По следам золотого идола

- Раз я не вымахал физически, значит, меня можно и на задворки, в обоз, - хорохорился Митяй.

Вся наша компания стояла около конторы, рядом с доской "Наши ветераны". Первой в верхнем ряду была фотография Иванова в штатском костюме с боевыми наградами.

Я прямо ахнул: одних орденов штук семь или восемь!

- Наш директор - героический человек, - сказал Пашка, - как начнет другой раз про войну рассказывать - беда-а! Никаких романов не надо. Прожжен тремя пулями, а осколки и посейчас в нем сидят.

- Я преклоняюсь перед такими людьми. - Инга очень серьезно рассматривала фото.

- Да, это поколение сделало свое дело, - задумчиво сказал Андрей, и мне ясно послышался не произнесенный им вслух вопрос: а как мы? Выдержим, если придется пройти через такое же испытание? Сколько раз я задавал этот же вопрос себе!

Павел сиял. Он гордился своим директором.

- Ну-тк, - выдержав паузу, заговорил он, - теперь давайте на обед или там куда вам надо, а после соберемся здесь, у конторы. Должен подойти леспромхозовский КрАЗ, вот на нем мы и поедем на работу. А тебе, Инга, - на ферму. Это близко. Удивительное, должен сказать, дело. Девушка. Девушка! И в тайгу ходит, не боится.

- А чего бояться? - тряхнула литой волной волос Инга.

- А волков? - прищурился хитро Павел.

- А волков как раз в глухой тайге нет, - с вызовом сказала Вершинина, - волки держатся вблизи жилья, жмутся к дорогам, в общем, к человеку.

- Ты смотри, пра-авильно. Откуда узнала? На таежницу ты не похожа. Мамина дочка.

- Хм! Ну, отец говорил. Он начинал на Северном Урале, там во время войны был построен большой завод.

- А что, ла-адно.

Двинулись по улице. По-прежнему все застилал дым, солнца не было видно совершенно.

- Эх, парни! - сокрушенно сказал Яковенко. - Проканителился я сегодня, опять скучный будет обед. А так хотелось рыбки на ушицу наловить, не сига хоть или там нельмы, хоть плотвички. Перед работой надо ублажить желудок. Это обязательно.

- А кто ж тебе мешал порыбалить? Встал бы пораньше, и с богом.

Ребята, переговариваясь, шли посредине улицы, а я, чуть приотстав, задумался. Иванов-то! Вот как, оказывается, можно ошибиться в человеке, если смотреть только на внешность. Такая невзрачная, мелкая фигура, почти комедийные ухватки, а поди ж ты... Нам тысячу раз, наверное, говорили в школе, что в человеке все должно быть прекрасно. Должно! Может быть, в этом все дело? Долженствовать - глагол, имеющий здесь устремление к будущему, к идеалу, он не охватывает всего, так сказать, разнообразия, что каждодневно преподносит нам реальная жизнь. А тут еще повлияло, наверное, то, что дома мы привыкли к образу героя, каким он предстает в мемориале Сталинградской битвы на Мамаевом кургане, - мощным суровым атлетом, настоящим богатырем, и невольно думалось, что только такие люди и могли совершать великие подвиги.

Теперь до меня дошло и укрепилось окончательное мнение, что героическая песня войны была спета хором, составленным из разных - высоких и низких, сильных и слабых - голосов, - это был великий всенародный хор.

ЗАПИСЬ 5

Гулко, с присвистом выпустив воздух, КрАЗ остановился у магазина. Мы полезли в просторный кузов прямо по огромнейшим колесам, цепляясь за борта и помогая друг другу. Между ящиками с каким-то грузом сложили инструмент топоры, лопаты, бензопилы, и машина тронулась.

Пашка был неразговорчив, хмур даже, его круглые пунцовые щеки опали и посерели.

- Что, положение ухудшилось? - внимательно вглядываясь в его лицо, спросил Андрей.

- Угу. Ветер пошел сильней, огонь прорвался через минполосу, что делали леспромхозовцы. Сейчас главное - сделать и отстоять последний рубеж, а не то Слобода окажется под угрозой. Эх, сколько же леса выгорает, сколько зверья гибнет!

- А из-за чего загорелось?

- Поди спроси! Лето такое, дождей было мало... За последние десять пятнадцать дней один только и был дождь, и то прошел полосой. Сухо, вот и горит. Тут что? Конечно, бывает, само загорится или от молнии, но это на самый край. А так - кто-то костер не залил, кто-то окурок не потушил, кто-то запыжил патрон войлоком - бац, и готово.

- Кстати, Валька Кислый, - вспомнил я, - имел привычку таким шикарным жестом отшвырнуть куда попало недокуренную сигарету.

- Вот-вот. Может, из-за него и горит, чтоб ему ни дна ни покрышки. Мы и замков-то не знали, пока эти бичи не появились. И почему это жулья всякого еще так много! - в искреннем недоумении округлил глаза Пашка.

- Я тоже размышлял над этим, - сказал аспирант, - и пришел к парадоксальному выводу: чем больший процент общества составляют честные люди, тем легче жулику, ибо люди все больше и больше привыкают видеть в каждом, с кем сталкивает их жизнь, честного человека, привыкают доверять каждому. Понимаете, опыт общения этому учит. На Западе, как мне рассказывал знакомый журналист, наоборот, люди все больше и больше получают негативный опыт общения с посторонними. Там вам не откроют дверь, если вас не знают, женщина в собственном доме не войдет в лифт с незнакомым мужчиной, а если на улице вечером кто-то приближается, то первым делом хватаются за газовый пистолет, выстрел которого мгновенно выключает сознание человека на три-четыре минуты. Там...

Мы так и не узнали, о чем еще рассказал шефу приятель-журналист, потому что КрАЗ сильно встряхнуло и мы куда-то ухнули. Едва машина с воем выбралась из ямы, началась кое-как проложенная по подсохшему болоту лежневка. Здесь так трясло, что наши души были готовы вылететь из бренных тел. А тут еще взбунтовался груз. Пришлось своими телами, как на амбразуры, кидаться на скачущие по кузову ящики, чтобы не остаться без ног.

К счастью, вскоре наш КрАЗ, последний раз ухнув, остановился. Здесь, на просеке, уже кипела работа. Тарахтели бензопилы, мощно ревел бульдозер, гоня перед отвалом мешанину из дерна, земли, разной древесной мелочи и оставляя за собой серую полосу мертвого грунта. Просека была узкая, давнишняя, густо поросшая березняком и таежными низкорослыми травами кислицей, майником и еще какими-то, названий которых я не знал. Здесь и там виднелись ажурные нежно-зеленые перья папоротника.

Нас рассортировали по бригадам, приставили к опытным местным рабочим. Меня взял в подручные Павел. Махнув рукой вдоль просеки, где клубилась мгла, он обрисовал нашу задачу так: