Трагическая история острова Пасхи (СИ)

Завершением работы была установка изваяния: множество людей приходило, чтобы передвинуть его на должное место. Несмотря на тяжесть идола, невзирая на препятствия на пути, люди тащили и тащили его туда, где ему было бы хорошо, и где богу было не зазорно посещать свое изображение. А все, кто участвовал в установке идола, могли рассчитывать на благосклонность изображенного в нем бога и покровительство в земных делах...

Когда каменную глыбу с Западной горы приволокли к проложенной от озера до моря просеке, лучшие мастера Священного поселка пришли сюда и принялись за работу. Поскольку все было обговорено заранее, разногласия у них возникли лишь по одному поводу: сколькими ударами вытесать изображение вождя? До сей поры еще не было случая, чтобы идола ставили в честь человека; не было и опыта резьбы по камню. Понятно, что пятьюдесятью двумя прикосновениями резца вытесать это изваяние было нельзя - как из-за сложности работы с камнем, так и из-за уважения к вождю. В самом деле, что за изображение получилось бы из каменной глыбы после пятидесяти двух ударов; а с другой стороны, неужели вождь равнялся по своему положению только Духу-Покровителю Домашнего Очага, занимавшему не очень видное место в ряду прочих духов, не говоря уже о богах? Триста шестьдесят пять ударов больше подходили для идола вождя, но и тут были сомнения: таким количеством ударов высекался Дух-Хранитель Деревни, но ведь Аравак был хранителем всего острова?.. После долгих раздумий мастера пришли к выводу, что изображение вождя надо делать с помощью не менее тысячи ударов, так как до правления Аравака на острове прошла тысяча лет, и это время, как теперь всем было ясно, было ожиданием появления великого вождя.

После того, как этот сложный вопрос был решен, работа стала быстро продвигаться; в ходе ее у одного из мастеров возникла прекрасная мысль - увенчать изваяние Аравака каменным убором, похожим на священное украшение из перьев птицы Моа, что будет свидетельствовать о божественном происхождении великого вождя.

***

Между тем, минули дни почитания Матери-Земли, а вместе с ними был отменен и запрет на убийства. Аравак и Тлалок закрылись в дальней комнате дома вождя, чтобы обсудить, как казнить Кане и Парэ. Эта казнь должна была быть необыкновенной, невиданной, она должна была потрясти воображение островитян, дабы надолго вселить в их сердца трепет перед властью богов и властью вождя. Нужно было найти упоминание о чем-то подобном в древних таблицах с письменами, но Баира, умевший читать их, был тут не помощник. После вынесения приговора его дочери он затворился ото всех и не участвовал даже в церемонии почитания Матери-Земли.

К счастью, молодой жрец тоже немного разбирался в письменах, и он представил Араваку и его сыну описание одной из казней святотатцев. Вкратце, в пересказе молодого жреца эта казнь выглядела так:

"В стародавние времена одну девушку, совершившую святотатство, вначале на семь дней поместили в затвор, а потом водили от дома к дому, дабы все люди могли увидеть преступницу и выразить свой гнев и возмущение.

Вечером люди собрались в храме крылатого Бога Мщения, плакали, молились и просили прощения за прегрешения. В полночь под музыку труб, флейт и рожков верующие отдали Богу Мщения свои подношения и вновь молили о снисхождении. Когда звуки музыки стихли, появилась колонна жрецов; в центре колонны находилась девушка, совершившая святотатство. Жрецы еще раз громко объявили людям, в чем ее вина, и прокляли преступницу от имени всего народа, - после чего, опрокинув ее на спину перед изображением Бога Мщения, отрезали девушке голову. Затем они собрали хлеставшую из горла кровь в большой горшок и обрызгали ею идола бога, стены храма и подношения верующих.

С туловища девушки содрали кожу, и ее натянул на себя верховный жрец. В таком виде он появился перед собравшимися, которые занимались тем, что отплясывали под барабанный бой, - и присоединился к ним. Став во главе танцующих, жрец совершал магические телодвижения с быстротой, которую позволяла плотно облегавшая его тело липкая от крови кожа девушки".

