Власть и наука

"Аристов. Предлагается ввести в состав комиссии тов. Лысенко. Других предложений нет? Состав комиссии принимается" (148).

Так беспартийному Лысенко была оказана еще одна -- совсем незаконная, но зато исключительная почесть -- ему поручили редактировать важный партийный документ. Такого дела Сталин ему никогда бы не поручил.

18 декабря в "Правде" на 1-й странице появилась речь Мустафаева с осуждением позиции "Ботанического журнала" (149), а на 3-й странице -- речь Лысенко (150). В Академии наук официальное объявление о смене редколлегии "Ботанического журнала" дотянули до января13. Только тогда в "Вестнике Академии наук СССР" появилось сообщение:

"20 января 1959 г. состоялось расширенное заседание Президиума АН СССР и Отделения биологических наук совместно с активом Отделения, рассмотревшие в свете решений декабрьского Пленума ЦК КПСС работу и задачи Отделения биологических наук" (151).

Однако тон постановления, принятого на этом заседании, коренным образом отличался от тона прежних подобных решений, принимавшихся в сталинские времена. Текст начинался с каких-то длинных, вязких фраз о "несомненных успехах", "решении задач". Страшные императивы исчезли вовсе, и понять, что это и есть ответ на жесткую критику аж на самом Пленуме ЦК партии -- было трудно. Аутодафе в духе 1948 года не получилось. Лишь после утомительно длинных абзацев с расплывчатыми формулировками следовал нужный пункт:

"... некоторые биологи, вместо того, чтобы сосредоточить все силы на дальнейшем творческом развитии советской биологии и использовании ее достижений в народном хозяйстве, поставили чуть ли не главной своей задачей критику отдельных положений мичуринского учения и дискредитацию достижений акад. Т.Д.Лысенко и его последователей...

Задачу критики отдельных положений мичуринского учения, и в частности достижений академика Т.Д.Лысенко и его последователей ставил перед собой в течение последних нескольких лет "Ботанический журнал". Такое отношение его редакционной коллегии было неправильным и мешало развитию советской биологии..." (152).

Потом опять шло совсем не то, чего следовало ждать, какая-то опереточная суета врывалась в серьезный документ, долженствующий быть сугубо осудительным; неведомо откуда протискивалась назидательная фраза, сказанная будто нарочно, с издевкой (уж, не в адрес ли Лысенко и его последователей):

"Научная критика должна быть проникнута духом доброжелательности и взаимопомощи" (153).

И только после всего этого -- долгожданное:

"Участники заседания признали правильной данную газетой "Правда" критику ошибочной позиции, которую занимала редакционная коллегия "Ботанического журнала"" (154).

И в этом признании снова была какая-то двусмысленность: ну, конечно, "Правда" выступала, слов нет. Но ведь и на Пленуме о том же говорилось, так что же это скрывать! Так и хочется аршинными буквами выписать это слово, кулаком стукнуть -- да, при чем тут "Правда", ведь и на самом ПЛЕНУМЕ ...!!!

А дальше шло уж совсем фантасмагорическое: в постановление был вписан пункт наиважнейший. Было предложено немедленно осуществить мероприятие, которого Лысенко с 1956 года с ужасом ждал и от которого всеми силами отбивался:

"Необходимо реализовать постановление Президиума от 1957 года о создании Института радиационной и физико-химической биологии и обеспечить участие в его работе физиков и химиков" (155).

Все потуги -- не пустить физиков и химиков в биологию и помешать Энгельгардту создать свой институт -- провалились. Решение же о новом составе редколлегии (и в нем, наконец-то, упоминание о Пленуме, но петитом, несерьезно, походя) засунули куда-то вглубь "Вестника АН" на 112-ю страницу (156). Сукачева сняли, сукачевцев заменили, всё как-то тихо, без фанфар.

