У государевых дел быть указано...

Московское государство искало союзников не только в Европе, но и в Азии. Кроме того, необходимо было политическими мерами пресечь опустошительные набеги татар и высвободить силы для борьбы с польскими и шведскими интервентами. Миссии 1613–1615 гг. в Стамбул и в Крым имели положительный результат. В Стамбуле Протасьев узнал о решении султана отправить хана в набег на Польшу; в Москву был направлен турецкий посол. В Крыму договорились о нападении татар на польские владения; хан обязался запретить своим подданным набеги на русские земли. Правда, турецкое правительство изображало своё решение как услугу России, а Крым требовал увеличенных поминок. Руководство Посольского приказа, по-видимому, понимало истинную причину их лояльности, но, пользуясь благоприятной ситуацией, не шло на уступки. [290]

Набеги на русские земли не прекратились, хотя войска Крымского ханства в них не участвовали. Теперь за добычей ходили азовские и ногайские татары Большой и Малой орд. Правительство Михаила Федоровича вступило с ними в переговоры, которые вёл в мае-июне 1615 г. П.А. Третьяков. Большую Ногайскую орду удалось вернуть в московское подданство. Правда, это произошло помимо усилий русской дипломатии: князь Больших ногаев Иштерек в 1616 г. принес шерть Михаилу Федоровичу, исходя из своих интересов. [291] Как бы то ни было, его орда прекратила грабеж российской «украины». Масштабы набегов сократились: теперь Россию беспокоили только Малые ногаи, а в 1618 г. набеги вообще прекратились.

В 1615 г. в Турцию отправилось посольство с новыми просьбами о направлении крымских татар в поход на польские владения. Посол был уполномочен обещать султану союз, чтобы «на всякого султанского недруга стояти заодин». [292] Как и в случае с Австрией, это был дипломатический прием, чтобы сделать Порту более сговорчивой. Султан опять послал крымцев в набег на земли Речи Посполитой. Но позиция турецкого правительства изменилась: начавшаяся война с Персией толкала его к соглашению с поляками, и в 1617 г. было продлено польско-турецкое перемирие. Кроме того, Турции в те годы большой урон наносили морские походы донских казаков, являвшихся подданными царя. Порта сменила тон в отношениях с Россией. Она преувеличивала слабость Московского государства и за свои услуги хотела слишком многого: визирь потребовал уступки Казани и Астрахани. Мансуров ответил решительным отказом, как было предписано наказом. [293] Своего посла в Москву Турция не прислала.

Русско-персидские контакты были возобновлены по предложению шахского посла Амир Али-бека, [294] задержавшегося в России со времен Шуйского. Посольство в Персию, отправленное в ноябре 1613 г., имело целью восстановление торговых связей.

Кроме того, послы должны были воспрепятствовать соглашению шаха Аббаса I с бежавшим в Астрахань И.М. Заруцким, что и было сделано. Несмотря на этот успех, дьяки Посольского приказа были недовольны поведением посланников Тиханова и Бухарова: на аудиенции по персидскому обычаю они надели халаты, что было запрещено наказом. По докладу дьяков царь приговорил «выговорити им ту вину перед собою, государем» за то, что согласились быть «у шаха в шутех». [295]

Готовясь к очередной войне с Турцией, Аббас I имел свои виды на Россию. По его плану московское правительство должно было перекрыть татарской коннице путь в Персию через Северный Кавказ. Поэтому шахский посол Булат-бек, побывавший в России в 1615–1616 гг., предложил укрепить русско-персидскую границу по рекам Сунже и Койсу. [296] На это русская дипломатия не пошла: не в интересах России было обострять отношения с османами. Но при обсуждении этого вопроса на переговорах П.А. Третьяков избегал категоричных формулировок. Он обещал поставить крепости на границе в будущем, говоря, что в данный момент этого «за войною... с польским королем учините не мочно». [297] Вообще дела на Кавказе в той ситуации отошли на второй план. Впрочем, в перспективе Московское государство собиралось к ним вернуться, поэтому в 1615–1616 гг. в Исфахан ездил гонец Г. Шахматов с весьма сдержанным протестом против вторжения персов в Кахетию: «он бы, шах Аббас, в Ыверскую землю не вступался и из Ыверской земли людей своих вывел». В то же время эта миссия была предпринята только для «сохранения лица». Но внимание Посольского приказа привлекла возможность субсидий, о чем вели речь персидские дипломаты. С просьбой о займе к Аббасу I в 1616–1617 гг. был направлен Ф.И. Леонтьев. Правительство Михаила Федоровича надеялось получить «хоти четыреста тысечь рублев, а по последней мере сто тысечь рублев». Надежда на это не оправдалась: не достигнув своих целей, шах ограничился подарками на сумму около 7 тыс. рублей. [298]

В центре внимания российской дипломатии стояли отношения Москвы с Речью Посполитой и Швецией. Находившаяся в состоянии страшной хозяйственной разрухи и ещё не справившаяся окончательно с внутренней смутой Россия не могла воевать на два фронта. Необходимо было вывести из войны одного из двух противников, чтобы все силы направить против другого. И январе 1615 г. Швеция сама обратилась к России с мирными предложениями. Шведы говорили о возможности совместных действий против Польши, с которой сами тогда воевали, но мир предлагали на неприемлемых условиях status-quo, [299] т. е. с уступкой им Новгорода. В том же году шведский король Густав II Адольф безуспешно осаждал Псков.

Впрочем, в Стокгольме реалистически оценили ситуацию. На посольском съезде в селе Дедерино в январе-феврале 1616 г. при английском и голландском посредничестве была достигнута договоренность о возвращении Новгорода России, и это в Москве расценили как большую заслугу послов Д.И. Мезецкого и А.И. Зюзина. Шведы изъявили готовность отдать и остальные захваченные ими русские земли, кроме Корелы, но за огромную денежную компенсацию, которую Московское государство в то время было не в состоянии выплатить. В Дедерине были определены предварительные условия мира, заключенного в Столбове 27 февраля 1617 г., по которым к Швеции отходили Корела, Ям, Ивангород, Орешек, Копорье. Россия теряла выход к Балтийскому морю, но в сложившейся обстановке эта потеря была малочувствительной, а мир был необходим: поляки вновь двинулись на Москву. В мирный договор был включен пункт о союзе против Польши, но в том же году шведы продлили с поляками перемирие. Русский посол Ф.П. Барятинский, прибывший в Стокгольм для закрепления Столбовского мира, поднял вопрос о совместных действиях против Сигизмунда, но канцлер А. Оксенштерн ответил отказом под предлогом того, что «статьи внесены, но не подробно». [300]

В 1615 г. у Московского государства появился шанс выйти из войны с Речью Посполитой с наименьшими территориальными потерями, заключив с ней мир на условиях status-quo (к тому времени многие земли уже были очищены от поляков). В ноябре 1615 – январе 1616 г. под Смоленском состоялся посольский съезд с поляками. П.А. Третьяков лично «чернил» наказ послам. [301] В составе многочисленной Московской делегации особую миссию выполнял боярин князь А.Ю. Сицкий. Он являлся доверенным лицом ближайшего окружения молодого царя, должен был информировать правительство о ходе переговоров (независимо от других послов) и получал особые инструкции по их ведению, помимо содержавшихся в наказе. [302] Через П.А. Третьякова осуществлялась связь между Сицким и окружением царя.