У государевых дел быть указано...

Турки приняли объяснения, и отношения Московского государства и Османской империи официально остались добрососедскими. Иной была реакция крымского хана. Попытка воздействовать на Россию с помощью набегов провалилась, большой поход на русские земли в 1637 г. закончился неудачей. В этой обстановке хан Бегадыр-Гирей домогался увеличенных «поминков»; русских посланников (Г. Зловидова и Г. Углева в 1635–1636 гг., особенно И. Фустова и И. Ломакина в 1638–1640 гг.) в Крыму подвергали пыткам, «вымучивая» дополнительные суммы. Инцидент с И. Фустовым и И. Ломакиным вызвал резкую ответную реакцию Москвы. Ф.Ф. Лихачев заявил ханскому гонцу о категорическом отказе России платить 1 900 руб., «вымученных» из И. Фустова: хану «вольно вымучить» и больше. Вопрос об отношениях с Крымом был вынесен на обсуждение Земского собора летом 1639 г. Несмотря на то, что собор предложил прекратить выплату «поминков» и увеличить расходы на оборону, правительство выбрало более осторожную линию – давать крымцам «поминки» на размене. В действительности оно удовлетворилось обещаниями татар не повторять насилий.

События 1639 г. заставили русскую дипломатию сделать первый осторожный шаг к сближению с Польшей. В Варшаву был направлен гонец Г. Семенов с извещением о готовившемся татарском набеге на польские владения.

Азовская эпопея и обращение донских казаков к царю с просьбой принять Азов «под высокую государеву руку» поставило Московское государство перед необходимостью определиться в отношениях с Османской империей. Эту проблему решал Земский собор 3–13 января 1642 г. По-видимому, правительство И.Б. Черкасского было готово бороться за Азов, если его позицию поддержат сословия. Доклад на соборе делал Ф.Ф. Лихачев. Он поставил перед собранием три основных вопроса: следует ли включить Азов в состав России, следует ли ради этого воевать с Турцией и где взять средства на войну? На первые два вопроса представители посада и служилого дворянства ответили утвердительно, но расходы пожелали переложить на крупную знать и церковь. После этого было решено оставить Азов. Потерпел неудачу политический курс, в разработке и проведении которого Ф.Ф. Лихачев принимал активное участие.

Осложнения в южном направлении внешней политики вынуждали искать соглашения с Польшей, куда в 1643 г. было отправлено посольство боярина князя А.М. Львова. Снаряжение этого посольства явилось последней важной акцией Посольского приказа под руководством Ф.Ф. Лихачева. Русско-польский договор об оборонительном союзе против Крыма был заключен в 1646 г. уже без него. Кроме того, наметилось сближение с Данией – союзницей Польши, которое русская дипломатия пыталась закрепить династическим браком между дочерью Михаила Федоровича царевной Ириной и сыном Кристиана IV Вольдемаром. Переговоры об этом вело в Копенгагене в 1642 г. русское посольство С.М. Проестева и И. Патрикеева. В конце 1643 г. королевич приехал в Москву, но из-за решительного отказа переменить веру (вопрос о вероисповедании жениха остался неурегулированным) царским зятем не стал. Впрочем, существовала более глубокая причина, из-за которой брак был расстроен: Дания начала войну со Швецией, и Московское государство решило не раздражать последнюю открытым союзом с ее противником. Но в этих событиях Ф.Ф. Лихачев непосредственного участия также не принимал, поскольку 1 сентября 1643 г. был освобожден от работы в Посольском приказе. [352] Приказ возглавил его протеже дьяк Г.В. Львов.

Государственная карьера Ф.Ф. Лихачева на этом не закончилась. После смерти И.Б. Черкасского правительство возглавил боярин Ф.И. Шереметев, при котором Ф.Ф. Лихачев получил более высокий думный чин – был пожалован в думные дворяне. [353] При этом за ним оставили звание печатника. Но данных, свидетельствовавших об активном участии новоиспеченного думного дворянина в делах внешней политики и вообще в государственных делах после 1644 г., нет.

Сохранилось немало сведений об имущественном положении думного дьяка и его хозяйственной деятельности. В отличие от таких своих предшественников, как П.А. Третьяков и И.Т. Грамотин, ставших крупными землевладельцами, Ф.Ф. Лихачев не разбогател. Как думный дьяк он получал денежный оклад в 250 руб. [354] Не известно, какими он владел поместьями, по-видимому, царских земельных дач у него было немного. В 1627 г. он вместе с дворянином Я. Боборыкиным получил в вотчину четверть села Дурнева под Москвой. В 1628 г. вотчины за ним было 25 четей, поместной земли 34 чети. [355] Для думного человека Ф.Ф. Лихачев был просто беден.

Не дожидаясь пожалований от государя, Ф.Ф. Лихачев сам позаботился об увеличении своего состояния. В 1630 г. он выкупил в вотчину долю Боборыкина, а вскоре и другую половину села Дурнева, принадлежавшую князю А.В. Хилкову. В 1629 г. дьяк купил в дворцовом селе Ильинском шесть пустошей на 116 четей, в 1632 г. там же еще одну пустошь, в 1636 г. обменял одну из своих купль на пустошь соседа князя И. Урусова. Кроме того, Ф.Ф. Лихачеву принадлежало село Долгие Ляды под Рузой, к которому в том же 1636 г. он купил из дворцовых земель три пустоши и деревни Осташова и Чередеева. [356] Как видим, Лихачев был энергичным хозяином, причем увеличивал свое состояние своими стараниями, а не за счет государевых пожалований. В 1643 г. он дал Дурнево в приданное своей дочери Прасковье, вышедшей замуж за стольника князя И.С. Прозоровского, в 1649 г. продал зятю и Долгие Ляды. [357] Кроме дочери у Лихачева не было наследников. Его сын, тоже Федор, в 1621, 1627 и 1629 гг. упоминаемый в звании стольника, умер при жизни отца в 1634 г. [358]

Думный дворянин Ф.Ф. Лихачев умер около 1653 г. 21 марта того же года его зять И.С. Прозоровский сделал вклад по его душе в Троице-Сергиев монастырь. [359]

Алмаз Иванов. [360] С середины XVII в. внешняя политика Московского государства была обращена, главным образом, на запад (борьба с Польшей за украинские и белорусские земли, с Швецией – за выход к Балтийскому морю) и на юг (борьба с Турцией за выход к Черному морю). Балтийский и турецкий вопросы ввели Москву в круг основных проблем западноевропейской политики XVII в. Экономический рост Московского государства и его связи с Востоком привлекали к нему внимание западноевропейских государств. Укрепив свои экономические и военно-политические позиции, Москва вступала равноправным членом в круг держав континента. В это время Англия, Голландия, Дания и Швеция поддерживали непрерывные дипломатические контакты с Россией: они открывали в российской столице постоянные дипломатические представительства, одно за другим посылали посольства.

В середине XVII в. в Западной Европе появилось издание записок придворного математика и библиотекаря герцога голштинского Адама Олеария. В них наблюдательный автор подробно делился своими впечатлениями от путешествия в составе посольства в Московское государство и Персию. Нельзя сказать, что все увиденное в России было правильно понято и истолковано им. Несомненно однако, что секретарь голштинского посольства стремился быть точным и объективным рассказчиком.

В его сочинении критические высказывания в адрес русских соседствовали с признанием, что в России есть люди «весьма талантливые, одаренные хорошим разумом и памятью». [361] Олеарий называл имя одного из таких людей и не без удивления сообщал о нем следующее: «Ради доброго разума своего и добросовестности он неоднократно участвовал в больших посольствах, а затем стал думным дьяком, или государственным секретарем, или, как его здесь называют, государственным канцлером». [362]