Рабство и данничество у восточных славян

С особой остротой вопрос о рабстве у восточных славян встал во время дискуссий об общественном строе Киевской Руси, проходивших в 30-е годы. Спор тогда вращался вокруг проблем рабства и феодализма, увязываемых с задачей изучения истории в ключе марксистско-ленинской теории об общественно-экономических формациях.¹¹ В полемических обсуждениях затрагивался и вопрос о рабстве у восточных славян. Некоторые из участников дискуссий характеризовали восточнославянское общество IX-X вв. как рабовладельческое. К их числу относился В. В. Мавродин, который полагал, что Правда Ярослава, отразившая явления IX-X вв., изображает общество, разделенное на классы рабов и рабовладельцев.¹² По мнению И. И. Смирнова, в X веке у восточных славян существовало «развитое классовое общество» рабовладельцев и рабов. Правда Ярослава запечатлела именно это общество, а так называемая Правда Ярославичей стояла на грани двух эпох, преломив в себе «начальные феодальные отношения» и «очень сильные следы предшествующего строя—рабства».¹³ И. И. Смирнов доказывал с теоретической точки зрения неизбежность рабовладельческой формации как ступени общественного развития, более ранней, чем феодализм.¹⁴ О восточнославянском рабстве, из которого вырастал феодальный строй в Киевской Руси, говорил и М.М.Цвибак. Не поддерживая идею о существовании рабовладельческой формации на Руси, он все же считал исторически неверным стремление «умалить роль рабовладельческих отношений в древней Руси». Суть не в том, что «рабства не было. Оно было и было очень сильно распространенным, было очень тяжелым... Дело не в том, чтобы отрицать рабство, а в том, чтобы показать, как оно превращается в источник феодализации, серваж».¹⁵ Даже Б.Д.Греков, упорно проводивший идею о феодальной природе социальных отношений в Киевской Руси, вынужден был отчасти согласиться с теми историками, которые видели в эпохе, отраженной Правдой Ярослава, явственные черты рабовладельческого общества.¹⁶ О важном значении рабства в жизни восточных славян, особенно в IX-X вв., рассуждали и другие ученые.¹⁷

Такое положение в историографии сохранялось не очень долго. Уже к исходу 30-х гг. был дан явный крен в сторону феодализма. Началось удревнение его истоков. В итоге сложилось представление, по которому Русь перешла к феодальной формации непосредственно от первобытнообщинного строя, минуя рабовладельческую формацию. К сожалению, оно утвердилось в исторической науке как монопольное, что привело к отрицательным последствиям: известному ослаблению интереса исследователей к рабовладению у славян VI-X вв. и недооценке роли рабства в жизни восточнославянского общества указанного времени. Б. Д. Греков был провозглашен главой и высшим авторитетом советской исторической науки, связанной с изучением отечественной истории. Естественно, что в этих условиях его концепция была признана единственно правильной. Это очень походило на культ Б. Д. Грекова среди историков-русистов, как, впрочем, и среди других.¹⁸

Однако мысль о важном значении рабства у восточных славян и в Древней Руси пробивала себе дорогу. Еще в конце 30-х годов А. В. Шестаков выступил в «Учительской газете» со статьей, где утверждалась идея о рабовладельческой природе древнерусского общества, что вызвало бурную дискуссию, которая состоялась в Институте истории АН СССР.¹⁹ Существенную роль в развитии социальных отношений у восточных славян IX-X вв. отвел рабовладению С. В. Юшков. Указав на отсутствие предпосылок для перехода восточнославянского общества в «рабовладельческую общественно-экономическую формацию», он все же утверждал, что в обозначенное время «на основе разложения сельской общины возникают первые классы рабов и рабовладельцев», причем «рабство в этот период носит яркие патриархальные черты».²⁰

В военные годы вышла в свет книга А.И.Яковлева «Холопство и холопы в Московском государстве XVII в Хотя эта книга посвящена главным образом холопству позднего времени, в ней мы находим также разделы, относящиеся к истории рабовладения у восточных славян и на Руси XI-XII вв. Обращение исследователя к проблемам раннего рабства не случайно: «Для того чтобы ориентироваться в ряде заданий, возникающих при изучении столбцов Приказа холопьего суда, изучающий этот материал наблюдатель должен был выработать известное общее понимание истории холопства в русских условиях вообще и для того углубиться в далекое прошлое X и XI столетий н. э., так как основные концепции холопьего права сложились именно в эпоху Ярослава и Ярославичей».²¹ Углубившись в далекое прошлое, А.И.Яковлев нашел в Древней Руси довольно разветвленное холопство, «верхи рабовладельческого общества», а у восточных славян — достаточно развитую работорговлю.²² При этом историк отрицал наличие в Киевской Руси «рабовладельческой формации античного типа», полагая, что образованию ее «помешал общинный строй славян».²³

