Падение царского режима. Том 1

Председатель. – Значит, по вопросу о факте, тут вы собственно признаете, что имеете совершенно непримиримые противоречия. С одной стороны, ваш сотрудник должен больше знать, и чем больше он знает, тем он для вас ценнее, он должен двигаться по некоторой иерархии, с другой стороны, продвигаться может только тот, кто активно работает, стало быть, кто совершает с точки зрения закона некоторые преступные действия.

Климович. – В этом отношении я вполне признаю, что это положение чрезвычайно трудное, чрезвычайно острое и крайне неблагодарное. И этим, собственно говоря, все время я очень тяготился. Попав раз в охранное отделение в Москве в 1906 году и сойдя с этого пути, слава богу, в градоначальство, я всеми фибрами души, даже до доклада моего об отставке включительно – ведь когда я подавал мое прошение об отставке А.Хвостову, я, не знал, что у меня будет Мануйлов-Манасевич и Штюрмер – я не хотел вести этой деятельности, которую считал для себя крайне тяжелой. Я должен сказать, что невероятное искусство, мало искусство, счастливое стечение обстоятельств, может при этой системе удержать сотрудника от того, что именуется провокацией, что очень легко впасть в невольную провокацию. Не будем говорить о невольной провокации, невольный грех – не есть грех, но вообще это – вещь крайне тяжелая и крайне трудная. Я должен признать, что я разделяю вашу точку зрения.

Председатель. – Теперь скажите, пожалуйста, генерал: положение, затруднительность которого и вы, все, господа, чувствовали, не обострялось ли оно тем, что, в сущности говоря, из центра, из департамента полиции все эти вопросы решить было нельзя? В Костроме, в Архангельске были жизненные случаи, которые заставили переходить эту грань. Можно ли было по такому острому вопросу человеку, стоящему в центре, сладить с этой невозможностью для спасения позиции?

Климович. – Это было очень трудно. Но я должен вам сказать, что в пределах доступного и возможного, т.-е. в том, что видел мой глаз, куда хватала моя подозрительность, я усиленно боролся с этим положением. Но сплошь и рядом приходилось встречаться с совершившимися фактами.

Председатель. – Вам был известен харьковский случай. Это один из многих, где из шести членов преступной организации трое оказались сотрудниками местного охранного отделения?

Климович. – Это к какому времени относится? Я что-то не помню.

Председатель. – Перейдем к формальному вопросу, касающемуся этой же самой организации. Какие сотрудники ведались с центрами департамента?

Климович. – Ни один. Я исторически вам скажу. Со времени М.И. Трусевича, который был директором департамента полиции в 1905 году, [*] департамент полиции от всякой агентуры непосредственной отказался. Эта агентура была при Зубатове, Гуровиче и Мельникове. [*] Этим периодом она кончилась. И с вступлением Трусевича в департамент полиции, я должен сказать, начинается по возможности усиленная борьба, устанавливается надзор за недопущением провокации. И только как – то не знаю. Но знаю, что М.И. Трусевич очень волновался некоторыми вопросами деятельности петроградского охранного отделения. Вообще же, где можно было бороться, он боролся с этим. Конечно, сплошь и рядом приходилось считаться с совершившимися фактами, как я уже говорил, но они были ограничены.

Председатель. – Вы немного односторонне поняли мой вопрос. Я хотел вам задать вопрос: не было ли таких агентов, таких сотрудников, которые, работая на местах, тем не менее представляли собой настолько крупную величину, что вознаграждались за счет центра, за счет сумм департамента полиции?

Климович. – Вот теперь?

Председатель. – Будем говорить – за ваше директорство.

Климович. – Нет, не было. Позвольте… Я не могу вспомнить ни одного. Я не помню.

Председатель. – «Старый» по Москве вы не помните?

Климович. – Нет. Может быть, вы скажете его название?

Председатель. – «Пиер» по загранице.

Климович. – «Пиер»? – что-то мне вспоминается. Чтобы быть точным, на ваши вопросы я должен сказать безусловно, категорически, что за счет департамента полиции сотрудники не вознаграждались. В общем бюджете департамента полиции есть известная сумма на содержание охранного отделения и на ведение или содержание секретной агентуры и вот эти суммы и компенсируются по усмотрению начальника охранного отделения.

Председатель. – Нет, простите, это не так. Ну, например, таким образом: лицо, получающее 500 рублей в месяц, как было; это лицо получало из сумм московского охранного отделения, или за счет сумм департамента полиции?

Климович. – Такое лицо было еще в бытность мою начальником московского охранного отделения 10 лет тому назад.

Председатель. – Когда вы были директором департамента полиции, кличка «Старый» вам не знакома?

Климович. – Нет. Вы знаете, директор департамента полиции так далеко стоит от непосредственной агентуры, которая ближе заведуется особым отделом, что может быть мне не известно. Я не буду отрицать вам категорически, что этого не было, но я прямо говорю, что не знаю, и мне кажется, что этого не было. «Старый» это по Москве?

Председатель. – Он кажется при вас был. Я скажу, чтобы навели справку. Скажите, пожалуйста, какие сведения…

Климович. – Я даже такого большого оклада не помню по Москве. Там кажется максимум было 200 рублей.

Председатель. – Я не помню, было ли это в ваше директорство, но такие сведения в департаменте полиции были настолько законспирированы, что они передавались от одного директора департамента к другому, и к ним особый отдел и представители этого отдела не имели отношения.

Климович. – Вступивши в должность директора департамента полиции, я никаких законспирированных сведений не получил и, уходя с должности директора департамента полиции, никаких законспирированных сведений не сдавал, если не считать несколько бумажек, которые находились в денежном шкафу директора департамента полиции, которые собственно не представляли сведений, но может быть создавали немного щекотливое для министра положение и потому они передавались. Например, был доклад – вы, вероятно, его в департаменте полиции найдете – об ассигновании 5.000.000 на какие-то надобности, и по нему последовала резолюция его величества: «Согласен, но при условии, если расходование этих денег будет подчинено государственному контролю». Я знаю, что деньги не были использованы, так сказать реализована эта бумага не была, но она хранилась в шкафу директора департамента полиции. Что касается сведений особо законспирированных, то я должен сказать, что я таких даже не знаю. Во всяком случае я категорически утверждаю, что они одного [*] законспирированного сведения я не принял и ни одного не сдал.

Председатель. – Но вам известно, что фамилии некоторых лиц, высших сотрудников, зашифровывались?

Климович. – Да, но они дальше особого отдела не шли.

Председатель. – Когда вы говорили о законспирированных сведениях, то вы не имели в виду низшей стадии законспирирования, как зашифровывания?

Климович. – У директора сведений о сотрудниках никогда не было. Вообще этих сведений директор, по своему положению, не мог иметь. Если я начну брать списки сотрудников и их растеряю, тогда конспирация пропадет. Директор работает 18 часов в сутки. Его рвут все время на части. Так что сведений о сотрудниках у меня, как у директора, безусловно не было. Вот вы говорите «Старый», может быть, это известное лицо, но я по фамилии ни одного назвать не могу за редкими исключениями, случайными, с которыми я имел сношения, как начальник охранного отделения, но только клички мы знали. Ведь директора интересует сущность сведений, а не то, кто их дал.