Командарм Уборевич. Воспоминания друзей и соратников.

Белорусский военный округ являлся одной: из творческих баз и лабораторий, где разрабатывалась теория глубокого боя и глубокой операции, усваиваемая сотнями и тысячами участников игр, учений и маневров. Лишь потом и далеко не полно результаты творческих поисков находили отражение в статьях, брошюрах, академических разработках. В практическом создании этой теории И. П. Уборевичу принадлежит видное место, хотя он почти ничего не писал по этим вопросам в открытой печати.

Непосредственно разработкой учений, связанных с проверкой теории глубокой операции, занимался Р. Я. Малиновский. Уборевич высоко ценил его оперативные способности, всегда с похвалой отзывался о выполняемых им работах, считая его многообещающим командиром. Вместе с Малиновским, Захаровым, Курасовым, Шумовичем и начальником артиллерии Муевым мы много работали над «Инструкцией по глубокому бою», введенной в действие в 1935 году.

Замечательной организации достигал И. П. Уборевич на дивизионных учениях с боевой стрельбой. На одном из таких учений в 1934 году присутствовали начальник Генерального штаба А. И. Егоров и военные делегации некоторых иностранных государств. Всех тог да поразила слаженность движения и огня. Зрелище «боя» было настолько захватывающим, что А. И. Егоров не раз пытался покинуть укрытие, чтобы ощутить на себе «дыхание войны».

Уборевич участвовал почти во всех учениях. Их общеармейский интерес бывал настолько велик, что на них часто присутствовали ответственные представители Наркомата обороны. Несколько раз приезжал М. Н. Тухачевский. Крупной новинкой являлось тогда вождение танков под водой, которым занимались командующий бронетанковыми войсками округа С. С. Шаумян и командир танковом бригады Тылтин. Были достигнуты результаты, позволявшие дать заказ промышленности на изготовление оборудования для подводного вождения танков. К сожалению, это новое и полезное изыскание не нашло тогда поддержки в верхах, и ценный опыт был забыт.

Немалую заботу проявлял Уборевич о повышении ударной и огневой мощи стрелковых частей. Хороший результат в различных видах боя показала стрелковая дивизия, в полки которой были введены батальоны танкеток. Вставал вопрос о введении в штаты полков танковых батальонов.

Иногда Уборевич сам участвовал в экспериментах. Как-то мы проверяли влияние «броска» на способность солдат вступать в бой сразу после марша: вести прицельный огонь, бросать гранаты, колоть штыком, преодолевать полосу заграждений и т. д. Уборевич решил все это проверить на себе и вместе с батальоном совершить бросок на десять километров за один час. Пригласил и меня. Я чувствовал себя очень тяжело. Не легче было и Уборевичу. Но он выдержал бросок до конца. Потом поговорил с солдатами, командирами и только после этого сделал вывод о целесообразности тренировки в бросках.

Не все учения проходили без происшествий. Вспоминается курьезный случай, когда мы изучали эффективность действия бомбардировочной авиации по танковой колонне, обозначенной мишенями-макетами. Учение проводилось в воскресный день, и присутствия людей в районе бомбардировки не предвиделось. Но в тот момент, когда из-за леса показалось первое звено самолетов, мы с ужасом увидели, что вдоль линии мишеней тащится крестьянская повозка. Уборевич схватился за голову, что-то крикнул командиру авиационной бригады. Но предпринять что-либо уже было невозможно. Прошла минута, другая. Пыль, поднятая разрывами бомб, скрыла от нас и мишени и повозку. Мы все подумали, что человеку, сидящему в повозке, не сдобровать. Каково же было наше удивление, когда через некоторое время сквозь просветы оседающей пыли показалась повозка, по-прежнему медленно двигающаяся вдоль мишеней, уже разбитых точными бомбовыми ударами. Произошел обман зрения. Повозка хотя и плелась вдоль мишеней, но не так близко, как нам показалось с вышки.

