Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди

И обещанный этот коммунизм, который настанет в будущем, — один на всех, как царство небесное, можно было увидеть и потрогать собственными руками уже в настоящем времени… Я была совершенно ошарашена объемом льгот, свалившихся на меня. В моих руках кроме программы съезда, проектов резолюций и прочих деловых бумаг оказались талоны на дефицитные сапоги, колготки, сумочки кожаные — совершенно невиданные и недоступные для простых смертных. За ними я могла по билетику какому-то в конвертике прийти в Кремль, в какой-то подвал. Там за мизерную денежную мзду меня грузили, как ишака, всякими прелестями жизни. В киосках Дворца съездов продавались книги — ну просто замечательные, которые я иначе бы никогда, ни на каком черном рынке, ни за какие деньги… В перерывах я приходила в буфет и ела икру ложками — за цену меньшую, чем брали с меня в театре за квашеную капусту…»

25 апреля была поставлена финальная точка в многострадальной судьбе фильма «Ошибки юности». Как мы помним, работа над картиной была завершена еще в конце прошлого года, но из-за придирок цензуры ленту Пришлось неоднократно отправлять на переделку. Внося в свое творение правку, режиссер Борис Фрумин надеялся, что это поможет его детищу выйти на экран. Он не знал, то в Госкино давно было принято решение «Ошибки» в прокат не выпускать — фильм был крамольным не в отдельных своих кусках, а по сути. А спектакль с поправками продолжался. Картину трижды отправляли на исправление, а Фрумину объявили выговор — за то, что плохо слушает советы исправителей. Последний просмотр в Госкино состоялся накануне съезда ВЛКСМ, и был он чисто формальным. На тот момент один из актеров, сыгравший главную роль в фильме, — Станислав Жданько — ушел из жизни при весьма скандальных обстоятельствах, а сценарист фильма Эдуард Тополь подал документы на эмиграцию. Поэтому никто не сомневался в том, что фильм запретят. Так и вышло: Госкино выпустило приказ о бесперспективности продолжения работ по фильму, а все затраты на него предлагалось списать за счет «Ленфильма».

Тем временем режиссер Инна Туманян снимает в Ялте и Севастополе (с 6 апреля) подростковую мелодраму «Когда я стану великаном». Главную роль в ней — восьмиклассника и поэта Петю Копейкина — исполняет сын Олега Ефремова Миша (кстати, его отец тоже играл в картине одну из ролей). Роль была положительная: 13-летний дебютант играл своего сверстника, который страдает от своего маленького роста и непрезентабельного вида, но тем не менее всегда находится в центре внимания и даже влюбляет в себя красавицу Машу Горошкину. Но кино и жизнь — вещи разные. Вот и Михаил в жизни являл собой несколько иной тип советского подростка, чем он показывал это на экране. Сын звездных родителей (его мама — Алла Покровская — тоже была актрисой), Михаил с детских лет доставлял им массу неприятностей. В 4-м классе его исключили из пионеров и выгнали из школы за то, что он раздел своего одноклассника и закрыл с девчонками в раздевалке. После этого парня устроили в блатную школу — там учились дети разных «шишек», но он и там вел себя так же вызывающе. Начал курить, выпивать, стал организатором так называемой шоблядской партии, в которой отвечал за… контрразведку. На момент съемок в «Великане» эта партия как раз только-только организовалась. М. Ефремов вспоминает:

«На съемках «Великана» я потерял невинность. Это произошло в Ялте, мне тогда было тринадцать лет. В качестве моих учителей выступили тамошние проститутки. Причем не я их снимал, а они меня. Хорошенький мальчик, да еще артист. Им было любопытно…»

26 апреля в Останкино состоялось утверждение кинопроб для фильма Станислава Говорухина «Место встречи изменить нельзя». Обсуждение было бурным. У заказчиков практически не было возражений против кандидатур Евгения Евстигнеева (Ручников), Светланы Светличной (сестра Груздевой), Сергея Юрского (Груздев), Леонида Куравлева (Копченый), Армена Джигарханяна (Горбатый), но вот в отношении остальных… К примеру, они никак не могли смириться с тем, что на роль Глеба Жеглова режиссер упрямо тянет Владимира Высоцкого, и постоянно «капали на мозги» Говорухину: «Найдите другого, найдите другого…» Говорухин поступил хитро: сделал микрофильм с участием Высоцкого и там же — кинопробы других актеров, кандидатов на эту роль. Причем последних попросил специально играть плохо, чтобы не перебегать дорогу Высоцкому. В итоге заказчик был вынужден смириться с присутствием Высоцкого, тем более что за него заступились и высокие консультанты из МВД СССР.

