Троцкий и заговор в Красной Ставке

Разносы, угрозы, полное пренебрежение к достоинству подчиненных действуют сильно, но не надолго. Создается привычка не служить, а прислуживаться. С исчезновением грозного начальства из поля зрения — хотя бы временно — дело с облегчением (как нечто неприятное) откладывается.

Важнейший из отделов центрального управления 3-й (военно-эксплуатационный) отнюдь не смеет блистать совершенством организации. Напротив, на его работе очевиднее всего отсутствие разумного руководства со стороны начальника. Для близкого наблюдения ясно, что тут не одно «некогда» или еще «не добрался». Нет, М.М. Аржанов знает, что отдел, где сосредоточены 65–70 % работы ЦУВС — все перевозки — тяжко болен. Я неоднократно обращал внимание на это. Он соглашался. Но пока все ограничивалось разносами. Здесь мы, несомненно, имеем дело с незнанием методов организации — научной, серьезной постановки работы; неумением ввести простую, целесообразную, удобную, совершенную систему работы, чтоб требовала она от людей несложных навыков, свободных от массы ненужного, рутинного.

А это так важно. Чтоб победить, нужно — наряду с прочими элементами — иметь систему борьбы не только не худшую противника, но и превосходящую — по целесообразности [380].

Второй элемент — связь может считаться удовлетворителен [381] (имеется в виду связь в техническом смысле этого слова). Затруднения лишь во взаимоотношениях с другим ведомствами при эксплуатации связи. Устранение этого недочета выходит за пределы одного ЦУПВОСО. Ему, в лучшем случае, может принадлежать почин в этом деле.

Плохо дело с получением нужных ЦУПВОСО сведений с мест. Они получаются бессистемно. Получается много ненужного балласта в ущерб необходимому. Точных, коротких, ясных норм не создано. Много параллельного с работой НКПС. Эта область близко граничит с несовершенством местных органов. Надо их обучить ходить. Готово обученных нет. Тут М.М. Аржанов совсем не состоятелен. Его целиком поглощает текущая работа. Он почти беспомощно барахтается в ее волнах; он не в силах выбраться на остров, на высоту, чтоб обозреть всю работу, создать основные… [382], которые позволили бы овладеть бьющими отовсюду бурными ручьями все новой текущей работы, заковать ее в стальное русло системы. Вперед не смотрит, не может смотреть. Лозунг его, хоть может быть несознаваемый — «довлеет дневи злоба его». Исключение составляют лишь хозяйственные вопросы и некоторые заботы об «устройстве» служащих. В этом М.М. Аржанов проявляет похвальную деятельность.

Еще одна (важнейшая) сторона характеристики — политическая. Часто говорит о его полной преданности интересам революции. Кажется, неоднократно возбуждал вопрос о вступлении в члены РКП. Излюбленный мотив его на этот счет — разглагольствования о том, что вот-де «Вашего покорного слугу первым расстреляют, когда придет Колчак» и т. д. Смело берется иной раз рассуждать на тему об исторической неизбежности пролетарской революции и о том, сколь презренны специалисты, не понимающие этой неизбежности. Повторяется. Запас его социальных идеек крайне тощ. Он не идет дальше замызганных, разрозненных мыслишек, заимствованных из разговоров со знакомыми большевиками и редко прочитываемых газетных статей. С первых же слов неизменно сбивается с мысли, переходит на чисто обывательский жанр. В заверениях его лояльности ясно слышен и чуется образ мелкого хищника, изуроданного [383] капиталом, способного рассматривать явления лишь с личной точки зрения. Был бы мне стакан чаю и хлеб с маслом по утрам — а на все остальное наплевать. Бесконечное презрение к… [384] засело в нем неискоренимо и сквозит сквозь все его реляции, в его делах, обращении с людьми, манерах.

