Москва еврейская

Как ничтожно было количество евреев в первой четверти XIX в., видно из следующего. В старом путеводителе «Москва, или Исторический путеводитель по знаменитой столице государства Российского», часть 4, Москва, 1831 г., мы читаем: «За Дорогомиловской заставой находится кладбище с церковью во имя преподобия Елизаветы, построенное от казны 1772 г.». О еврейском кладбище, которое, как указано выше, было открыто еще в 1788 г., даже не упоминается. Очевидно, евреев было так мало, что и. кладбище не функционировало…

В Москве в это время проживали лишь временно приезжавшие для закупки товаров, и их, по всей вероятности, было очень немного. Приезжие евреи облюбовали для своего жительства Зарядье, на подворьях которого, Глебовском и Мурашевском, они останавливались. Это место, очевидно, выбрано было по следующим причинам. Евреи в то время были редкостью, и на них смотрели как в Кунсткамере на редких зверей, смотрели не без насмешливости, презрительности, а порой и оскорблений. Известно, что в течение почти всего XIX в., вплоть до 80-х годов, еврея московские обыватели встречали с приветствием: «С хреном». Как, например, татарина встречали, показывая ему «свиное ухо». Какой смысл скрывался под этим таинственным «с хреном», неизвестно. Очевидно, здесь имелось нечто оскорбительное. Понятно, что при таком настроении «окружения» евреям не особенно приятно было проживать на центральных и многолюдных улицах. Зарядье лежало в стороне от столичного шума и в этом отношении было чрезвычайно удобно. С другой стороны, Зарядье было очень близко от Гостиного двора и Ильинки, этого московского сити, с которым только евреи имели дело. Вот почему оно и сделалось любимым местожительством евреев. Тут же была открыта и первая еврейская молельня, так называемая «Аракчеевская» молельня на Глебовском подворье, и Зарядье, понятно, стало еврейским кварталом Москвы. Центр Зарядья, Глебовское подворье, потом стало московским гетто, о котором подробно расскажем в следующей главе.

ГЛАВА III. Царствование Николая I (1825–1856)

В 1825 г. кончилось царствование Александра «благословенного» и началось царствование Николая I, прозванного справедливо Некрасовым и Толстым Николаем Палкиным. Это царствование, необыкновенно мучительное для всей России, было особенно ужасным для русского еврейства. Ужасным оно было по той, употребляя выражение Достоевского, артистической жестокости, которую оно проявило по отношению к русскому еврейству. Со времени Иродова избиения детей история не знает такого правительственного истребления детского населения, какое совершил этот проклятый царь. Но это массовое истребление было куда хуже Иродова. Последний избил в один момент детей и сразу положил конец мучениям. Николай в течение десятков лет подвергал истязаниям тысячи еврейских детей, подвергая их неслыханным физическим и моральным пыткам. Мы говорим о всем известных кантонистах, об отбирании у родителей детей начиная с 5 лет на военную службу и отдаче их на воспитание в отдаленные центральные и сибирские губернии, где их всякими хитро изобретенными способами всякого рода мучительства вынуждали отказаться от веры отцов и переходить в православие. Еврейская народная фантазия ^[24] заклеймила в своих песнях и легендах это подлое царствование, в народной памяти этот период русско-еврейской истории стоит рядом разве только с эпохой испанской инквизиции. Один очень известный проповедник начал свою речь по случаю кончины Николая следующими словами: «Все добро, которое он сделал евреям, да выйдет ему навстречу на том свете…». Что до евреев в Москве, то это время было наполнено историей московского гетто и борьбой за его уничтожение.