В бытность И. П. Уборевича командующим Белорусским военным округом широким фронтом велись работы по укреплению западных границ, строились укрепленные районы, аэродромы, дороги. Контролируя ход работ, намечая совершенствование оборонительных рубежей, он ежегодно проводил оперативные рекогносцировки. К ним привлекался широкий круг штабных командиров и в обязательном порядке работники оперативного отдела. На месте определялись наиболее важные рубежи и направления, проигрывались отдельные эпизоды.

Поучительными в смысле подготовки начальствующего состава и войск являлись не только сборы, различные учения и маневры, но и инспекторские проверки войск, которые проводил Уборевич. Выезжая в войска, он обычно брал с собой двух-трех командиров из отдела боевой подготовки и представителей родов войск. Всего в инспекторскую группу входило пять-шесть человек.

Бывая в войсках, он подолгу беседовал с бойцами, командирами подразделений, внимательно изучал их думы и настроения. Часто выступал перед ними с докладами. Во время лагерных сборов и учений Иероним Петрович жил в тех же условиях, что и начальствующий состав. Если разбивался палаточный городок, палатка командующего находилась на правом фланге.

Никаких объемистых актов обследований Уборевич не признавал. Вместо них издавались короткие приказы, в которых отмечались недостатки и давались исчерпывающие указания, как их устранять. И весь округ быстро узнавал о новых требованиях командующего войсками.

Роль и заслуги И. П. Уборевича в укреплении обороны и повышении боеспособности войск на одном из важнейших участков западного направления - да и не только там - бесспорны.

В своей работе он опирался на партийные организации, на командный и политический состав.

Его взаимоотношения с политическими работниками носили деловой партийный характер. Не помню случая, чтобы между членами Военного совета и командующим возникали трения. На заседаниях, при поездках в войска, при обсуждении принципиальных вопросов Уборевич внимательно прислушивался к политическим работникам, согласовывал с ними решения.

Особенно примечательны успехи И. П. Уборевича в подготовке и духовном выращивании преданных партии и Родине руководящих военных кадров: знающих дело командиров полков, дивизий и корпусов, творчески мыслящих штабных командиров, политических работников и хозяйственников, обладающих высокими организаторскими способностями. Многие командиры, пройдя «школу Уборевича», впоследствии добивались высокого уровня подготовки войск.

К великому прискорбию, в уродливой обстановке, порожденной культом личности Сталина, многие талантливые командиры были репрессированы, другие, преимущественно молодые, переведены в глубь страны, подальше от Белоруссии. Все теоретические разработки по вождению войск были опорочены, изъяты из употребления, а богатейший опыт многочисленных учений, полевых поездок и маневров отвергнут.

В начале 1935 года меня перевели на Дальний Восток начальником штаба Особой Краснознаменной Дальневосточной армии, которой командовал В. К. Блюхер.

После этого я виделся с Уборевичем раза три на совещаниях в Москве и один раз в Сочи, где мы отдыхали вместе с семьями. Последний раз мы встретились осенью 1936 года в Москве, на заседании Реввоенсовета СССР.

Иероним Петрович, как всегда, был внимателен, расспрашивал о службе, о трудностях, давал советы. Поделился со мной и своими творческими планами по дальнейшей разработке теории глубокой операции и углубленному исследованию вопросов подготовки и воспитания командных кадров.

- Очень хочется, Кирилл Афанасьевич, - говорил Уборевич, - написать капитальный труд по подготовке начальствующего состава армии. Опыта много, а вот времени не хватает...

В тот раз мы долго беседовали, вместе обедали, гуляли.

Примерно через год, возвратясь из Испании, я узнал, что Уборевич арестован, а все его военно-теоретические взгляды признаны вредными. Для меня, столько лет прослужившего с Иеронимом Петровичем, непосредственно наблюдавшего, с какой чистосердечной преданностью он отдавал всего себя укреплению обороноспособности Родины, все это явилось полной неожиданностью.