Петербург: вы это знали? Личности, события, архитектура

А.С. Пушкин в лицейском мундире. Литография. 1816–1817 гг.

Поскольку Будри имел в Петербурге некоторую известность как учитель и хорошо владел русским языком, то 8 сентября 1803 года, по указу вдовствующей императрицы Марии Феодоровны, к которой обратился, он был принят в новооткрытый Екатерининский институт благородных девиц на Фонтанке «учителем французской словесности и переводу с русского на французский язык». В этой должности Давид Иванович оставался до самой смерти, но одновременно в 1806–1811 годах занимался преподаванием в Губернской (позже Второй) гимназии, после чего перешел профессором в Царскосельский лицей, а из него в 1814 году – в Благородный пансион. Денежное содержание и в Лицее, и в ансионе равнялось 2000 руб. Лицеистам, включая Пушкина, он преподавал следующие предметы: французский, перевод с французского на русский, «поправление переводов и сочинений», а также одно время – риторику, точнее декламацию, но она была «слишком высокопарна и на ходулях». По словам лицеиста М.А. Корфа: «Он любил говорить о высокой добродетели, о гражданских заслугах: „Неужели мне нужны примеры, дорогие мои ученики, загляните в самих себя: какое впечатление производит на вас рассказ о проявлениях душевного величия и добродетели“». Любимым автором Будри был Ж.Ж. Руссо.

Царское Село. Вид Лицея. С. Госсе. По оригиналу A.A. Тона. 1820-е гг.

«При выпуске воспитанников из Лицея» в 1817 году Будри наградили орденом Св. Анны II степени. Имелся у него и Владимир IV степени за службу в Екатерининском институте, и чин коллежского советника (полковника по воинской Табели о рангах).

Императрица Мария Феодоровна особенно благоволила к Будри. В разные годы учитель французского получил от императрицы в награду: бриллиантовый перстень, золотые часы, две золотые табакерки и все это в основном «за приготовление и публичное испытание» воспитанниц Екатерининского института. Еще один бриллиантовый перстень был ему пожалован императором Александром I в 1811 году за двухязычный учебник «Первые основания французского языка, или Новая грамматика», состоявший из двух частей с приложением грамматической таблицы. «План грамматики прост и естественен. Правила описаны понятно и основаны на принципах французского языка.

Они объяснены полезными, умело подобранными и наглядными примерами», – таков отзыв Ш. Гетц, изучившей издание. По этому учебнику Будри преподавал пушкинскому курсу в Царскосельском лицее. Восемь лет спустя Будри под грифом Екатерининского института издал второе учебное пособие «Сокращение французской грамматики» в 75 страниц.

Попытка поднести книгу императору успехом не увенчалась из-за «множества типографских погрешностей, в издании сем находящихся». Больше Будри ничего не издавал10.

Е.А. Энгельгард. Неизв. художник. Вторая половина XIX в.

Обладавшего педагогическим талантом Будри-учителя ценили и хвалили. Его ученик Ф.Я. Миркович, будущий начальник 2-го Кадетского корпуса, вспоминал: «Он был первым моим умственным образователем, и к которому я всегда имел глубокую признательность и уважение». Федор Матвеевич Гауеншильд, учитель немецкого и директор Благородного пансиона при Лицее, лестно отзывался о профессиональных качествах Будри: «Он оказывал всегда отличнейшую деятельность и ревность к точному исполнению своих обязанностей по его части». По словам того же Кор фа, как педагог, Будри, «как человек в высшей степени практический, наиболее способствовал нашему развитию, отнюдь не в одном познании французского языка…», и воспитывал «способность логичного, складного и отчетливого выражения мыслей словом <…> Он был очень строг и взыскателен». Театральный критик Р. Зотов, его ученик, отзывался, что «лучше его никто не объяснял общих законов филологии». Однако один из лицеистов написал и такое: «Забавный, коротенький старичок, с толстым брюхом, с засаленным, слегка напудренным париком, кажется, никогда не мывшийся и разве только однажды в месяц переменявший на себе белье».

