Алексиада

Итак, управляя, как я уже говорила, империей, она не посвящала весь свой день мирским заботам, но исполняла положенные уставом службы в святом храме мученицы Феклы [355], храме, который построил ее деверь самодержец Исаак Комнин по следующей причине.

Когда вожди даков [356], не желая соблюдать мир, в давние времена заключенный с ромеями, вероломно нарушили его и это стало известно савроматам [357] (древние их называли мизийцами), последние также не пожелали спокойно оставаться в своих пределах (прежде они жили на землях, которые отделяет от Ромейской державы река Истр). И вот савроматы внезапно снялись со своих мест и переселились на нашу землю. Причиной их переселения была непримиримая вражда гетов [358], которые граничили с ними и совершали на них разбойничьи набеги. Вот почему они, дождавшись времени, когда Истр покрылся льдом [359], как по суше перешли по нему через реку всем народом, перебрались на нашу сторону, всей своей тяжестью навалились на наши пределы и стали безжалостно грабить соседние города и земли. Услышав об этом, император Исаак решил занять Триадицу [360]; так как он к этому времени успел сорвать направленные против него планы восточных варваров [361], то и это дело ему удалось совершить без особого труда. Исаак собрал все свое войско и отправился по дороге на Триадицу с целью изгнать савроматов из ромейских пределов. Он выстроил боевые порядки и во главе всего войска выступил против варваров. Когда последние увидели его, в их {131} лагере начались раздоры. Исаак же, не слишком доверяя противнику, во главе сильной фаланги набросился на самую сильную и стойкую часть войска варваров, которые пришли в ужас от вида приближающегося императора и его войска. Варвары не осмелились даже взглянуть на этого громовержца, а, увидев сомкнутый строй его войска, рассеялись в разные стороны. Отступив немного, они предложили ему сразиться на третий день, но в назначенное время снялись с лагеря и обратились в бегство. Исаак, прибыв на место их лагеря, разрушил палатки, забрал обнаруженную там добычу и победителем отправился в обратный путь.

У подножия Ловеча его застиг проливной дождь и необычный для этого времени года снегопад. Это было двадцать четвертого сентября, в день, когда поминается великомученица Фекла. Реки разлились и вышли из берегов, а равнина, на которой стояли палатки императора и всего войска, превратилась в море. Все необходимые запасы были унесены потоками воды и утонули, а люди и скот коченели от холода. Небо, издавая громы, ревело, беспрерывно сверкали молнии, как бы угрожая воспламенить всю небесную сферу. Император видел все это и находился в безвыходном положении. Когда буря немного утихла и Исаак уже лишился многих своих воинов, унесенных бешеными потоками, он вместе с военачальниками покинул это место и, отойдя немного, остановился под дубом. Вдруг он услышал сильный крик и стон, как бы исходящий от этого дерева. Исаак боялся, как бы дерево не обрушилось от резкого порыва ветра. Он отошел подальше, чтобы падающее дерево его не задело, и остановился в оцепенении. Дерево же тотчас, как по сигналу, было вырвано с корнем и рухнуло на землю. Император стоял как вкопанный, изумленный божественной заботой о нем. Затем до него дошли слухи о восстании на Востоке, и он вернулся во дворец. Тогда-то и воздвиг он в честь великомученицы Феклы великолепный храм, роскошно, с немалыми затратами отделанный и украшенный различными произведениями искусства. В награду за спасение он принес туда подобающие христианам дары [362] и постоянно пел там божественные гимны. Вот каким образом был сооружен упомянутый храм великомученицы Феклы, в котором, как я уже говорила, постоянно молилась императрица – мать самодержца Алексея.

И я в течение долгого времени имела возможность видеть эту женщину и восхищаться ею. А то, что рассказанное мною не хвастливая ложь, знают и, если пожелают, подтвердят все те, кто стремится вскрывать истину без всякого пристрастия. {132} Если бы моей целью было писать энкомий, а не историю, то, как уже мною говорилось раньше, я бы включила в повествование немало рассказов о матери Комниных. Ныне, однако, следует вернуться к моей основной теме.

