Роман с президентом

Крайне невыгодным для внешнего вида президента оказался и большой Президентский пресс-центр в Кремле. Освещение сверху увеличивало впечатление одутловатости лица, углубляло морщины. Кроме того, место, на котором сидел президент, было на фоне темно-коричневой фанеровки стола президиума, за которым раньше сидели члены Политбюро. В результате Ельцин на больших пресс-конференциях выглядит старше своих лет. Мне несколько раз приходилось пререкаться с комендантом Кремля: я требовал, чтобы задник, на фоне которого сидит Ельцин, задрапировали более светлым тоном. Мне отвечали, что это невозможно.

Урок, как надо «делать лицо» президента, мне преподали профессионалы из команды сопровождения Франсуа Миттерана, когда тот приехал в Москву с официальным визитом. Я никак не мог понять, зачем они устанавливают столько мощных софитов, бьющих прямо в лицо. Мне объяснили, что яркий прямой свет «снимает десять лет». И действительно, весь в морщинах, болезненного вида французский президент выглядел весьма свежо. Морщины просто засветили. После этого я потребовал, чтобы и на сольных пресс-конференциях Ельцина ставили сильные осветители. Борис Николаевич был недоволен, но смирился.

А вообще в России не любят «прилизанных» политиков. И некоторая степень естественной «растрепанности» (и в прямом, а иногда и в переносном смысле) воспринимается населением с пониманием и даже иронической доброжелательностью. Примеры тому не только сам Б. Ельцин, но и А. Лебедь, в некоторой степени даже В. Жириновский.

Обычно президент очень заботился о том, чтобы достойно и даже элегантно выглядеть. Прическа — предмет особых, я бы даже сказал, чрезмерных его забот. И, проходя в Кремле мимо зеркала, он не преминет полюбоваться на себя. Каждое утро к нему приезжал парикмахер и наводил, что называется, «марафет». В узком кругу президентского парикмахера в шутку так и называли — «Расческа». В течение нескольких лет «Расческа» ходила в юбке — разговорчивая, доброжелательная женщина, отставленная впоследствии от головы президента именно за разговорчивость. Откровенно говоря, нам было жалко, когда ее уволили. И не только потому, что во время многочисленных поездок президента по стране и за границу мы все к ней привыкли. Жалко было еще и потому, что она, орудуя ножницами, могла, что называется, «поболтать» с президентом, как это вообще принято у цирюльников, хотя бы ненадолго отвлечь его от нелегких государственных мыслей. С ее уходом стало уж совсем некому «просыпать» в президентское ухо мелкие житейские пустяки, которые иногда спасают нас от хандры или дают возможность взглянуть на самого себя (даже если ты президент) с долей врачующей самоиронии.

Сегодня о знаменитом президентском зачесе заботится неразговорчивый, замкнутый человек, взятый на должность именно за это замечательное свойство, которое он оттачивал, щелкая ножницами над ухом Брежнева, Андропова, Черненко. Такого рода людей для президента подбирали либо А. В. Коржаков, либо М. И. Барсуков, что вполне нормально, учитывая императивы безопасности. Кстати, новая «Расческа» как-то поведал мне, что самым легким и доброжелательным клиентом был Юрий Андропов: умел, дескать, и пошутить, и оценить работу. С Борисом Николаевичем работать явно труднее, особенно в последнее время: стал угрюм.

При всем уважении к собственной прическе Борис Николаевич однажды всех ужасно напугал своим «непредсказуемым» видом. Случилось это, если не изменяет память, во время 8-го Съезда народных депутатов. Президент вышел на трибуну с совершенно неожиданной, полупролетарской-полухулиганской прической (когда-то нечто подобное у него было в Свердловске). Депутат Илюхин обвинил президента в том, что тот, дескать, вышел на трибуну в «непотребном виде», намекая на то, что Борис Николаевич «заложил за воротник». Я видел президента буквально за минуту до этого знаменитого «выхода» и, признаюсь, вначале тоже испугался и… по той же самой причине, что и бдительный Илюхин. На самом же деле все было обыденней и лишено всякого алкогольного подтекста. Хулительные речи депутатов на съезде довели президента до такой степени нервозности, что он был на грани эмоционального срыва. А. В. Коржаков, который как никто другой чувствовал «внутренний пульс» своего шефа, предложил ему ненадолго поехать на теннисный корт, чтобы расслабиться. Во время этой отлучки депутаты внесли проект еще одной поправки в Конституцию, резко сужающей полномочия президента. Нужно было немедленно дать ответный бой. Ельцин кинулся в душ, и вся его великолепная прическа была смыта. Увидев непривычного, «свердловского образца» Ельцина, зал застыл от ужаса и недоумения. Потом по рядам пробежал ропот. Эффект был совершенно неожиданным. Депутаты явно испугались. Им почудилось, что «такой Ельцин», как и Иван Грозный, может сделать с ними все.

Говоря шире, нужно отметить, что Ельцин вообще не любил искусственных движений, ловушек, капканов и в обыденной жизни, и в политике. Я не помню, чтобы он когда-либо ставил перед своими помощниками задачу расставить силки для противников. Он предпочитает жесткий, но честный поединок. Как заядлые дуэлянты и фаталисты — на пистолетах с двадцати шагов. Его излюбленный прием — выждать, иногда даже перетерпеть, смиряя гордость, а потом нанести сокрушающий прямой удар. Не знаю, отнести ли это к сильной или слабой стороне (в политике сентиментальность всегда убыточна), но Ельцин никогда не добивает сбитого с ног противника. М. С. Горбачев напрасно обижается на него. Насладившись победой, Ельцин теряет интерес к противнику и отходит в сторону.

Увы, такого рода политическое милосердие нередко приводит к беде. Положив на лопатки КПСС, он позволил ей встать на ноги, и сегодня она дышит ему в спину с опасно близкого расстояния. Нокаутировав Фронт национального спасения, он дал ему отдышаться. Не смог воспрепятствовать освобождению из тюрьмы членов ГКЧП и участников путча октября 1993 года. Одержав смертельно опасную для него схватку с Верховным Советом и съездом народных депутатов, он не предпринял решительных шагов для того, чтобы убрать с политической сцены своих заклятых врагов среди депутатов, и многие из них, воспользовавшись попустительством, оказались с мандатами членов Государственной думы.

Неоднократно высказывалось мнение, что вне схватки и без врагов Ельцин властвовать не способен и что он нарочно оставляет политических «подранков», чтобы поддерживать огонь конфронтации. Думаю, что эти предположения безосновательны. Ельцин с большим трудом выдавил из себя коммунистический опыт и, став президентом, нередко даже в ущерб здравому смыслу принципиально не хочет оставлять за спиной мертвых противников.

Весной 1993 года политическое противостояние в высших эшелонах власти достигло предела. Вопрос о том, кто кого, мог решиться в считанные дни. Об атмосфере тех дней можно судить по высказыванию одного из депутатов Верховного Совета: «Все решится в три дня: либо я поеду сажать гладиолусы, либо — борисов николаевичей».

В субботу, 20 марта 1993 года, президент выступил с телевизионным Обращением к народу. «Страна больше не может жить в обстановке постоянного кризиса… Фактически запушен маховик антиконституционного переворота… В этих условиях президент вынужден взять на себя ответственность за судьбу страны… Сегодня я подписал указ об особом порядке управления…»

Президент объявил о предстоящем референдуме.

Это означало конец съезду, Верховному Совету, а по политической сути — конец державшейся в стране с 1917 года «советской власти». В личном плане это был крах Р. Хасбулатова.

И хотя уже подписанный Указ Б. Ельцина «Об особом порядке управления до преодоления кризиса власти» был из тактических соображений временно заморожен (Ю. Батурин уже отвез его на телевидение для оглашения, но в последний момент по звонку от Бориса Николаевича его «отозвали»), суть дела от этого не менялась. Фактически указ вводил президентское правление. А. Руцкой, сделавший ставку на союз с Р. Хасбулатовым и уверовавший, судя по всему, в его победу, отказался завизировать этот указ, и это окончательно разорвало его отношения с президентом.