Король Георг V

После смерти короля почти год дворец оставался в запущении. Накрытые чехлами, пустовали гостиные, бальный зал и тронную комнату посещали только привидения. Королева Мария использовала эту передышку, чтобы реконструировать некоторые из непарадных апартаментов: здесь разместились образцы чиппендейла, [47] там — нечто наподобие английского ампира. [48] Избегая нарочитости времен прежнего правления — того, что она называла «избытком позолоты и орхидей», — королева стремилась не к роскоши, а к комфорту и красоте. Эдвардианская эпоха во всех отношениях подошла к концу.

Гордясь достижениями своей жены по части интерьера — этот талант она унаследовала от своего отца герцога Текского, — король тем не менее всегда рассматривал Букингемский дворец лишь как официальную резиденцию, а не место для проживания. Помпезность была не в его вкусе. Во время королевского визита в Чэтсуорт, дербиширское поместье герцога Девонширского, один из придворных отметил недовольство короля, которого поселили в огромной комнате с гобеленами и вычурной резьбой. Про Букингемский дворец король как-то сказал Эшеру, что с удовольствием снес бы его до основания, а прилегающий к нему сад площадью в сорок акров продал бы, чтобы его превратили в общественный парк, а вырученные деньги использовал бы на перестройку Кенсингтонского дворца в соответствии с собственными скромными вкусами. Это был один из редких всплесков его фантазии.

В самом центре Лондона король установил круглосуточный распорядок, такой же твердый, как на корабле, плывущем в бескрайнем океане. Вставая утром и ложась вечером, он обязательно смотрел на барометр; режим дня между этими его действиями был так же предсказуем, как траектория планеты. Король вставал за два часа до завтрака, который подавали в девять часов. Он работал над государственными бумагами, заполнял дневник, читал газету «Таймс». Остаток утра он проводил со своими секретарями и другими государственными служащими, принимал министров и послов — обычно для формального введения в должность или еще какой-нибудь подобной церемонии. Перед ленчем с королевой он в половине второго быстрым шагом прогуливался по саду — это было механическое, довольно безрадостное упражнение, состоявшее в движении по одному и тому же маршруту. В конце ленча он засыпал в кресле ровно на пятнадцать минут, после чего внезапно просыпался; как отмечал его старший сын, словно у него в голове звенел будильник. Вторая половина дня отводилась встречам за пределами дворца, игре в теннис с придворными или занятиям филателией. Чтению официальных депеш было посвящено начало вечера. Когда дворцовый траур подошел к концу, король иногда ужинал с королевой в одном из еще сохранившихся аристократических домов или смотрел в театре какую-нибудь незатейливую пьесу. Обычно же он предпочитал спокойно ужинать со своей семьей, хотя и в белом галстуке и со звездой ордена Подвязки. Заслышав, как король отправляется спать, придворный конюший мог смело ставить часы на 23 ч. 10 мин.

Такой же размеренный распорядок господствовал и в Виндзоре. Древнюю крепость Георг IV превратил в великолепный дворец, величественно возвышающийся на берегу Темзы и менее чем в двадцати милях от Лондона доставляющий своим обитателям все услады парка и тенистого леса. Королевская семья в течение года периодически наезжала сюда на короткое время. Признаком того, что во время пребывания в Виндзоре король обретает особое душевное состояние, можно считать его позволение носить короткие пиджаки вместо обязательного для Лондона фрака. Рано утром он совершал прогулку верхом на лошади, после чего играл в гольф или катал детей в открытом экипаже, запряженном четверкой лошадей серой масти, а однажды в апреле полдня собирал примулы для своей матери. Королева тоже была счастлива. Она любила работать в библиотеке, разыскивая там забытые раритеты, приводила в порядок книги и составляла каталог. Отношение ее мужа ко всякого рода древностям было равнодушным, если не негативным. Так, он приказал Эшеру уничтожить все письма герцогини Джорджианы Девонширской к Георгу IV. На сей раз, однако, верный слуга не подчинился королевскому приказу. Нескромные письма он перенес в собственную библиотеку, и почти через полвека они были проданы его потомками.

«Здесь чрезвычайно спокойно и все по-домашнему, — писал Эшер весной 1911 г. — Мы вернулись к образу жизни королевы Виктории. Ужин в Дубовой комнате, затем все сидят в гостиной до самого чая, после чего расходятся по своим делам, а король отправляется работать. Он рано ложится спать». Адмиралу Фишеру он говорил, что это похоже на пребывание в тихом доме приходского священника. Правда, не все гости одобряли происшедшие перемены. Лорд Крюэ, министр в правительстве либералов, приглашенный в Виндзор на Аскотскую неделю, тосковал по «сильной и властной личности» короля Эдуарда. А Менсдорф раздраженно замечал: «Вечера очень скучны. Никакого бриджа, так что мы просто сидим без дела, что нагоняет тоску и чрезвычайно утомляет».

Макс Беербом отразил эти настроения светских людей в довольно слабой пьесе, озаглавленной «Ballade Tragique а Double refrain». [49] Ниже приводятся две строфы из воображаемой беседы придворного и придворной дамы:

Однажды за ужином леди Лейсестер, жена соседа короля по Норфолку, примерно в таком же духе жаловалась лорду Линкольнширу, обер-гофмейстеру королевского двора. Однако либерал-землевладелец не проявил никакого сочувствия. А в своем дневнике записал:

Отношение короля к светскому обществу было достаточно определенным. «Мы уже довольно повидали всяческих интриг, когда некоторые леди совали нос не в свои дела, — заявил он как-то Менсдорфу. — Меня не интересуют другие жены, кроме собственной».

Это, однако, не избавило его от необходимости расплачиваться за не слишком аскетические привычки своего отца. Едва утихло дело Майлиуса, как этот образцовый семьянин столкнулся еще с одним скандалом. Графиня Уорвик, отчаянно нуждаясь в деньгах, чтобы расплатиться с кредиторами, дала знать, что собирается продать адресованные ей письма короля Эдуарда VII, написанные еще в бытность его принцем Уэльским. Назначенная ею цена приближалась к 100 тыс. фунтов стерлингов. Король Эдуард не был, конечно, Вольтером; в объявленную ею сумму она включила якобы затраченные ею суммы на приемы своего царственного и требовательного любовника. Узнав о ее намерении прибегнуть к шантажу, Артур дю Крос, депутат-консерватор и основатель компании по производству резины «Данлоп», вынужден был взять на себя роль посредника между леди Уорвик и королевским двором. В лице лорда Стамфордхэма она, однако, встретила достойного соперника. Он убедил дю Кроса продолжать финансовые переговоры до тех пор, пока королевский поверенный не сможет неожиданно для нее подготовить тайное заявление в Высокий суд. Суд решил, что публикация компрометирующих писем будет противозаконной — по крайней мере в Великобритании, — а чтобы у леди Уорвик не появилось искушение продать их американскому издателю, дю Крое оплатил ее долги, исчислявшиеся 64 тыс. фунтов. За эти и другие заслуги он в 1916 г. получил титул баронета.