9. Император Алексей видел, что империя находится в состоянии агонии: восточные земли подвергались опустошающим набегам турок. Не лучше обстояли дела и на Западе, где Роберт не останавливался ни перед чем, чтобы водворить в императорский дворец явившегося к нему Лжемихаила (это последнее кажется мне скорее предлогом: на самом же деле Роберту не давало покоя сжигавшее его властолюбие). Найдя Михаила, Роберт «под предлогом Патрокла» раздул в большой пожар тлевшую до тех пор искру властолюбия и стал усиленно вооружаться для войны против Ромейской державы. Он оснащал дромоны и диеры, доставал в приморских областях триеры, сермоны [363] и другие многочисленные грузовые суда, а также собирал на материке большие силы для предстоящей войны. Вот почему находился в затруднении благородный юноша Алексей. Не зная, против кого сначала обратить свое оружие, он огорчался и досадовал, в то время как враги, один опережая другого, стремились навязать ему войну.

У Ромейской империи не было тогда достаточно войска (всего имелось не более трехсот воинов [364], да и те – слабосильные и совершенно неопытные в бою хоматинцы и немногочисленные варвары-чужеземцы, носящие обычно мечи на правом плече [365]), а чтобы вызвать союзников из других стран, в императорской казне не было денег. Очень уж неумело распоряжались военными делами императоры – предшественники Алексея, которые довели до весьма плачевного состояния Ромейское государство. Как я слышала от воинов и некоторых пожилых людей, ни одно государство испокон веков не оказывалось в столь бедственном положении. Трудным было положение самодержца, терзаемого многочисленными заботами. Тем не менее он – благородный, бесстрашный, имеющий большой военный опыт – хотел вывести из бури к безопасному берегу государственный корабль и был уверен, что восставшие против него враги, как разбивающиеся о скалы волны, с божьей помощью обратятся в пену.

И вот Алексей решил немедля вызвать к себе всех восточных топархов [366], которые командовали крепостями и городами и мужественно сопротивлялись туркам. Он сразу же набросал письма ко всем им: Даватину [367], в то время топотириту [368]Ираклии Понтийской и Пафлагонии, Вурцу [369] – топарху Каппадокии и Хомы – и остальным вождям. Алексей сообщает им, {133} каким образом удалось ему с помощью божественного провидения неожиданно избегнуть грозящей опасности и получить самодержавную власть. Он приказывает им проявить нужную заботу о подвластных землях, укрепить их, оставить там необходимое число воинов, а с остальными явиться в Константинополь и привести с собой также как можно более многочисленное свежее и здоровое пополнение из новобранцев. Алексей решил принять против Роберта все возможные меры предосторожности и пресечь попытки правителей и графов перейти на сторону последнего.

В это время к Алексею вернулся посол, которого он еще до захвата Константинополя отправил к Мономахату [370]. Алексей просил у Мономахата помощи и денег. Посол, однако, доставил только письма, где, как я уже рассказывала, Мономахат излагал мотивы, по которым он якобы не может помочь Алексею, пока власть находится еще в руках Вотаниата. Прочитав письмо, Алексей пришел в совершенное отчаяние: он опасался, что Мономахат, узнав о низвержении Вотаниата, перекинется к Роберту. И вот он призвал свояка – Георгия Палеолога и отправил его в Диррахий (это город в Иллирике), поручив ему любыми средствами заставить Мономахата без боя уйти из города – ведь у Алексея не хватало войска, чтобы изгнать его оттуда силой. Затем Алексей приказал Георгию всемерно противодействовать замыслам Роберта. К тому же он ввел новшество в устройство предстенных укреплений, велев оставить большую часть бревен незакрепленными, чтобы латиняне, если бы им удалось подняться по лестницам, вступив на доски, опрокинули их и упали вместе с ними на землю [371]. Он в своих письмах также рекомендовал правителям прибрежных городов и самим жителям островов не падать духом и не пребывать в беспечности, но находиться настороже, быть бдительными, принимать меры предосторожности и следить, чтобы Роберт неожиданно не захватил все прибрежные города и острова, тем самым доставив хлопоты Ромейской империи.