Портрет механика Кулибина

Бледное до того лицо Авдея пошло пятнами.

- Пошто лаешься, Яков Васильич?

- А разве то не предательство, когда ты безвинному человеку великую пакость сотворил?

- Какую такую пакость? - переспросил Авдей, явно затягивая время.

- Эх, Авдей, неужто ты и память вместе с совестью пропил? Ты же только нынче ночью нечистую силу механику Кулибину в дом вселил!

- Свят, свят, свят! - закрестился Авдей. - Знать, и в самом деле он колдун! А вы тогда кто ж такие будете?

- Никакой он не колдун, а мы - не бесы, а друзья Кулибина. По его просьбе рано утром в его дом зашли и все твои художества сразу открыли!

- Почему же мои?

- А то чьи же? Молоток ты свой забыл на крыльце, его ни с каким другим не спутаешь. Имя там твое вырезано.

- Могли и подбросить.

- Ну что ж, раз ты до конца запираться решил, то следы придется вместе с капитаном-исправником сличать.

- Какие следы?

- Там, где ты с лестницы спрыгнул!

Авдей опустил голову, закрыл глаза руками. Просидел он так довольно долго. Мы терпеливо ждали, что будет дальше.

Наконец он отнял ладони от лица, мокрого от слез.

- Ведите в участок, - сказал он. - Меня и самого совесть замучила!

Тут и я вступил в разговор:

- Легко хочешь отделаться, Авдей! По твоей милости уже весь город взбаламутился и над безвинным человеком расправа готовится!

- Расправа? - удивился Авдей.

- Неужто не ведал, что творил? - насупил брови Орлов. - В воскресенье утром крестным ходом собираются к его дому идти и нечистую силу, тобой вселенную, изгонять!

- Как же так? - всплеснул руками Авдей. - Мне объявили, что Кулибину никакого вреда не будет! Или он сам мои каверзы откроет, или я их в субботу ночью уберу.

- Обманули тебя, Авдей, - вздохнул Орлов. - Странница Фекла уж во все колокола о нечистой силе растрезвонила.

- Такого я не хотел. Они обещали, что вреда Кулибину никакого не будет, только проверка...

- Кто они?

- Толком и не знаю. Имен они своих не называли. Разыскали меня так же, как вы сейчас.

- Один совсем небольшого роста? - спросил я.

- Ну да. А ты откуда знаешь?

- Видел однажды вас вместе, - ответил я, имея в виду минувшую ночь.

- Верно, - согласился Авдей. - Он вначале всюду за мной ходил и против Кулибина настраивал! Механик, мол, порчу наводит на соседний скот, засуха из-за него в прошлом году случилась...

- Так же и Фекла говорила, - вспомнил я.

- Что ж тут удивительного! - откликнулся Орлов. - Одна рука Авдея и странницу направляла. - И повернулся к Авдею: - Ты же Кулибина хорошо знаешь. Как же мог такой чепухе поверить?

- Поверишь тут, ежели все о том говорят!

- Кто все?

- На пристани, на базаре, на улице!

- Это еще далеко не все! Да и разве можно чужим умом жить?

- А своим - трудно разобраться. Я ведь неученый, только свое рукомесло и знаю!

- Сына бы своего спросил, Николку! Он бы тебе живо растолковал, кто такой Кулибин!

На Авдея жалко было смотреть. Одна щека дергалась, слезы путались в жидкой нечесаной бороденке.

- Я ведь шибко раскаиваюсь в том, что совершил! Деньги бы те пакостные швырнул в лицо заказчикам! И нечистую силу готов хоть сейчас убрать!

- Убрать ее и наш плотник сможет, - заметил Орлов. - А ты ныне лишь одним можешь свою вину искупить!

- Чем же?

- Всенародным покаянием.

- Согласен, - тяжело вздохнул Авдей. - Когда?

- Нынче же, на вечерней службе в Успенской церкви.

8

Дома у Пятериковых я проспал до пяти часов вечера. А когда проснулся, Петр уже прибыл из Подновья вместе с пожилым и немногословным плотником Федотом Дроздовым. Я закусил на скорую руку и вместе с ними, а также Орловым и Пятериковым-старшим отправился на вечернюю службу.