О рабовладельческом строе в Киевской Руси писал П.П.Смирнов.²⁴ На важную роль рабов в древнерусском обществе указывал Б. А. Романов. По его наблюдениям, рабство, проникая глубоко в социальную жизнь, оказывало ощутимое воздействие на быт и нравы населения Древней Руси. По словам исследователя, «свободный муж как-то не мыслится без раба (и робы), раб — это непременная принадлежность быта свободных. А те, кто рабов не имел, стремились ими обзавестись правдами и неправдами».²⁵ Б. А. Романов обращал внимание на демократизацию состава древнерусских рабовладельцев, отмечая, что рабовладение в «XII в. становится доступным самым широким слоям "свободных" мужей из числа "неимовитых", которые в условиях крайнего обострения противоречий в рождающемся феодальном обществе при случае и сами опрокидывались в бездну... работного ярма».²⁶ Говоря о широком распространении рабства на Руси XII века, о феодальном обществе, только возникающем в это время, Б. А. Романов порывал тем самым с господствующей грековской концепцией, согласно которой рабовладение в ту пору изживалось, а феодализм вступил в зрелую фазу своего развития, показателем чего служила феодальная раздробленность. Впрочем, он старался сгладить впечатление, какое должна была произвести его книга на научную общественность, прежде всего на Б. Д. Грекова и грековцев. «Работы моих предшественников (и особенно Б. Д. Грекова), — писал Б. А. Романов, — избавили меня от необходимости в какой-либо мере ставить и пересматривать вопрос об общественной формации, в недрах которой складывались, действовали и развивались те "люди" и те "нравы", которые являются предметом моего изучения и показа на протяжении XI—XIII вв. (до монгольского нашествия). Я мог исходить из прочно установленного советской историографией положения, что древняя Русь XI—XIII вв. переживает процесс классообразования, свойственный и характерный для феодальной формации».²⁷

Наивно было ожидать, что подобные реверансы удовлетворят упомянутых «предшественников (и особенно Б. Д. Грекова)», поскольку мысли Б. А. Романова относительно процесса классообразования на Руси XI-XIII вв. и широкого развития рабства в древнерусском обществе решительно противоречили идеям Б. Д. Грекова о наличии у восточных славян (начиная с IX века) «феодального способа производства», «оформленного феодального базиса»,²⁸ о рабовладении в Киевской Руси, идущем к «сокращению» и «уничтожению».²⁹ К сожалению, Б. Д. Греков избрал средства борьбы отнюдь не академического свойства, специально приехав в Ленинград, чтобы помешать изданию книги Б. А. Романова. Он побуждал декана исторического факультета ЛГУ В. В. Мавродина отказаться от ее публикации, мотивируя свои настояния тем, что Б. А. Романов будто бы написал не научное исследование, а нечто похожее на «Декамерон».³⁰ И все же книга вышла в свет. Но это принесло Б. А. Романову больше горечи, чем радости.

Вероятно, с подачи Б. Д. Грекова или его сторонников в аппарате ЦК ВКП(б) сложилось извращенное представление о книге Б. А. Романова как «порнографической».³¹ Понятно, что отзывы о ней в отделе науки ЦК (в частности, некоего Удальцова) были нелестные.³² Обвинения в чрезмерном внимании к сексуальным, интимным моментам были предъявлены Б.А.Романову при обсуждении его книги (апрель 1949 г.) в Ленинградском отделении Института истории АН СССР.³³ Главный докладчик И. И. Смирнов, оценивая работу Б. А. Романова с точки зрения общепринятой концепции Б.Д.Грекова, говорил, что она «в корне меняет наше представление о характере процесса феодализации, о путях и методах развития крепостнической зависимости крестьянства, о природе законодательства Киевской Руси, о политике государственной власти и роли церкви киевской эпохи». Книга Б. А. Романова не удовлетворила И. И. Смирнова «ни в какой мере».³⁴ Позднее, однако, И. И. Смирнов даст высокую оценку трудам Б. А. Романова по Русской Правде и Древней Руси, поставив его рядом с Б. Д. Грековым по степени влияния на собственное творчество, и даже сознается в том, что «учился у него искусству исторического исследования».³⁵ Эти признания, сделанные в период потепления научного климата в нашей стране, со всей очевидностью выдают инспирированный, конъюнктурный характер выступления И. И. Смирнова на апрельском 1949 года обсуждении книги Б. А. Романова. О том же свидетельствуют и конкретные его исторические изыскания. Мы знаем, что в 30-е годы он настойчиво доказывал существование рабовладельческой формации в Киевской Руси. В конце 50-х — начале 60-х гг. И.И.Смирнов выступил с обширными статьями по истории смердов и холопов,³⁶ а затем опубликовал книгу, посвященную социально-экономическим отношениям на Руси XII-XIII вв.³⁷ В предисловии к ней говорилось: «В своей работе автор опирался на тот колоссальный труд, который проделала советская историческая наука по исследованию истории древней Руси. Среди этих исследований автор считает необходимым особо выделить классический труд Б. Д. Грекова «Киевская Русь», где Б. Д. Греков изложил основы той концепции Киевской Руси как раннефеодального государства, которая сейчас получила всеобщее признание и которая служила и для автора настоящей книги предпосылкой при изучении Руси XII-XIII вв.».³⁸