Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди

В эти же дни Александр Солженицын наконец-то получил развод от своей бывшей жены Натальи Решетовской. Как мы помним, вся эта бракоразводная бодяга длилась довольно продолжительное время. На первом суде супругам дали отсрочку на полгода с тем, чтобы они еще раз хорошенько обдумали происходящее. Но эта отсрочка не смогла поколебать желание Солженицына развестись, поскольку на тот момент у него была уже другая женщина, от которой у него родился сын. Поэтому второй суд удовлетворил его просьбу. Но Решетовская подала апелляцию, и вышестоящая инстанция аннулировала предыдущее решение суда. Не развел их и третий суд. И, только когда Солженицын лично обратился к бывшей жене с просьбой прекратить раз и навсегда этот затянувшийся спектакль, та дрогнула и освободила писателя через ЗАГС.

20 июня Решетовская поехала на дачу в Борзовку, что под Наро-Фоминском, и произвела необычный обряд "захоронения любви". По ее же словам, выглядело это следующим образом: "Я положила в полиэтиленовый пакет Санину фотографию и недалеко от скамеечки под ореховым деревом выкопала могилку. Присыпала любимую фотографию землей, грани обложила гвоздиками, а из листьев травы выложила дату нашего с ним расставания — 20 июня 1972 года. Сане я ничего об этом не сказала. Прошло какое-то время, он приехал на дачу (он еще пользовался ею), стал косить траву, и вдруг неожиданно коса нашла на могилку. Он спросил меня, что это такое. Я ответила. Как же он вспыхнул тогда: "Как ты можешь на живого человека могилку делать?!"

В тот же день 20 июня состоялось большое переселение в КГБ — Первое главное управление (внешняя разведка) переселилось с Лубянки в новую штаб-квартиру в Ясенево, к юго-востоку от Москвы, в полукилометре от Кольцевой дороги. Первоначально здание предназначалось для Международного отдела ЦК КПСС. Но когда строительство уже началось, ЦК внезапно решил, что здание расположено слишком далеко от центра, и отдал его КГБ. Главный административный корпус, построенный в форме буквы Y, с одной стороны окружал зал заседаний и библиотека, с другой — здания поликлиники, спорткомплекса и бассейна. Весь комплекс зданий окружал двойной забор со сторожевыми собаками и вооруженными часовыми по периметру. Перед главным корпусом, возле пруда, как и положено, водрузили бюст вождя мирового пролетариата. Как пишет бывший сотрудник ПГУ О. Гордиевский:

"Каждое утро между 8.20 и 8.50 к Ясенево со всех концов Москвы мчался поток автобусов. Немногие счастливчики приезжали на своих машинах…

Официальный рабочий день начинался в девять часов утра. Подъехав к зданию ПГУ, сотрудники проходили через три поста. Один — у внешних ворот, второй — у главного входа за внутренним забором и третий — у входа в само здание. Помимо этого, в различных Частях здания документы могли проверить еще несколько раз. В Ясенево по обычному удостоверению КГБ, с фамилией, именем, отчеством, званием и фотографией владельца пройти было нельзя. У каждого сотрудника ПГУ был свой собственный пластиковый пропуск с его, а реже ее, фотографией и личным номером. Имен на этих пропусках не было. Кроме этого, на пропуска была нанесена специальная сетка с перфорацией в тех местах, куда владельцу пропуска доступ был запрещен. Эти пропуска за границу с собой брать запрещалось…

Рабочий день заканчивался в шесть часов вечера. Автобусы отходили от здания ровно в 6.15. Перед отправлением водители снимали со своих автобусов номер маршрута. Когда колонна автобусов отправлялась в обратный путь, то милиция останавливала все движение на Московской кольцевой дороге для того, чтобы влиятельные пассажиры могли беспрепятственно добраться до дома…"

И еще несколько слов о КГБ, на этот раз о сотрудниках другого Управления — 5-го, занимавшегося идеологией. 21 июня в Москве ими был арестован известный правозащитник, сын сгинувшего в сталинских застенках командарма Ионы Якира Петр. Предлогом к аресту послужили листовки, появившиеся в те дни в столице. Якиру предъявили обвинение в том, что он участвовал в их составлении. Кроме этого, у него на квартире были обнаружены отдельные номера крамольной "Хроники текущих событий", за которой в последнее время КГБ открыл настоящую охоту"