Храм гудел как растревоженный улей. Вокруг только и говорили о Кулибине. Предполагали, что о нечистой силе в его доме могут объявить сразу же после службы. Пока же все шло своим чередом. Священник читал молебен, а мы внимательно приглядывались к купцам и судовладельцам, стараясь определить, кому из них особенно по душе предстоящее действо.

Яков Васильевич указал на звероподобного, заросшего бородой до самых глаз судовладельца Дранникова.

- Начинал с бурлаков, - шепнул мне, - но недолго в лямке ходил. По слухам, ограбил хозяина и собственное дело открыл. А ныне бурлаков обдирает, как липку! Осетрова ты знаешь. На лису не только мастью, но и повадками похож. Скупает за бесценок гнилую муку и с хорошей смешивает! И вон тот гусь длинношеий с красным носом, Буланов, продувная бестия! Соляного пристава посулами* кормит и себя не обижает: за пуд соли заплатит, а берет - десять. А недостачу приятель его на полую воду списывает: заливает весной магазейны... Эх, друга Чаадаева Якова, друга моего, нет на них!

_______________

* П о с у л - взятка.

- Кто это? - спросил я.

- Литератор покойный, товарищ мой. Одного такого плута, взяточника и казнокрада Прокудина он в книге своей "Дон Педро Прокудуранте, или Наказанный бездельник" вывел. И издал ее, будто перевод с гишпанского неизвестной пьесы Лопе де Вега. То-то шуму наделала та книжка! Прокудину поневоле пришлось с поста директора экономии в отставку выйти.

- Ежели подручные таковы, то что же тогда о главных заговорщиках можно сказать?

- Осетров с компанией крупными аферами занимаются, стотысячные обороты у них!

Тут на нас зашикали со всех сторон, и мы замолчали.

Купцы и судовладельцы, подстриженные под горшок, с бородами-лопатами молились истово, далеко откидывая назад голову и с размаху ударяя в лоб перстами, сложенными в щепоть. Купцы просили удачи в торговых делах, личного благополучия. Особенно громко шептал Дранников, и я отчетливо слышал каждое его слово:

- Не дай пропасть трудам моим напрасно, дай удачи в делах, не разори, не выдай врагам на поругание! Покарай их, нечестивцев, не допусти новой пробы водоходной машины!..

Прислушиваясь к другим невнятным бормотаниям, я старался угадать, сколько еще врагов механика Кулибина или просто заблудших, поверивших страннице Фекле, недобрым словом поминают его, просят кару на его голову? Десять? Двадцать? Пятьдесят?

- Братие прихожане! - приступил к субботней проповеди отец Иннокентий. - Рад видеть я ныне такое многолюдство в храме. Многие беды происходят из того, что пропускаете вы службы, особливо субботние и воскресные! Занимаемся разной тщетой и празднословием, вместо того чтобы миром подумать о том, праведно ли мы живем, не обуяла ли нас гордыня...

- Что же медлит Авдей? - заволновался я. - Ведь священник явно подводит к Кулибину!

- Пора бы! - подтвердил Орлов.

В напряженном ожидании вытянули головы купцы и лавочники.

- Люди добрые! - прерывая священника, раздался вдруг зычный голос Авдея почти от самых дверей. - Дозвольте тотчас же покаяться в неправедном поступке!

И сразу же взорвалась благостная тишина. Прихожане зашумели, задвигались, стараясь увидеть говорящего. Но кое-кто еще раньше узнал его по голосу.

- Да как ты смеешь, плотник Авдюшка, - закричал один из лавочников, прерывать проповедь? Али пьяный ворвался в храм?

- В трезвом уме и здравой памяти, - отчеканил тот, пробираясь к амвону, - хочу я пресечь клевету, возведенную по моей вине на механика Кулибина!

Громкие крики заглушили его голос. Одни требовали, чтобы плотника немедля вывели из храма, другие, напротив, желали выслушать его. Последних было большинство, и как ни старался священник взять сторону купцов и лавочников, противящихся исповеди, в конце концов вынужден был уступить.

- Да, я совершил подлость! - повторил Авдей, выйдя к амвону. - Все уже, верно, слышали о нечистой силе в доме Кулибина. Так вот, это я вселил ее туда. Враги задумали опорочить его. Вот и уговорили меня совершить пакость хорошему человеку.

Последние его слова утонули в сильном шуме.