Троцкий и заговор в Красной Ставке

ХАРИТОНОВ начал было «выкручиваться», ему стало неловко, что он погорячился, и я уже хотел ему простить его горячность, но в это время вошел в кабинет Волков (из оперативного отделения), а так как ХАРИТОНОВ любит перед другими показать свою власть (да к тому же разве хорошо получить неприятные бумаги), то он начал опять и говорит мне: «Все Вы путаете, сил с Вами нет». Я указываю, что я посмотрю вновь. Ну а ХАРИТОНОВ опять: «Что тут читать, — говорит. — Тут нужен специалист. Если не знаете — не беритесь». Я ему ответил, что я могу это делать, что я не виноват и криков его и ругани не принимаю, после чего ушел. Вдогонку мне ХАРИТОНОВ сказал, что «Я Вас заставлю слушать». Вернувшись в канцелярию, я и написал рапорт начальнику управления, так как прямо заболел от всех этих неприятностей. Я просил в рапорте не дознания, а только моего перевода в другое отделение, а затем я подал начальнику же управления рапорт и о своей болезни, прося назначить меня на медкомиссию. Видите ли, ХАРИТОНОВ после таких сцен (т. е. разносов) делается таким же, как всегда. Я стал рассуждать, что если я не подам рапорта, то я не застрахован на будущее время от того, что такие сцены не повторятся, а это, конечно, будет влиять на мое здоровье.

С.С. Харитонов: Ко мне за последнее время стали неоднократно поступать бумаги, где указывалось на ошибки вверенной мне канцелярии. Мне это стало надоедать, так как приходилось делать все самому и выходило, что я являюсь докладчиком своей же канцелярии, где есть достаточное число людей, которые мне бы должны докладывать, но из халатности всю работу мне надо было брать на себя. Я часто говорил ЛИМОННИКОВУ проверять все как следует, и Контроль указывал, что так вести дело нельзя, как ведет ЛИМОННИКОВ, и даже вызывал его лично для объяснения. Но все равно все оставалось по-прежнему; последний раз я велел ЛИМОННИКОВУ разъединить ассигновки, а он все же их соединил, после чего Контроль и вернул наши бумаги. Я вызываю ЛИМОННИКОВА и говорю ему, что его отношение к делу хуже письмоводителя. Конечно, я был от неприятности взбудоражен, а голос у меня всегда громкий, поэтому я говорил повышенным тоном, но не ругал ЛИМОННИКОВА. Последний на мои слова мне сказал, что на это дело нужен специалист. При обнаружении за сотрудниками промахов я не пойду на них жаловаться, а если увижу, что человек достоин выговора, то я его ему сделаю и не постесняюсь этого. Так было и в этом случае. ЛИМОННИКОВ затем говорит мне, что у него на все как следует не хватает времени, но я ему сказал, что он жаловаться на это не может, так как я остаюсь для работы часто сам после 8 часов вечера и он мог бы остаться на полчаса. Конечно, ЛИМОННИКОВ должен находить сам все нужные справки, но я замечаю за ним нежелание сделать это. Если бы я все время указывал на промахи всех, то, конечно, многие другие давно бы должны были расстаться со службой. При моем объяснении с ЛИМОННИКОВЫМ был ВОЛКОВ, который слышал наш разговор.

Е.В. Волков: Я помню, что не так давно, когда я зашел к начальнику канцелярии ХАРИТОНОВУ, то последний говорил бухгалтеру ЛИМОННИКОВУ о каких-то отчетах разведывательного отделения. Эти отчеты, как я понял, не велись, и ЛИМОННИКОВ хотел отписаться, чтобы разведывательное отделение составило их само. ХАРИТОНОВ же на это ему указывал, что разведывательное отделение не ведет никаких книг, и потому канцелярия и бухгалтер ее должны сами сделать эту работу. При этом ХАРИТОНОВ сделал упрек ЛИМОННИКОВУ, что он не сделал раньше этого отчета. ЛИМОННИКОВ на это ему ответил, что он выполнить этого не может, так как занят. Тогда ХАРИТОНОВ говорит, что если бы был настоящий бухгалтер, то тот, конечно, справился бы с такой работой. ЛИМОННИКОВ, по-видимому, не понял такого ответа ХАРИТОНОВА и заявил, что он работает много. ХАРИТОНОВ на это ему возразил, что если он работает и много, то нельзя этим ограничиваться, а надо посидеть еще и сверх положенного — и тогда все будет исправно. Тогда ЛИМОННИКОВ в резком и повышенном тоне заявил, что он не признает этих упреков ХАРИТОНОВА и не желает по этому поводу разговаривать, после чего и вышел. Вдогонку ему ХАРИТОНОВ ничего не произнес. После этой сцены у меня создалось впечатление совершенно невыгодное для ЛИМОННИКОВА, так как он отвечал ХАРИТОНОВУ грубо и резко. Я слыхал, что сам ХАРИТОНОВ вообще грубоват, но тут с ЛИМОННИКОВЫМ он был корректен, и я удивился его выдержке. На своем месте я, человек спокойный, не позволил бы ЛИМОННИКОВУ так с собой говорить.