Та же история была и с Владимиром Конкиным, которому предназначалась роль Володи Шарапова. Тут уж к отрицательному мнению заказчика присоединились и сами авторы романа — братья Вайнеры. Они наотрез отказывались видеть в роли бывшего разведчика исполнителя роли Павки Корчагина. «Ну какой из него, на хрен, фронтовик, да еще матерый разведчик!» — бушевали писатели. — Вот Губенко, Шакуров или Никоненко — это да, но не Конкин!». Однако Говорухин и здесь прибег к испытанному способу. Вместо перечисленных актеров, которые вполне могли «забить» Конкина, сделал пробы с менее подходящими на эту роль кандидатурами: Станиславом Садальским (ему потом достанется роль Кирпича) и Иваном Бортником (он сыграет Промокашку). Увидев эти пробы, Вайнеры отступили. Правда, против была еще одна сторона — заказчик, — но его удалось уломать с помощью другой хитрости. Вот как об этом вспоминает сам В. Конкин:

«Нам повезло: глава Гостелерадио Лапин уехал в служебную командировку в ГДР, чем мы с Говорухиным и решили воспользоваться. Заместитель Лапина был человеком восточным и, естественно, не оставался равнодушным к хорошему спиртному и красивым женщинам. Прознав про это, мы со Станиславом Сергеевичем приехали «на дело» с коньяком и двумя очаровательными девицами. Дамы знали свое дело — одна к заму на Коленочки присела, другая уже рюмочку ему наливает, я анекдот рассказываю… А Слава Говорухин в это время лысиной подталкивал акт о приемке. Девицы ему что-то на ушко воркуют, мужик расчувствовался и подписал не глядя. В ту же секунду мы со Славой испарились из кабинета. Когда Лапин приехал из ГДР, он только руками раздел — остановить процесс было уже невозможно…»

В Москве продолжается 18-й съезд ВЛКСМ. Его участница — Елена Проклова — вспоминает:

«На второй день съезда, 26 апреля, вскоре после начала заседания, сидящие рядом предложили мне сыграть в морской бой. Я думала, что ослышалась. Я потрясла головой, переспросила, огляделась — и меня словно током ударило. В первый-то день я не различала никаких подробностей, не видела деталей, захваченная огромным чувством в целом, вообще. А на вторые сутки временная дальнозоркость прошла, вернулась способность видеть не только панораму горизонта, но и различать мелкие предметы. Тут я просто обалдела…

Как школьники какие-то, держа руки под партой, делегаты — кто бутербродом перекусывал, кто в этот самый морской бой резался, кто кроссворды решал, кто симпатичных женщин по залу высматривал… Господи, а как же судьбы страны, светлый путь ее молодого поколения?..»

Неожиданные открытия для Елены Прокловой на этом не закончились. В перерыве съезда к ней в фойе подошли несколько представительных молодых людей и предложили… сходить в ресторан, чтобы отметить знакомство. «А как же съезд?» — удивилась актриса. «А никто не заметит нашего отсутствия: мы договорились, что нас отметят», — последовал ответ. Но Проклова посчитала это приглашение за дурную шутку и продолжала отказываться. А молодые люди не отставали: «Лен, ты чего? Не зацикливайся, все так делают. Все нормально. Пошли». В итоге уговорили. Как вспоминает сама актриса: «Пошли мы с ними в ресторан, прекрасно пообедали. Потом не захотелось расставаться, пошли куда-то еще. И так до конца съезда… Кто-то нас там отмечал, а мы прекрасно кутили, разъезжая по всей Москве, по сети каких-то очень приятных заведений, известных моим новым друзьям. Приятность, впрочем, зависела не от того, что заведения были сугубо специальными. Ресторанов и кафе в Москве было много, но с ходу попасть туда, где уютно, где вкусно, — для этого требовалось что-то. большее, чем простое человеческое желание, и большее, чем деньги за еду и питье. Хотя, кстати, и вопрос денег был не последним. Не очень-то тянуло в ресторан с моей театральной зарплаты… Но когда делегатские суточные оказались равны месячному заработку, разговор пошел совсем другой. Захотелось и в ресторан, и в Большой театр — а эта крепость была во много раз неприступнее, чем хорошее «злачное место». Только не для делегатов, им — милости просим, хоть каждый вечер. Тут уж я постаралась почти ничего не упустить из репертуара. Мои спутники, впрочем, тоже…»