Здание Екатерининского института. Фото нач. 1900-х гг.

Вот отзыв другого лицеиста: «Мы не жаловали его за строгость, насмехались, как дети, над его кривым брюшком и засаленным, седым париком, дразнили разными школьными проделками, но внутренне все его уважали»11.

Жил Будри с дочерьми Марией и Олимпиадой на нижнем этаже трехэтажного дома по Разъезжей ул., 8, а также на казенных квартирах во Второй гимназии и Екатерининском институте. 11 июня 1821 года он подал директору Благородного прошение об отставке и назначении пенсии в 2000 рублей, жалуясь на плохое здоровье: одышку, желудочные колики и судороги в животе. «Голова уже не своя, и я должен откровенно признать, это отражается на моих уроках». До пенсии преподаватель не дожил. Согласно записи в метрической книге реформатской церкви, Будри скончался в Петербурге 22 сентября 1821 году и его похоронили на лютеранском участке Смоленского кладбища, где хоронили реформатов. Ученики Будри, «сохраняя к бывшему их наставнику и по смерти его чувствования уважения и признательности и желая отдать последний долг покойному, несли бренные его останки из церкви (французская реформатская церковь находилась на Большой Конюшенной ул. – В. А.)сопровождали до кладбища». В 1848 году на том же кладбище упокоилась его старшая дочь. Могилы отца и дочери утрачены12.

Давид де Будри известен в сегодняшней России только историкам Царскосельского лицея как учитель A.C. Пушкина. Когда в 1937 году отмечалось столетие со дня смерти поэта, то марксистские начетчики попытались приписать Будри то, чего у него никогда не было: «Младший Марат вносил в лицейскую атмосферу не „либеральный“ дух, а революционные настроения плебейского крыла якобинской мелкобуржуазной демократии»13. В действительности же, учитель был обыкновенным интеллигентом, приехавшим в Россию, – как и другие его соотечественники, – ради заработка. Интеллигентом активным и умевшим приспосабливаться. Фортуна ему улыбнулась и на новой родине он вполне преуспел. Благодаря работе в Царскосельском лицее, когда в нем учился A.C. Пушкин, его имя осталось в истории.

Граф Стединг отъезжает… [1]

Многим петербуржцам знаком этот трехэтажный угловой дом на Исаакиевской пл., 9, занятый ныне Городской прокуратурой. Он известен как «дом Мятлевых», ибо в нем целое столетие жила семья, которая сыграла большую роль в русской культуре. В доме была хорошая коллекция картин, часто устраивались музыкальные и литературные вечера, в которых участвовали видные музыканты, писатели и поэты, в том числе поэт И.П. Мятлев, автор популярной в свое время комической поэмы «Сенсации и замечания госпожи Курдюковой» (1840 г.).

Мятлевы купили дом в 1817 году у сына известного екатерининского вельможи Льва Александровича Нарышкина, хлебосола и весельчака, который сам писал сатирические стихи и дружил с Г.Р. Державиным. Нарышкин владел домом с февраля 1772 года и в нем давал свои пышные обеды и празднества. Как недавно выяснилось, особняк был выстроен в 1765–1767 годах для князя М.М. Голицына архитектором Ж.-Б. Валлен-Деламотом, мастером раннего классицизма, и при Нарышкине почти не переделывался.

Сейчас на стене дома укреплена памятная доска о том, что здесь останавливался французский философ Д. Дидро во время своего посещения Петербурга в 1773–1774 годах по приглашению Екатерины II. Однако это не верно. Краевед Е.И. Краснова уже несколько лет назад опубликовала статью, где убедительно доказала, что Дидро жил в доме С.В. Нарышкина на нынешнем Владимирском пр., 12. Не взирая на это, доска до сих пор не перенесена по правильному адресу.