Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба советской молодежи)

Когда становится нечeм жить...

Господи Боже! Склони Свои взоры

К нам, истомленным в суровой борьбe...

Бальмонт.

Поздно вечером, послe этого сбора шли мы с княжной Лидiей по каменистым залитым лунным свeтом улицам города. У больших чугунных ворот старая начальница остановилась.

-- Пройдемте, Борис Лукьянович, через бульвар, -- сказала она. -- Вы вeдь не спeшите?

По широкой песчаной аллеe мы подошли к громадному бeлому зданiю панорамы, окруженному густой рамкой темных деревьев.

Раньше в больших нишах круглой стeны стояли бюсты героев Севастопольской обороны, погибших здeсь 70 лeт тому назад. Теперь эти ниши были пусты.

-- А куда же бюсты отсюда дeвались? -- удивленно спросил я. -- В музей, что ли, отвезли?

-- В музей? -- горько улыбнулась княжна. -- Ну что вы, Борис Лукьянович! Героев имперiалистической войны да в пролетарскiй музей? -иронически подчеркнула она. -- К ним отношенiе попроще.

-- А как же?

-- Да просто веревки на шеи понакинули, стащили вниз и разбили ломами, поглядите: вот еще бeлые осколки лежат -- вот, у стeн...

Я отвернулся с глубоким чувством негодованiя.

-- Разнузданный инстинкт разрушенiя, -- тихо сказала княжна. -- Ломай, бей без оглядки все старое, "отжившее". 160 А, вот, когда дeло доходит до стройки, до созиданiя -- тут тупик...

-- Значит, ваше мнeнiе о "стройкe новой жизни" -- пессимистическое?

-- И очень даже, -- печально прозвучал отвeт старой учительницы. -- Эти бюсты -- что! Это -- пустяки. Всe эти матерiальныя разрушенiя сравнительно не так страшны. А вот, когда души дeтскiя ломаются, да вывихиваются, вот, это -- уже трагедiя.

-- Вы про комсомол говорите?

-- Да не только про комсомол, да пiонеров -- про всю молодежь. Вот, возьмите наши школы. Отмeнили все с одного маху -- и программы, и методы, и учебники. А новаго ничего не создали. Ну и хаос... Да какой хаос! -- с горечью продолжала она. -- Вeдь мы, педагоги, не знаем прямо, что дeлать, чему учить, чему воспитывать. Комсомольскiя ячейки, куда вошли почти сплошь хулиганы, дeлают в школe, что хотят, даже преподавателей увольняют. Дeти дичают все больше. Программы, методы, системы мeняются каждые 2-3 мeсяца. Чехарда... А тут, вот, еще и скаутскiе отряды закрыли: нашли тоже, видите ли, новую "гидру контр-революцiи"... Эх, лучше не думать...

Мы долго молчали, глядя на чудесную картину озареннаго призрачным лунным свeтом бульвара. Царила полная тишина. Только неумочный шум цикад едва слышно звенeл в настороженном покоe южной ночи...

-- Хорошо, -- вздохнула княжна. -- Уходить не хочется. Забываешь о тревогах дня... Вот, кстати, я хотeла спросить вас, Борис Лукьянович, о ваших планах на будущее. Как видно, запрещенiе КСМ вас не остановит?

-- Я буду откровен с вами, Лидiя Константиновна, -- задумчиво отвeтил я. -- Видите ли, иллюзiй относительно будущаго у меня нeт. Были, пожалуй, когда я eхал сюда, в Россiю, из Константинополя. Но дeйствительность скоро и радикально излeчила меня. Я, как и вы, не вeрю в "новую жизнь"... Но вы спрашиваете, очевидно, о перспективах подпольной скаутской работы?

-- Да, и об этом тоже.

-- Ну, что-ж! Перспективы самыя унылыя. Конечно, 161 нас раздавят, сомнут. Развe в этом можно сомнeваться? С одной стороны, юношескiя группы, необъединенныя и неорганизованныя, вооруженныя только моральной силой своей идеи, а, с другой -- вся мощь государственнаго аппарата, с его бездушным механизмом. Силы уж очень неравны...

-- Но вы продолжаете бороться?

-- Нeт, Лидiя Константиновна, я не столько борюсь, сколько пытаюсь смягчить удары, которые уже стали падать на нашу молодежь... Вот, вы видите сами -- наши ребята не складывают оружiя. Для них вeдь такая борьба -- не трагедiя, а только почва для испытанiя их молодых, бьющих через край сил... Эта тяга к борьбe -- стихiйна, и вы знаете, княжна, над ней, может быть, можно и посмeяться, но не преклониться перед ней нельзя. Вeдь это же проблеск той силы, той идеи, которую мы с вами воспитывали в них столько лeт... Вот сейчас -- возьмите, ребята не хотят сдаваться перед натиском грубой силы, и это не есть подзадориванiе взрослых, а честно понятое слeдствiе нашего воспитанiя... Это -- чувство долга, правды и чести...