У подошвы довольно крутого спуска, ведущего с Ильинки и Варварки вниз к Зарядью и Проломным воротам Китайской стены, на углу ныне Псковского и Елецкого переулков, стоит двухэтажный казарменного типа дом под № 12, окаймляющий грязноватый и невзрачный двор. Это «Глебовское», или «Жидовское», подворье. Глебовским оно называлось потому, что принадлежало действительному статскому советнику Глебову, подобно тому, как соседний и постоянно с ним конкурировавший дом, Мурашевское подворье, называлось по имени своего владельца — купца Мурашева. Жидовским оно называлось потому, что, как сказано выше, издавна этот дом облюбовали евреи, приезжавшие в Москву. Это Глебовское подворье в течение многих лет и было московским гетто, так как все евреи, почему-либо прибывавшие в это время в Москву, имели право проживать только в этом доме.

Какова история этого гетто? Когда и как оно возникло? Как жили в то время попадавшие туда евреи?

Московское гетто отличалось от западноевропейских тем, что последние составляли целые кварталы, в которых проживало еврейское население того или другого города; в Москве же гетто состояло из одного дома, вышеупомянутого Глебовского подворья.

Этот дом владелец его, Глебов, в 1826 г. завещал казне, с тем чтобы доходы с него шли на содержание главным образом Глазной больницы. Когда дар генерала Глебова был высочайше утвержден, московский генерал-губернатор кн. Голицын сообщил попечителю подворья, что евреям, временно пребывающим в Москве, разрешается останавливаться в этом подворье, но с тем чтобы не брали с собой жен и детей и не устраивали там синагоги для общего богослужения. Таким образом, Глебовское подворье, так сказать, официально было санкционировано как местожительство евреев в Москве.

Но в этом разрешении, в этой санкции, еще не было элемента принуждения. Евреям как будто предоставлялось право останавливаться в этом доме, но и не запрещалось жить в других местах.

Но скоро это разрешение превратится в принуждение, в требование, чтобы евреи проживали только в этом подворье и не имели права жить в другом месте. В этом превращении разрешения в принудительное требование большую роль опять (это уже во второй раз) сыграло московское купечество. В грибоедовской Москве, Москве фамусовых, репетиловых, скалозубов, молчалиных и чацких, в пушкинской Москве, Москве онегиных, лариных и ленских еще не слышно голоса московского купца, он еще не показался на поверхности общественной и политической жизни. Пройдет еще несколько десятилетий, и он начнет проявлять себя активно, станет героем «темного царства», потом превратится во всероссийское купечество, претендующее на место, оставленное оскудевшим дворянством, и из «Кит Китыча» Островского ^[25] превратится в «Джентльмена» Сумбатова-Южина.

Но в николаевское время он сидел еще в тиши за своим прилавком и занимался только накоплением. Тем не менее, однако, когда дело касалось его узких интересов, он уже и в то время выступал открыто, обнаруживая свои довольно яркие агрессивные стремления. Особенно легко это было сделать, когда дело шло о евреях. И вот в 1826 г. московская торговая депутация обратилась к московскому генерал-губернатору с жалобой на то, что евреи незаконно приезжают в Москву, продают иностранные товары, покупают русские товары и отправляют из Москвы «без всякого сношения с московскими купцами, к явному их подрыву и стеснению». Ввиду этого они ходатайствовали о запрещении евреям приезжать в Москву. Такое запрещение было бы очень выгодно для русских купцов, торговцев и посредников, которые избавились бы от еврейской конкуренции, но было бы очень невыгодно для московских фабрикантов, которые теряли бы в лице евреев крупных покупателей, связывавших московскую фабричную промышленность с западным и северо-западным рынком, особенно если принять во внимание, что евреи уже и тогда развили свои торговые операции до довольно солидных размеров. Так, известно, что в пятилетие 1828–1832 гг. евреями отправлено из Москвы за границу и в разные западные губернии товаров на сумму около 80 млн. рублей. Понятно, что московские фабриканты, со своей стороны, наоборот, ходатайствовали перед генерал-губернатором о разрешении евреям приезжать в Москву для торговых целей. Ввиду такого конфликта между членами московской торговой депутации и видными московскими фабрикантами состоялось соглашение и выработаны были следующие правила для проезда евреев в Москву: