Император Павел I

В службе - честь! - говорят они. И Алексей Орлов выпрашивает как величайшую милость назначение в экспедицию русского флота, отправляющегося из Балтики в Средиземное море. Встретив турецкий флот, втрое превосходивший по числу кораблей российский, Орлов принимает решение атаковать! "Турецкий флот атаковали, разбили, разломали, сожгли, на небо пустили, потопили и в пепел обратили и оставили на том месте престрашное позорище, а сами стали быть во всем Архипелаге господствующими", докладывал он императрице.

К своей фамилии Орлов получает приставку Чесменский!

Григорий Орлов, фаворит Екатерины, просится генерал-губернатором в охваченную чумой Москву. Английский посол Каткарт пытается переубедить его. Сохранился ответ Орлова: "Все равно, чума или не чума, во всяком случае я завтра выезжаю; я давно уже с нетерпением ждал случая оказать значительную услугу императрице и отечеству; эти случаи редко выпадают и никогда не обходятся без риска; надеюсь, что в настоящую минуту я нашел такой случай и никакая опасность не заставит меня от него отказаться".

Поехал, облеченный особыми полномочиями. Благодаря энергичным мерам, смелости и самоотверженности уже в ноябре ему удалось справиться с паникой и страшной болезнью.

Другой фаворит, Григорий Потемкин, едет простым волонтером в действующую армию фельдмаршала Румянцева. Отличается в сражениях и получает звание генерала. Много делает он для повышения боеспособности русской армии и облегчения службы солдат. Непобедимый Суворов, сам прослуживший целых восемь лет солдатом в гвардии, сказал о нем: "Великий человек - велик умом, велик и ростом".

"Гений Потемкина парил над всеми частями русской политики, - писал адмирал Чичагов. - Он был способен, умен, предприимчив и отважен. Приобретение Крыма и Новороссии обогатили Россию, дав ей прелестные и плодородные земли".

Потемкин был патриотом в самом высоком значении этого слова.

Всемогущий фаворит наставляет сидящего у него на коленях внучатого племянника: "...во-первых, старайся испытать, не трус ли ты; если нет, то укрепляй врожденную смелость частым обхождением с неприятелем..." Когда мальчик подрос, фельдмаршал прикомандировывает его к одному из казачьих полков с приказом "употреблять в службу как простого казака, а потом уже по чину поручика гвардии".

Прославленный герой Отечественной войны генерал Н. Н. Раевский на всю жизнь запомнил наставления своего дяди.

Воин Васильевич Нащокин, которого побаивался и Суворов, "чтобы приучить молодую жену к воинской жизни, сажал ее на пушку и палил из-под нее". Над Нащокиным, который "никого не почитал не только высшим, но и равным себе", шутить опасались. Даже Потемкин позволил себе на его счет лишь невинную шутку. "Нащокин, - говаривал он, - даже о Господе Боге отзывается хоть и с уважением, но все-таки как о низшем чине". Так что когда Нащокина пожаловали в генерал-поручики (чин 3-го класса), светлейший заметил: "Ну теперь и Бог попал у Нащокина в 4-й класс, в порядочные люди!"

"...Государь Павел Петрович любил его, - писал А. С. Пушкин, - и при восшествии на престол звал его в службу. Нащокин отвечал государю: "Вы горячи, и я горяч; служба впрок мне не пойдет". Государь пожаловал ему деревни в Костромской губернии, куда он и удалился. Он был крестник императрицы Елизаветы и умер в 1809 году".

К таким людям принадлежал и Иван Перфильевич Елагин, который мог сказать: "Не знаю, чему дивятся в Вольтере. Я не простил бы себе, если б усомнился сравниться с ним в чем бы то ни было". Смолоду он был доверенным лицом у великой княгини Екатерины Алексеевны, но по подозрению в заговоре подвергся опале и был сослан. Екатерина, как могла, тайно помогала ему, а вступив на престол, произвела "Перфильича", как она его называла, в действительные статские советники и назначила "состоять при собственных делах".

Хлебосол, сочинитель и театрал Елагин в 1766 году стал во главе российского театра. Императрица благоволила к нему, щедро одаривала и говорила: "Будь уверен, покамест жива, не оставлю". Елагин не утруждал своего нового подчиненного делами, и у Фонвизина появилось много свободного времени. Он посещает балы, маскарады, любимый театр. Появляется масса знакомых, а с ними обеды, приемы, холостяцкие пирушки. Остроумный, общительный, прекрасно воспитанный Фонвизин везде желанный гость.

"Беседа его была необыкновенно приятна и весела, и общество оживлялось его присутствием...

Отличался он живой фантазией, тонкою насмешливостью, умением быстро подметить смешную историю и с поразительною верностью представить в лицах, но со всем этим соединял он самое веселое простосердечие и веселонравие", - писал его близкий приятель Клостерман.

В конце 1768 года Фонвизин получает полугодовой отпуск и уезжает в Москву. Здесь он работает над переводом поэмы "Иосиф" и комедией "Бригадир". В мае Фонвизин возвращается в Петербург и отдает свою комедию на суд Елагину. "Но ход ей дал не он, - пишет Вяземский, - а А. И. Бибиков и Г. Г. Орлов, в обществе которых автору однажды пришлось читать свою комедию. Ее характеры, списанные с московских дворян, и более всего мастерское чтение Фонвизина до того увлекли слушателей, что Орлов не преминул донести о том императрице". "В самый Петров день, - вспоминает Фонвизин, - граф прислал ко мне спросить, еду ли я в Петергоф, и если еду, то взял бы с собою мою комедию "Бригадира".

3 июля Фонвизин был представлен великому князю. "Его Высочество изъявил мне в весьма милостивых выражениях, сколько желает он слышать мою комедию", - вспоминал он. После чтения, прошедшего с большим успехом, Панин, поблагодарив автора, сказал ему: "Вы можете ходить к Его Высочеству и при столе оставаться, когда только захотите", - я благодарил за сию милость..."

* * *

Граф Панин был другом Фонвизина в

прямом смысле слова. Последний усвоил

себе политические взгляды и правила

первого, и про них можно было сказать,

что они были одно сердце и одна душа.

Современник

Фонвизин, став ближайшим сотрудником Панина, разделяет и его политические взгляды. Потерпев неудачу с учреждением Императорского Совета в 1762 году, Панин связывает теперь свои надежды с воцарением наследника. Он работает над проектом Конституции, и Фонвизин становится его соавтором. К сожалению, проект Конституции не сохранился. До нас дошло только вступление к ней, написанное Фонвизиным, которое носит название "Рассуждение о непременных государственных законах".