Трагедия адмирала Колчака. Книга 2

⁸⁴  Из этой беседы вытекало, что против Лебедева выступал и Михайлов, ездивший в целях агитации в Екатеринбург. Возможно, что Михайлов действовал под влиянием Андогского. Возможно и то, что здесь была лишь обычная сплетня. Уж очень несообразна комбинация, в которой вновь эсеры перепутываются с Михайловым, Гайдой, Львовым, казаками и т. д.

⁸⁵  Гайда в своих мемуарах говорит, что докладывал много раз Колчаку. Следов этих сообщений не сохранилось в литературе.

⁸⁶  Предупреждал Штефанек [Гинс. И, с. 524]. О неверности Гайды писал Гришин-Алмазов В. Н. Пепеляеву (дневник).

⁸⁷  Лебедеву было приказано считаться больным, чтобы не давать Гайде повода осуществить свою выходку [Будберг. ХГѴ, с. 273].

⁸⁸  Я должен отметить, что в изложении Иностранцева сквозит попытка несколько обелить Гайду.

⁸⁹  Зап. армия, по характеристике записки Калашникова, была проникнута «антидемократическим духом».

⁹⁰  Будберг считал лучшим потерять пермско-кунгурское направление со всеми запасами и заготовками, нежели рисковать неподготовленным людским запасом. Единственным шансом выправить катастрофическое положение Будберг считал попытку добиться нескольких недель передышки, чтобы подправить расстроенные части и подготовить сырые еще резервы Омского и Иркутского военных округов [XIV, с. 286].

⁹¹  Гайда обратился за поддержкой к Жанену. «Он просит, — пишет последний, — моего покровительства и при случае поддержки чехословацких войск: кажется, он боится, что его хотят арестовать. Я говорю ему, что он может вполне рассчитывать на мою поддержку; теперь, когда он больше не состоит на службе у русских, последние не имеют на него никаких прав...» [«М. SI.», XII, Р. 235].

⁹²  1-я — ген. Пепеляева; 2-я — Лохвицкого, 3-я — Сахарова. Южная армия Белова, отрезанная с конца июля, действовала самостоятельно.

⁹³  Такой план Какурин считает единственным правильным решением.

⁹⁴  Этот успех 3-й армии признает и Тухачевский [статья в сб. «Борьба за Урал». С. 79].

⁹⁵  Невольно Головин, представив перед отъездом Верховному правителю доклад о твердом положении на фронте, тем самым обнадеживал и вводил в заблуждение военных советчиков адмирала.

⁹⁶  Н. Н. Головин рассказывал мне, что Колчак потребовал, чтобы он ехал с охраной, и заставил двух молодых офицеров, сопровождавших Головина, принести присягу перед иконой в том, что они его охранят. Такова была обстановка.

⁹⁷  По подсчету Какурина, в 5-й Советской армии числилось 22 тыс. штыков, 2 тыс. сабель и 84 орудия; у противника было 20 тыс. шт., 8 тыс. сабель.

⁹⁸  В записке Сукина подчеркивается, что этот первый успех Головин оценивал не только как «тактическую победу, но и как «решительный стратегический успех».

⁹⁹  У Дитерихса, по словам Сахарова, весь вагон был уставлен иконами и хоругвями. Руководился он неотвязной идеей об особенном призвании спасти Россию [с. 289]. Едва ли не впервые в воззваниях Дитерихса было упомянуто об антихристе.

¹⁰⁰  Очевидно, в своем пессимизме Будберг был пристрастен, говоря о провале «добровольческой авантюры» на «первом же этапе»: «очередная шумиха собрала около 200 человек добровольцев». Будберг должен, однако, отметить, что «большинство из них производит очень хорошее впечатление» [XV, с. 305].

¹⁰¹  Он командовал на левом фронте так называемой степной группой.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

 Партизанское движение

1. Элементы движения

Среди «внутренних центробежных сил» на первое место надо поставить восстания, подрывавшие и разлагавшие тыл.

Город оставался «сравнительно спокоен». Колосов объясняет это явление малочисленностью пролетариата в Сибири (300—400 тыс. на 9—10 млн населения). В сущности, только в омских декабрьских событиях мы встречаем активное участие куломзинских жел.-дор. рабочих; в очень редких случаях источники отмечают «инициативу» рабочих, — напр. в попытке восстания на ст. Иманская, близ Красноярска, 27 декабря [Партиз. движение. С. 39]. Все более или менее значительные городские вспышки связаны с выступлением мобилизованных солдатских частей под влиянием пропаганды большевицких или иных агитаторов. Такой характер носило второе восстание в Омске 1 февраля, не поддержанное ни армией, ни рабочими и начавшееся с того, что солдаты одной части перерезали своих офицеров¹. Аналогичное встречаем мы в попытках поднять восстание в Новониколаевске (февраль), в Томске и Туринске (март), в апрельском восстании в Тюмени и в июльском в Красноярске, в Енисейске, Бодайбо и др.²

Все эти восстания, инспирированные и организованные в значительной степени коммунистами, согласно приведенной выше резолюции второй партийной конференции, больше всего затрагивали военных (сообщение «Зари» 5 ноября о расправе с офицерами во время мариинского бунта). И не приходится удивляться ожесточению именно военных кругов. Поэтому так легко казаки «зверели» и рубили «товарищей без пощады» (из письма 19 июня).

Томское восстание, «задуманное» еще в феврале, «приводится в исполнение» в марте. «Большая часть товарищей, по словам участника Смирнова, была вполне уверена в успехе дела». Уже распределяли комиссарские портфели. О начале восстания Смирнов рассказывает:

«Вечером 1 марта в офицерском клубе было собрание... В клубе был положен динамит в печку. Взрыв должен был, по замыслу, убить чуть ли не сотню присутствующих. В то же время на клуб должен был сделать нападение подведенный сюда отряд. А затем в других частях города выступят рабочие и солдаты и, пользуясь дезорганизацией власти, закончат дело. Расчет не оправдался. Прежде всего, взрыв оказался очень слабым. Убитых было семь или десять человек. Оставшиеся офицеры быстро оправились от замешательства, схватили оружие и выбежали на улицу. В этот момент к клубу подошел небольшой отряд коммунистов во главе с Ильмером. Произошла перестрелка, часть товарищей была убита. Однако оставшиеся все же решили выступать. Но 4 марта их военный штаб был захвачен целиком, и, после военно-полевого суда, было расстреляно 20 человек»³ [Борьба за Урал. С. 199].

Столь же неудачна была и февральская попытка поднять восстание в казармах новониколаевского полка. Солдаты оказались «пассивными». Как отмечает доклад ген. Бабушкина, большевики базировались на немцах-военнопленных, среди которых имелись коммунистические комитеты. Военнопленные должны были принять «деятельное участие» в случае переворота, и из них надеялись «создать наиболее боеспособные войска».

Характерно, что в Тюмени, где восстание начали мобилизованные при небольшом участии рабочих, распропагандированных коммунистической ячейкой, прежде всего восставшие направились в лагерь военнопленных. Но там никто не присоединился к восстанию. Молва о сотнях жертв в этом «сепаратном» восстании совершенно ложна. Управляющий губернией прис. пов. Копачелли в своем докладе исчисляет их в размере 34. Со стороны чехов и добровольцев из интеллигентов потеря выразилась в одном тяжело раненном. (Материалы о тюменском бунте напечатаны в кн. 8 «Прол. Рев.».)

Из сказанного видно, что городские вспышки большого значения не имели.

Иное дело восстания, которые принято называть крестьянскими, хотя специфические черты крестьянского движения в них почти отсутствовали, и поэтому называть их крестьянскими надо с большими оговорками. То было движение партизанское, чрезвычайно разнородное по своему составу, — движение, принявшее в сибирских условиях огромные размеры и действительно представлявшее местами большую угрозу в тылу армии. Достаточно указать на то, что бывали, напр., моменты, когда железная дорога от Барнаула до Семипалатинска на протяжении 100—150 верст находилась 2—3 недели в руках партизанских отрядов, чем расстраивалось все движение грузов в этой части Сибири [Колосов. XX, с. 225]. «Тайшетская пробка» (между Тайшетом и Канском) на два месяца остановила все ночное движение [Будберг. ХГѴ, с. 275]; поезда ходили с большими перебоями, а воинские эшелоны «почти с регулярной правильностью» терпели крушения [Колосов. С. 237]. Амурская жел. дор., занятая повстанцами, не функционировала две недели⁴.