Едва весть о том, что Якир арестован, распространилась в диссидентских кругах, как тут же началась кампания в его защиту. В частности, Андрей Сахаров отправился прямиком к министру среднего машиностроения Ефиму Славскому с тем, чтобы тот помог вытащить Якира из застенков КГБ. Почему он выбрал именно Славского? Дело в том, что тот еще в гражданскую войну служил вместе с отцом арестованного Ионой Якиром и тот, по слухам, завещал ему заботу о сыне, если с ним что-либо случится. Далее послушаем рассказ самого А. Сахарова:

"Я позвонил Славскому с просьбой меня принять, и он, назначив время, распорядился о выдаче мне пропуска. Со странным чувством входил я в огромное тринадцатиэтажное здание, где, кажется, ничего не изменилось за четыре года, с тех пор как я был там в последний раз. Те же лица, то же выражение деловой озабоченности на них, те же просторные коридоры и ковры…

Сам разговор со Славским был кратким. Я рассказал суть дела, коротко рассказал о правозащитной деятельности вообще и упомянул, что отец Якира был его другом и, как я слышал, передоверил ему судьбу Пети. Славский ответил, что он ни в коем случае не будет вмешиваться в это дело.

— Раз вы хлопочете об этом человеке, которого я совершенно не знаю, то он, наверное, такой же антисоветчик, как вы…"

Короче, Славский в деле освобождения Якира не помог. Не стал он утруждать себя и другим делом — вмешательством в судьбу рабочего одного из заводов среднего машиностроения Богданова, за которого Сахаров тоже просил. В чем же провинился этот человек? Семье Богданова долго не предоставляли отдельной квартиры, и тот решил просить вмешаться в это дело самого Славского. Но министр не стал его слушать и выгнал вон. Тогда Богданов от отчаяния пошел на безрассудный шаг: он похитил секретную деталь (регулировочный кадмиевый стержень ядерного реактора) и спрятал, обещая отдать ее в обмен на квартиру. Правда, через пару дней он одумался, деталь вернул, но КГБ ему этой "шутки" не простил. Однажды к Богданову на улице подошли какие-то люди и попросили закурить. Тот дал — и через квартал был арестован. Его обвинили в том, что он несколько минут назад встречался с представителями аргентинской разведки (!) и передал им какие-то секретные сведения. Суд приговорил его к 10 годам заключения.

Не оставляло в покое 5-е управление и Александра Солженицына. Проживая с беременной женой и сыном на даче Ростроповича, он предпринимал отчаянные попытки получить развод от первой жены Натальи Решетовской. Но она, при непосредственном участии КГБ, все его попытки развестись срывала. Поскольку одному писателю это дело было явно не под силу, он обратился к услугам столичного адвоката Татьяны Кузнецовой. Их первая встреча была как будто списана со страниц детективного романа. Солженицын приехал в Москву, зная всего лишь номер домашнего телефона Кузнецовой. Однако судьбе было угодно, чтобы он позвонил ей из будки, которая находилась… в двух шагах от ее дома, что в Козицком переулке. Адвокат спросила его, где он находится, а он, зная, что за ним следят, а может быть и подслушивают чекисты, ответил приблизительно: "Рядом, в районе Пушкинской площади". — "Вы звоните из квартиры?" — спросила Кузнецова. — "Нет, из автомата", — был ответ. Зная, что у нее под окнами тоже есть телефонная будка, Кузнецова чисто машинально выглянула в окно и… Впрочем, послушаем ее собственный рассказ:

"Я вижу в будке мужчину в белой рубашке с короткими рукавами. Он стоял спиной к переулку, склонив голову к аппарату. У меня мелькнула мысль, что человек принял такую позу потому, что не хочет быть видимым для прохожих. Не Солженицын ли это? Спрашиваю: "Вы звоните из Козицкого переулка?" Снова молчание, некоторая, чувствую, нерешительность. Затем он подтвердил, а я уточнила: "Вы в белой рубашке?" Пауза… Уверена, в эту минуту Александр Исаевич воспринимал меня как продолжение систематических, упорных преследований. "Повернитесь, пожалуйста. И взгляните в открытое окно на третьем этаже. У меня в руках красная телефонная трубка". Александр Исаевич повернулся, и мы обменялись улыбками. Это были замечательные улыбки — абсолютного доверия. Представляете, в Москве таким образом встретиться… Через минуту я открыла ему дверь квартиры. "Невероятные вещи в жизни случаются, не правда ли?" — сказала я. Он рассмеялся, вынул записную книжку и сказал, что он эту встречу обязательно опишет.