-- Но если, по вашему мнeнiю, вся эта борьба обречена на провал, -- что же вы собираетесь дeлать?

-- Я много думал над этим и рeшил, что весь свой авторитет и опыт я употреблю на то, чтобы боевой инстинкт и спайку ребят переключить на другiя формы дeятельности.

-- Другiя? Какiя же? -- удивилась княжна.

-- Ну, прежде всего -- внeшне, в порядкe камуфляжа, в Одессe, напримeр, под маркой спорт-клуба. Здeсь -- допризывники и "литераторы". И вы, конечно, замeчаете, Л. К., что это не столько стремленiе к подпольной дeятельности, как просто инстинкт объединенiя в жизненной борьбe. Русская молодежь начинает дeлиться на два лагеря -- этот, вот, комсомольско-пiонерскiй, без всяких моральных установок, и другой -- вот вродe наших ребят. Вы, вeроятно, чувствуете, что наши ребята не пойдут грабить и комиссарствовать. И эта молодежь все равно будет объединяться... Я знаю, что и сокола, и 162 школьники, и даже спортсмены начинают группироваться своими ячейками.

-- Но развe такiя формы объединенiя не опасны?

-- Конечно, опасны. Но что-ж -- умыть руки? Вeдь борьба за душу перерастет в политическую борьбу. В этой неравной борьбe наша молодежь рискует многим. Бой начинается. Развe могу я уйти в сторону? И, по вашему, развe не нужно бороться?

Моя спутница не отвeтила.

Мы вышли на край бульвара, гдe высились старинные, возстановленные, как историческiе памятники, бастiоны. Громадные чугунные стволы старых орудiй молча смотрeли сквозь амбразуры валов. Горы круглых ядер высились по сторонам, а внизу, за обрывом неясно сверкали сотни огоньков городских окраин.

Влeво, за темнeющей гладью бухты, высоко за полосой огоньков Корабельной стороны, на темном южном небe, в серебристом свeтe луны обрисовывался плоскiй купол страшнаго Малахова Кургана.

Давно, давно, 70 лeт тому назад, эта твердыня, каждая пядь которой пропитана человeческой кровью, в теченiе 11 тяжелых мeсяцев героически защищала осажденный Севастополь.

И нeсколько лeт тому назад, прощаясь с севастопольской дружиной, наш Старшiй Скаут, О. И. Пантюхов, с полным правом мог сказать:

-- Вам есть с кого брать примeр выполненiя своего долга. Будьте стойки и мужественны, как славные защитники Севастополя.

И вот, они сейчас выполняют прощальный завeт своего старшаго друга...

Мы присeли на скамью на краю обрыва. Старая начальница задумчиво смотрeла на мирную картину спящаго города. Мы долго молчали, погруженные в свои думы.

-- Я знаю, Лидiя Константиновна, -- прервал я молчанiе, -- что все это невеселыя перспективы. Но что-ж дeлать? Мнe уж не отойти в сторону. Нити моей жизни и сердца слишком тeсно переплетены со скаутингом...

-- А ваше будущее? -- так же тихо спросила княжна. -- А что же дальше? Вы думали над этим?.. 163

-- Моя фантазiя в этом направленiи рисует только мрачныя краски. Невеселые годы, что и говорить. И угораздило же нас родиться в такое неудачное время! Наблюдать за всeм этим со стороны, или читать в исторiи или романe, может быть, было бы и интересно. Но переживать все это на собственной шкурe... Бррр...

Лидiя Константиновна невесело разсмeялась.

-- Завидую я вам, Борис Лукьянович. У вас еще есть будущее, ибо есть молодость. Мнe, одинокой старухe, до сих пор скауты замeняли семью. Но вот, и семья эта, такая дорогая мнe, -- под жестоким ударом. А помочь не могу -нeт сил... И вот, любимое дeло -- работа с дeтьми -- разваливается, грязнится. Кругом нужда и голод. А впереди что? Вeдь не вeрю я ни на грош в обeщанiя земного соцiалистическаго рая. Так, кровью и слезами, рай не строят...

Мы замолчали опять. Над тихой гладью бухт пронеслись чистые ясные удары склянок морских судов. Еще и еще. То мягче, то звонче мелодично перекликались рынды кораблей, и мягкiя волны звуков заливали окружающее молчанiе.