Николай Губенко - Режиссер и актер

По его мнению, на экране разворачивается увлекательная игра. "Губенко повествует в ритме баек, которыми обмениваются воспитанники, тайно куря в уборной. В конце каждой байки вырастает грозный воспитатель Криворучко: "Два наряда вне очереди!". И, как во всяком бурсацком фольклоре, тут страсти и страхи смешаны с насмешкой. Это игра, постоянная и острая игра, в которой сквозит своя безжалостность, причем разыгрывают друг друга и те и эти: и "мы" и "они, и ученики и учителя... неуловимый налет эксцентрики окрашивает актерскую ткань фильма. В решающие моменты режиссер Губенко смело укрупняет и удлиняет кадр, вводя настоящие актерские этюды; можно было бы сказать, что эти этюды нарушают монтажную плавность действия, но в том-то и дело, что тут никакой плавности и нет, а ритм рвется и замирает, подчиняясь иному ритму, вернее, аритмии судьбы. Стиль Губенко-режиссера это тонкая интонационная аритмия, в которой сквозь заторможенные раздумья о войне и смерти все время прорывается неубитая, озорная, неуемная, почти неуправляемая жизненная энергия. Удивительный контрапункт иронии и патетики"6.

К сказанному здесь добавлю, что сам стиль творческого мышления Губенко восходит, кажется мне, к традициям русско-южной прозы - И. Бабеля, И. Ильфа и Е. Петрова, молодого В. Катаева, отчасти М. Зощенко. Одесские, уличные хохмачки, возведенные в ранг большого искусства. Анекдот, от которого сначала беззаботно смеешься, а потом слеза прошибает. Но надо, конечно, знать, чувствовать, какие отнюдь не анекдотические реалии за таким анекдотом таятся. И, наоборот, в этих реалиях необходимо уметь видеть смешное, даже радостное, оптимистическое - иначе и жить не захочешь.

Уместно заметить, что зарубежному зрителю сравнительно трудно адекватно воспринимать "Подранки". Пожалуй, не менее трудно, чем картины Василия Шукшина. Нет, нет, он был признан зарубежной критикой, о нем и сегодня говорится немало добрых слов. Но я сам был свидетелем, как итальянский, вполне доброжелательный зритель (на юге Италии!), увидел в "Калине красной" лишь русский вариант гангстерского фильма.

Признан, хотя и в меньшей степени, и Губенко. "Подранки" получили "Золотую гроздь" на XYIII Международном кинофестивале в Сантарене (Португалия), "Бронзового Хьюго" на XIII МКФ в Чикаго. Не самые престижные кинофестивали, но вполне авторитетные. Да, и еще ему была присуждена премия критиков на Тегеранском фестивале.

Губенко рассказывал, что его восхитило, как смотрели фильм в Америке. "Потом были бурные обсуждения. Никогда не забуду одного человека, плохо одетого, боюсь, что на билет в кинотеатр - шесть долларов! - он истратил все, что у него было... Ну, так он ужасно кричал, и на него кричали. Смысл такой: что мы можем знать о войне, как мы можем судить о войне - мы тут сидим и судим, вот у них, у русских, действительно, есть, что сказать о войне".

Это - рассказ из беседы режиссера с Аннинским. Тот его еще спросил: "А эмоциональная реакция по ходу просмотра?" Ответ Николая: "совершенно как у нас: смеются, плачут в тех же местах".

Но вот в конце семидесятых годов в Соединенных Штатах Америки состоялась Неделя советского кино. Обозревали ее, наряду с другими, влиятельные американские критики Дэвид Энсен и Уильям Шмидт. В общем, они позитивно рассмотрели "Сибириаду" А. Кончаловского, "Осенний марафон" Г. Данелия, "Транссибирский экспресс" Э. Уразбаева, "Да здравствует Мексика!" Г. Александрова (этот фильм смонтирован и не лучшим образом из материалов, снятых в свое время С. Эйзенштейном и Э. Тиссэ). Лучшей картиной американцы посчитали, и это справедливо, "Пять вечеров" режиссера Н. Михалкова по мотивам одноименной пьесы А. Володина.

