал ногами экземпляры растений, которых отыскание обрадовало бы натуралиста больше всяких сокровищ!..

Обед прибыл к нам с транспорта во время полной воды. Погода разгулялась. Вид с возвышенного берега, на котором матросы соорудили из ветвей самый поэтический шалаш, был очарователен. Все грязное и неприятное для глаз - тина, пни, корни - покрылось водою, видны были только красивые деревья и роскошная аллея с прохладными ярко-зелеными сводами.

После обеда и кратковременного отдыха мы снова принялись за работу, кончившуюся около заката солнца. К тому времени вода опять убыла, и нам в другой раз пришлось спотыкаться и проклинать морс-кие травы и кораллы. Когда стемнело, я удивлен был множеством искр, беспрестанно мелькавших перед глазами: то были светящиеся мошки и мухи, которых иногда заносит даже на рейд.

Дикари посещали нас часто. Мы обменивались подарками и щедро потчевали своих гостей. Никобарцы - превосходные пловцы и рыбаки. Я никогда не думал, чтоб человек мог так легко и скоро плавать, так далеко и быстро нырять, и все это без малейшего усилия, шутя.

Единственное оружие их - копья; луков и стрел я не видел. Дикари показывали нам опыты своего искусства метать копье: ни один не промахнулся по кокосовому дереву на расстоянии около тридцати шагов.

Никобарские жители - народ кроткий и миролюбивый и без сильного повода не возьмется за оружие. Только крайние обиды, как, например, поступки с ними экипажа английского китолова, вывели их из терпения и побудили к убийству.

Работы наши в лесу продолжались ежедневно до тех пор, пока все срубленные деревья не были перевезены на судно, где в то же время обделывали из них стеньги, а на острове Корморте наливались водою и запасались дровами.

Вода здесь нехороша и, конечно, содействует вредному влиянию климата: она имеет горьковатый, болотистый вкус и, без сомнения, протекая по гнилым корням и растениям, заимствует от них вредные частицы".

5

Приметил ли читатель слова, выделенные мною в "Памятной книжке"? Слова о том, что команде русского корабля впоследствии довелось "на многих горестных опытах" убедиться в пагубности никобарского климата? Я выделил их неспроста.

Но прежде краткое дополнение. Оно необходимо. Конечно, климат сказался. Однако лихорадка и горячка не разгулялись бы настолько, если б так каторжно не измучили матросов никобарские леса.

Алексей Иваныч напрасно про то умолчал. Песня, веселый стук топоров... Песни песнями, а вот насчет веселья... Право, не очень-то веселились нижние чины "Або". Я не прошу верить мне. Есть свидетельство Павла Шкота, он тогда лейтенантом был*.

* П. Я. Шкот годы спустя состоял адъютантом у адмирала Нахимова, был дважды контужен во время Севастопольской обороны: на Камчатском редуте и на знаменитом Малаховом кургане.

Уже стариком, вице-адмиралом, вспоминая злосчастное путешествие, Павел Яковлевич не веселый стук топоров вспомнил, а как тяжко, как изнурительно было в душных чащобах, как обрубали матросы сучья, прокладывали лесосеки, волокли бревна берегом и мелководьем, заваливали в шлюпки, везли на корабль...

И все это с половинной командой, потому что другая всегда оставалась на корабле. "Вот такие-то работы, - заключал Павел Яковлевич, - продолжались более двух недель, и они-то расстроили здоровье команды".

6

"Або" совершал медленный мрачный переход к Сингапуру, или, пользуясь излюбленным выражением сочинителей, "бороздил лазурные воды".

"Бороздили" туго: ветры мешали и течения. Лавируй! А лавировка под парусами - это, знаете ли, не лавировка под парами. Офицеры работали вровень с матросами. Доктор Исаев, добрая душа, сбивался с ног. Но все чаще равнодушно всплескивали "лазурные воды" Малаккского пролива, принимая покойников. Иеромонах творил печальную молитву. Утешал: "Потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в Сретенье Господу на воздуху и там всегда с Господом будем".

Сознавал ли свою преступность господин Юнкер? Навряд ли. Имел он в мыслях легкость необыкновенную. Горевать ли о простолюдине, о нижнем чине? Велика матушка Россия, новым рекрутам обреют лбы, не оскудеет государева служба.

Как на Никобарских островах, как в Малаккском проливе, так и в Сингапуре еще ни разу не видели андреевский флаг. Увидел и июньским полднем 1841 года, Увидели и на берегу и на рейде, где толпилась пестрая публика: европейцы и малайцы, китайцы и индусы. А на транспорте впору было б держать не военный флаг, а госпитальный.

Госпиталь устроили на берегу, в Сингапуре. Доктор Исаев перебрался вместе с больными в скудный лазарет. Иеромонах тоже.