Древняя Русь: Образование Киевского государства и введение христианства

Сравнение краткой редакции Закона судного с византийским подлинником показывает, что переделку совершало лицо, достаточно осведомленное в западном церковном праве. Например, в византийской эклоге говорится, что если женатый мужчина сожительствует со своей рабыней, то раба продается в другую провинцию, а вырученные деньги идут в казну. Закон же судный добавляет еще наказание мужу, предписывает ему семилетний пост, в течение которого он должен питаться исключительно хлебом и водой. Часть статей обширной редакции Закона судного вообще не имеет аналогов в византийском законодательстве и, напротив, сходна с церковным правом на Западе [105, 3-8].

Итак, заботясь о материальной базе организуемой церкви, киевский князь выдвинул идею отчисления десятины для ее нужд. Устав Владимира помещает статью о церковной десятине на первое место, хотя в Кормчей книге, извлечения из которой составляют его основу, о ней не говорится. Впрочем, и сам князь, от лица которого излагается содержание Устава, не выдает ее заимствованной от греков. Статья предоставляла русскому духовенству такую материальную привилегию, какой греческое духовенство никогда не имело от императорской власти.

Отчуждение десятины в пользу церкви предписывалось библейской традицией, выводимой из так называемых законов Моисеевых. Тем не менее именно положение о десятине в греческом Номоканоне, включавшем эти законы, отсутствовало. В византийском праве вообще десятина фигурировала весьма неопределенно и случайно: ее взимали с ввозимых иностранцами товаров, за содержание домашних животных (в особенности свиней) и т. п. В Х в. закон Моисеев, рекомендовавший отдавать десятину церкви, соблюдался лишь на Западе, о чем Владимир не мог не знать, ибо он отправлял послов для испытания тамошней веры, находился в довольно регулярных сношениях с Польшей. Но одного знания, по-видимому, было недостаточно, чтобы ввести такую же практику. Требовалась еще некоторая ускоренность самой идеи десятины в русской среде. Распространение в восточнославянских землях этой финансовой идеи греками маловероятно, зато Болгария, испытывавшая на себе влияние Запада и в свою очередь имевшая возможность влиять на Русь не только памятниками культуры, но и самой практикой, самими учреждениями, действовавшими в болгарской юридической жизни, могла выполнить такую задачу с большим успехом. Полагают также, что в Болгарии, Сербии десятина была типичной формой государственных доходов и имела аналогичное употребление в Древней Руси до принятия христианства [37, 22-23; 41, 258-264].

Вероятно, из Болгарии на Русь проникли и другие юридические идеи и их трактовки, отраженные в статьях Устава, которые для Византии не были характерны. Во всяком случае вопросы о наследстве, о причислении к церковным людям больных, странников, паломников, дела по управлению гостиницами, больницами, странноприимными домами попали в уставные статьи не от греков. В то время эти предметы и лица находились в компетенции церковного суда лишь в западных странах.

Намеченные Владимиром дотации и льготы очень скоро вошли в силу и стаи эффективным фактором укрепления позиции церкви и духовенства в древнерусском обществе. Еще при Владимире десятина как способ материального обеспечения церкви была введена вслед за киевской и для других епископий. Например, сохранилось сказание о том, что русский князь завещал десятину для Туровской епископии из всего туровского княжения. Одна из статей Печерского Патерика так и названа: «Туровской епископии завет блаженного Владимера и о десятине, данней ей изо всего княжения» [29, 7]. То же делал Ярослав. Попам, которые обслуживали храмы, он давал «из своей казны плату» [73, 303]. Аналогичным образом поступал новгородский князь Всеволод-Гавриил Мстиславич (1125-1137 гг.). В частном уставе для новгородской епархии, очевидно, составленном по примеру Устава Владимира, он дал церкви на Опоках в Новгороде часть от своего имения. В 1150 г. смоленский князь Ростислав Мстиславич в уставной грамоте, жалованной смоленской епископии по случаю ее учреждения, назначил церкви десятину с княжеских доходов.

Источником материального обеспечения церкви служили также судебные пошлины с церковных судов, отданных в распоряжение иерархов. Уставы, несмотря на следование греческому Номоканону, постановлениям греческих императоров и вселенских соборов, предоставляли русской церкви судебные привилегии в размерах, которые заметно превосходили то, что имела на свое содержание греческая церковь.

В истории утверждения христианской церкви на Руси вообще заметно ее стремление с самых первых шагов выхлопотать для себя как можно больше преимуществ. Русское духовенство, поощряемое видевшей в нем опору светской властью, решительно добивалось расширения своих судебных полномочий, смело изменяло греческие законы в свою пользу. Мотивы, двигавшие им, заключались не только в желании добиться большего влияния. К этому подталкивали задачи религиозной пропаганды. Мало было крестить население, требовалось привить ему новые религиозные идеи, вытеснить из сознания людей языческие представления, заменив их монотеистическими. Чтобы перестроить быт и психологию русского человека в направлении христианского монотеизма, церковь нуждалась в немалых средствах и прочном авторитете. Церковно-просветительская деятельность могла рассчитывать на успех среди недавних язычников только при условии наличия у нее прочной материальной и правовой основы.

Правовые инициативы Владимира, запечатленные в названном по его имени Уставе, ставшем первым применением к условиям русской жизни общецерковного законоположения и первым опытом разработки собственного церковного законодательства на Руси, имели огромное значение как для становления православной церкви, так и для всего древнерусского общества. Статьи Устава против волхвований, ворожбы, молений под овином или в роще, или у колодца имели своей непосредственной целью борьбу против проявлений язычества. Ряд статей детально регламентировали семейные отношения, предписывали вести упорядоченную частную жизнь, выступали против нравственной распущенности. Устав поручал духовенству наблюдение за торговыми мерами и весами, что должно было содействовать укреплению общественных отношений, торгово-экономической и государственной дисциплины. Устав поощрял также развитие общественной благотворительности; выделяемую десятину церкви следовало тратить, в частности, на содержание больниц, гостиниц, странноприимных домов, т. е. на попечение больных, нищих, дряхлых, немощных, вдовиц, погорельцев, странников, паломников, страдающих от голода, наводнений, для выкупа пленных и др. Устав стал на Руси первым опытом правового регулирования социальных проблем. Вместе с тем он решительным образом включал христианскую религию, ее учреждения в самые недра народного быта, церковь получала право доступа практически во все сферы индивидуальной и коллективной жизнедеятельности восточного славянства.

Таким образом, в распространении христианства на Руси, в ее культурном развитии большую роль сыграла наряду с Византией Болгария. Первая служила прямым и косвенным источником высокоразвитой христианизированной греческой культуры, вторая была активным посредническим звеном, эффективность которого поддерживалась славянской языковой общностью [11, 90].

Организованная при их участии русская православная церковь в XI-XII вв. стала составным элементом русского феодального общества, важным органом идеологического воздействия на культуру и быт народа, прочной организацией, во главе которой стоял митрополит, назначаемый из Константинополя или самим великим князем с последующим избранием епископским собором. Епископы управляли епархиями, территориально в основном совпадавшими с княжествами. Во владении церкви находились значительные земельные угодья, села и города.