А.А. Демкин: ХАРИТОНОВ на меня зря не кричит. Если, конечно, что не исполнишь, то попадет. Плохого от него ничего не видел. Он требователен, когда чего-либо не сделают по работе. Конечно, служащие приходят поздно, им за это выговаривают, ну а им это не нравится: когда начальство кричит.

Показания сотрудников В.М. СКОРОХОДОВА и М.Я. ЧИРКОВА не записывались ввиду отсутствия какого-либо материала для данного расследования.

Врид помощника начальника инспекторского отделения Воробьев

Военный комиссар (подпись)

31 мая 1919 г.

РГВА.Ф. 6. Оп. 5. Д. 66. Л. 368 с об. — 373.

Подлинник — машинописный текст с автографами.

Приложение № 2

г. Серпухов

6 июня 1919 г.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ [347]

Из опросов сотрудников Канцелярии Полевого штаба выяснилось, что ХАРИТОНОВ, будучи больным человеком и отличаясь неприветливостью, в то же время обладает грубым голосом, что в связи с врожденной угловатостью и воспитанием делает его черствым человеком в глазах окружающих.

По службе ХАРИТОНОВ, являясь честным и справедливым работником, требует от своих подчиненных тщательной и усидчивой работы и за оплошности и промахи сотрудников пробирает их «на совесть», причем упреки, в случае незнания кем-либо своего дела, делает всем без исключения и всегда по заслугам, не имея на это злой воли.

Последнее время, по отзыву допрошенных, ХАРИТОНОВ стал корректнее.

Одни из допрошенных такое отношение на службе ХАРИТОНОВА объясняют его нервностью, другие характером службы в его канцелярии, являющейся напряженной в высшей степени, а другие видят в этом по отношению к себе придирки, хотя данных к наличию таковых не имеется.

ЛИМОННИКОВ, подтвердив указанные им в рапорте обстоятельства дела и выражения, допущенные ХАРИТОНОВЫМ при их объяснении, и не отрицаемые в то же время самим ХАРИТОНОВЫМ, как это видно из его — ХАРИТОНОВА — показания, заявил, что он готов был простить окрики ХАРИТОНОВА, если бы не вошел при их объяснении сотрудник Оперативного управления ВОЛКОВ. В присутствии последнего ХАРИТОНОВ начал ему вновь указывать его промахи и даже произнес вдогонку, когда ЛИМОННИКОВ уходил: «Я Вас заставлю слушать» [348].

Изложенное ВОЛКОВЫМ совершенно не подтвердилось и, наоборот, он, зная раньше грубости ХАРИТОНОВА, удивился в данном случае его корректности и был поражен поведением ЛИМОННИКОВА, который грубо и резко отвечал ХАРИТОНОВУ.

По словам ХАРИТОНОВА, за последнее время, благодаря халатного отношения сотрудников к службе, большое количество исполненных ими бумаг стало возвращаться обратно в канцелярию с указанием на ошибки в подсчетах, несоблюдение требуемых законом формальностей и т. д., уследить за которыми сам ХАРИТОНОВ не имеет, конечно, возможности. Когда при таких обстоятельствах были возвращены Контролем бумаги, то он — ХАРИТОНОВ, вызвав бухгалтера ЛИМОННИКОВА, которого даже вызывал на объяснение Контроль, указал ЛИМОННИКОВУ, что его отношение к делу хуже письмоводителя, при этом (так-как он, ХАРИТОНОВ, был возбужден этой неприятной для него бумагой), он говорил повышенным тоном, который у него и так громкий: ЛИМОННИКОВА, конечно, он не ругал, а указал, что, если ему, ЛИМОННИКОВУ, как заявлял он, не хватает времени, то он может посидеть и после 8-ми часов, как это делает сам ХАРИТОНОВ.