Выслушав этот рассказ, Аравак приказал молодому жрецу удалиться и взглянул на сына.

- Что ты думаешь о такой казни? - спросил вождь.

- Наши предки умели наказывать святотатцев, - ответил Тлалок.

- Да, умели, - согласился Аравак. - Мы у себя на острове позабыли многие славные обычаи старины. Однако не вызовет ли подобное наказание отторжение у наших жителей? Не станут ли они проклинать нас за чрезмерную жестокость?

- Но мы же сами хотели, чтобы казнь была жестокой, - и мы правы, отец! Пусть люди ужаснутся, пусть они трепещут перед властью богов и великого вождя! - возразил Тлалок. - Что касается отторжения, можешь быть уверен: его не будет. Кто-то скажет, наверно, что казнь слишком жестока, но таких будет немного; большинство станут наблюдать ее с тайным восторгом и долго еще будут смаковать подробности. Вспомни нашу битву с врагами: как нерешительно вышли на бой воины, как не хотели убивать, - и как быстро вошла ярость в их сердца, как безжалостны они стали! В каждой человеческой душе скрыто желание убийства, и нет ничего сладостнее, чем убивать, или видеть, как убивают.

- Ты становишься мудрым, Тлалок. Ты будешь хорошим вождем, ты будешь великим вождем, - Аравак потрепал его по щеке. - Хорошо, ты меня убедил. Иди, скажи молодому жрецу, пусть он все приготовит для казни, даю ему два дня. Парэ будет первая, а Кане пускай посмотрит, как умрет его возлюбленная, а после настанет и его черед...

В ночь перед казнью Священный поселок усиленно охранялся. Воины Аравака держали караулы возле погребов, где сидели Кане и Парэ, возле дома великого вождя, у храма Всех Богов, в котором должна была пройти сама казнь, на главной улице поселка, у всех входов в него и на окрестных холмах. Всюду горели факелы и костры, зажженные таким образом, чтобы в их свете одни караульные могли видеть других, и никто не смог бы пройти незамеченным.

Отдельные дозоры были выставлены около жилища верховного жреца Баиры. Он не выходил из дома уже тридцать дней, и несколько раз к нему присылали людей, чтобы узнать, жив ли он и не нуждается ли в чем-нибудь, - ответ был один: "Мне ничего не надо. Я молюсь богам. Они пока еще не призвали меня в страну мертвых".

Затворничество Баиры было на руку Араваку, он боялся, что верховный жрец может помешать казни своей дочери. Правда, у Баиры было много детей, рожденных от связей с женщинами острова, - однако всем было известно, что Парэ занимала особое место в сердце старика. Если бы Баира захотел помешать казни, вождю пришлось бы вступить с ним в открытое противоборство, а это было некстати. Поэтому к дому верховного жреца были приставлены старые проверенные воины вождя; им было дано распоряжение не выпускать Баиру ни при каких обстоятельствах.

В этом Аравак совершил ошибку: старые воины с детства привыкли почитать и уважать верховного жреца, и мысль о том, что им придется силой удерживать его, была для них дикой и кощунственной. Когда вскоре после полуночи Баира вышел из дверей своего дома, воины встали было на его пути, но стоило верховному жрецу просто сказать им: "Дайте дорогу", как они подчинились. Впрочем, Баира не спешил уходить: он обошел всех воинов, читая слова молитв и произнося заклинания, затем дал каждому из них священного напитка, а в заключение размеренно и внушительно произнес: "Забудьте о том, что вы меня видели. Продолжайте исполнять свою службу, а если вас спросят обо мне, скажите, что я не покидал дома". "Да, верховный жрец. Мы не видели тебя, и ты не покидал дома", - как завороженные отвечали ему воины.

Выйдя со двора, Баира направился по главной улице Священного поселка к погребам, где были заключены Кане и Парэ. На улице ему встретился патруль, но и эти воины не посмели перечить верховному жрецу, - тем более что он свободно шел по поселку, а значит, имел на это право. Выслушав заклинания и отведав священного напитка, они покорно повторили за Баирой: "Да, верховный жрец, мы не видели тебя. Мы никого не видели на улице".