А Несмеянова -- этого злейшего врага -- не сняли. И в адрес других критиков, всяких там таммов, кнунянцев, дубининых -- ни слова. Правда, вскоре Энгельгардта с поста академика-секретаря биологического отделения сместить удалось. На его место продвинуть своего -- Сисакяна -- удалось! (хоть и исполняющим обязанности: не академик до сих пор!) Но кто бы мог предвидеть, что этот самый преданный из преданных тут же начнет козни строить -- и к Несмеянову подлаживаться, и с врагами якшаться, и в их дудку дудеть!

Хрущев вмешивается в работу Сибирского Института

цитологии и генетики

Болезнь организационных неурядиц, пустой суеты -- обычная для учреждений, создаваемых внови, -- не поразила тех, кто собрался в Сибири в новом научном центре. Дела спорились. А это, чем дальше, тем больше волновало Лысенко, и он, как только мог, "сигнализировал" Хрущеву, что в Сибири вместо науки развели бесполезную для страны ерунду, на которую уйдут деньги, как в бездонную прорву, а толку так и не будет. Механика подавления была для таких случаев уже отработана годами. Нужно было подсовывать кандидатуры для включения в комиссии по проверке деятельности, комиссии должны были давать требуемые заключения, а по ним надлежало делать соответственные оргвыводы... В Академгородок зачастили комиссии. Искать подходящие для Лысенко кандидатуры для включения в состав комиссий было несложно: на сытных местах сидело множество своих людей, которых и учить не надо было. Сами знали, что ждет их лично, если Лысенко свалят. Вот и объявлялись в каждой из комиссий свои люди. Съездил в Новосибирск А.Г.Утехин -- теперь заведующий сектором науки Сельхозотдела ЦК (тот самый скромный не то агроном, не то механизатор из Куйбышевской области, который в начале 30-х годов обманывал Москву рапортами о колоссальной удаче с яровизацией). Побывал с проверкой и М.А.Ольшанский -- соратник Лысенко еще с Одессы, где он и научно-организационным отделом заведовал и заместителем директора по науке оттрубил несколько лет. Теперь он солидно именовался академиком ВАСХНИЛ, и его бульдожья хватка была многим известна. Посетил Новосибирск и Н.И.Нуждин -- нынешний фаворит, заместитель директора по науке в московском институте Лысенко. Он теперь состоял в членах-корреспондентах АН СССР, так что вполне подходил. Сло�

Все побывавшие на месте комиссии нашли то, что было нужно Лысенко: оказывается, в планы работ нового института были включены темы, осужденные еще в 1948 году за их... (идеалистичность, метафизичность, морганизм, менделизм, вейсманизм, витализм, вирховианство, упрощенчество, упадочничество, реакционность, преклонение перед Западом, нездоровое прожектерство, теоретизирование, отсутствие стимулов для помощи колхозному крестьянству, надуманность, оторванность, изолированность и т. п. и т. п. -- ненужное вычеркнуть, нужное вписать). Из этого богатого арсенала выписывалось, что следует, и доносилось, кому надо... Но руководители Сибирского отделения не обращали внимания на решения пришлых комиссий. Институт цитологии и генетики, по их мнению, развивался нормально, Дубинин с работой директора справлялся, а ненависть Лысенко к генетике была давно известна. Для того и создавали институт в составе Сибирского центра, чтобы развивать генетику, а не "мичуринское учение", задавившее всю биологию в стране.

Иначе представлял себе это дело Хрущев. На очередном пленуме ЦК партии 29 июня 1959 года он твердо выразил свое мнение:

"Замечательное дело делает академик Лаврентьев...

Нам надо проявить заботу о том, чтобы в новые научные центры подбирались люди, способные двигать вперед науку, оказывать своим трудом необходимую помощь производству. Это не всегда учитывается. Известно, например, что в Новосибирске строится институт цитологии и генетики, директором которого назначен биолог Дубинин, являющийся противником мичуринской теории. Работы этого ученого принесли очень мало пользы науке и практике. Если Дубинин чем-либо известен, так это своими статьями и выступлениями против теории, положений и практических рекомендаций академика Лысенко.