Так было до недавнего времени. Но в течение последних двух недель имели место 3 факта, вселяющие подозрения, но недостаточные для категорических выводов. Изложу их: 1) В один из докладов начальнику Полевого штаба (дата) возник вопрос о маршруте, которым следовало направлять 2-ю бригаду 5-й стрелковой дивизии, которая перебрасывалась тогда с Восточного фронта на Южный (потом назначение изменено было на Петроград). Бригада была расположена в районе Бирска. Посадка ее на суда долго задерживалась отчасти из-за отсутствия готового тоннажа на Белой, отчасти из не сосредоточения во время самих частей… [385] Тоннаж был выслан из Казани. М.М. Аржанов стал излагать соображения о преимуществах перевозки этой бригады по железной дороге от Уфы. До Уфы же бригада, по мнению М.М. Аржанова, должна была дойти походным порядком. В этот момент начальник Полевого штаба Ф.В. Костяев стал разговаривать по телефону с т. Склянским. М.М. Аржанов подошел к карте, где нанесено расположение частей по фронтам, стал подсчитывать количество верст от Бирска до Уфы. Меж тем взгляд его был направлен не столько на версты, сколько на нумерацию дивизий, расположенных по фронту. Необходимость подсчета ничем не вызывалась, тем более что точное число верст от Бирска до Уфы было известно М.М. Аржанову и тут же, в разговоре, было лишний раз подсказано ему моим заместителем т. Щукиным, присутствовавшим на докладе. Подозрительность этого случая усугубляется тем, что М.М. Аржанов крайне чуток в отношениях к начальству. Такая бестактность, как созерцание секретнейшей карты в чужом кабинете, да еще начальства, никак не вяжется со всем остальным поведением М.М. Аржановом [386] в таких условиях. Во всяком случае, следует признать здесь наличие чрезмерного любопытства — предательского или обывательского судить нет данных. Но при взгляде на карту становится так очевидной вся колоссальная важность передачи этих сведений командованию белых — что, может быть, непроизвольно, построения рассудка грешит смешением с боязнью.

В это же время началась переброска 2-й и 3 бригад 2-й стрелковой дивизии из района ст. Чишны (см. Злат. к Царицыну, потом 3 бригада была повернута на Петроград). На этом же докладе дважды, в присутствии т. Щукина, начальник Штаба указал, между прочим, что линия Творино — Царицын не занята противником и, следовательно, движение эшелонов по ней возможно. С эшелонов 2-й бригады по железной дороге маршрутом Чижны — Самара — Сызрань — Пенза — Ртищево — Балашов — Поворино — Царицын (остальные эшелоны — из Самары Волгой до Царицына). При подходе головного эшелона (из 6-ти) к Балашову М.М. Аржанов вдруг отдает распоряжение повернуть эшелоны на Камышин для перегрузки и дальнейшего следования водой. На позднейший вопрос — на каком основании — он ответил, что линия Поворино — Царицын перерезана противником. При дальнейшем объяснении установлено, что он якобы понял отрицательное заявление Ф.В. Костяева в том смысле, что эта линия перерезана. Как он мог понять таким образом совершенно категорическое, не допускающее двух столкновений, двукратное заявление начальника Штаба — остается неясным.

Вся сущность подозрений заключается в том, что (по обстановке) его распоряжение могло пройти незаметным для меня. Его разоблачил случайно помощник начальника 3-го отдела Гавшевский. А положение под Царицыным было таково, что задержка подкреплений полсуток, даже на час, была крайне соблазнительна, ибо грозила революции бедой.

Правда, через полтора суток из Полевого штаба было получено сообщение о перерыве к этому времени линии Поворино — Царицын на участке Серебряково — Арчеда. Эшелоны все равно пришлось повернуть на Камышин. Ранее распоряжение вышло об этом даже удачным [387]. Но это уже дело случая. Существо подозрений остается в силе.

27 июня — новый аналогичный случай. 25 июня началась, между прочим, переброска 7-й стрелковой дивизии из Воткинска в район Курск — Льгов. К этой дивизии придана и должна была идти вместе с ней отдельная бригада т. Аргира, потом было получено дополнительное распоряжение направить эту отдельную бригаду в район Балашова, двум же бригадам 7-й дивизии следовать прежним назначением М.М. Аржанов известил заместителя наркомпуть т. Маркова об изменении маршрута и направлении всей дивизии в район Балашова. Из просмотра редакции распоряжений об этой перевозке я установил, что их отнюдь нельзя понять в том смысле, что нужно повернуть всю дивизию. Был запрошен Полевой штаб и теперь уже установлены нужные маршруты.