А вот что написали наши коллеги о "Подранках". "В фильме Николая Губенко "Подранки" угрюмый писатель вспоминает свою послевоенную жизнь в детдоме. Говорят, что фильм Губенко является автобиографическим. Он пропустил свое повествование через лабиринт угрюмой сентиментальности, его камера долго хмурится над могилой или останавливается на лицах наголо обритых ребят с задумчивыми глазами. Есть что-то очень неискреннее в этом фильме, который делает трагедию из того, что учитель ударил ученика, но не говорит ни единого слова о варварстве сталинских чисток того времени"7.

Высокомерное, некомпетентное суждение. Если я, критик, чего-то не понимаю, то, значит, оно - дурное. Печаль путается с угрюмостью, а юмор, одесский фольклор вообще не доходит. Американцы без стеснения прибегают к запрещенному приему, порицая режиссера за то, что он ни слова не сказал о "сталинских чистках", которые, нелишне заметить, в послевоенное время не проводились. В любом случае, об этих чистках в 1977 году никто у нас не мог ни слова произнести с экрана. Более того, Сталин потихоньку полегоньку пытались реабилитировать и даже возвысить, что нашло свое отражение в ряде фильмов, вышедших на экран почти одновременно с "Подранками".

И все же есть доля истины в претензиях американских критиков к губенковскому фильму. Вероятно, стояло бы резче выявить ту важную мысль, что не только война, не одна война виновата в тех незаслуженных страданиях и горьких тяготах, которые выпали на долю его подранков. Но самая эта мысль намечена, пусть и пунктиром в художественной канве картины. Может быт, поэтому она и столь печальная, надрывна. Ее создатель изнутри, интуитивно задевает острейшую проблему губительной ожесточенности людей, являющейся прямым порождение сталинского режима с его тотальным попранием коренных прав и достоинства человеческой личности. Ожесточенности, которая нередко перечеркивала в людях доброе начало, топтала его. Но и не могла совсем разрушить нравственность и совесть. Были и есть люди, и их немало, с ними мы встречаемся и в фильмах Губенко, которые оставались достойными того высшего звания, которое существует в обществе, - звания человека.

***

Финальные кадры ленты схожи с ее запевом. Алексей Бартеньев приходит в тот старый, теперь опустевший дом, где пробежали его детские годы. И вспоминает о них, возвращается мыслию вспять. Это трудно. Но нужно ли это?

За кадром звучат горькие и грустные строки Геннадия Шпаликова, любимого вгиковского поэта, ставшего сценаристом и режиссером. Он - из той же плеяды, что и Губенко, - человек, сделавший сам себя. Но не устоявший в этой московской суетности, не сумевший преодолеть "национальную" русскую болезнь - пьянство. Он рано и трагично ушел из жизни, оставив о себе остро проникновенную, как боль, светлую память

По несчастью или к счастью, - истина проста:

Никогда не возвращайся в прежние места!

Даже если пепелище выглядит вполне,

Не найти того, что ищем, ни тебе, ни мне...

А не то рвану по снегу - кто меня вернет?

И на валенках уеду в сорок пятый год!

В сорок пятом угадаю, там, где, боже мой,

Будет мама молодая и отец живой...

Странные, если не абсурдистские мысли, выражены в этих щемящих строках и в самом финале фильма "Подранки". Зачем же было его ставить и возвращать героя в свое далекое прошлое, если "истина проста: никогда не возвращайся в прежние места!"?

Альберт Камю, говоря о развязках произведений великого писателя Франца Кафки, заметил: "Его развязки (или отсутствие таковых) подсказывают объяснения, но последние только приоткрывают завесу и требуют - чтобы выглядеть обоснованными - чтения заново, под иным углом зрения. Иногда возможны два истолкования, откуда также возникает необходимость нового прочтения"8.

Я не сравниваю Губенко с Кафкой, но сказанное Камю имеет непосредственное отношение к фильму "Подранки". Развязка, финал ленты воистину требуют от нас повторного, хотя бы мысленно, ее внимательного просмотра. На его предшествующем этапе мы едва ли сомневались, что возвращение героя в прошлое несет в себе само собой разумеющийся нравственный смысл.

Теперь, глядя в грустные глаза Бартеньева - Будрайтиса можно в этом, пожалуй, и усомниться. Вероятно, такие сомнения исподволь посещали нас и раньше, но на них не фиксировалось особое внимание. А ведь, действительно: как себя ни тревожь, прошлое никогда не возвращается, и его не переиграешь. И настоящее остается тем же.