Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 19

Решение об опричнине было принято в условиях военного времени, когда нараставшие трудности, связанные с Ливонской войной, потребовали новых военно-административных решений. Иоанн понимал: если в царстве нет благого устройства, т.е. исключающего самовольство и междоусобные брани, неоткуда взяться и военной храбрости. Если предводитель недостаточно укрепляет войско, то скорее он будет побеждённым, чем победителем ^{69}.

Действительно, при столкновении с военным искусством европейски обученных отрядов противника обнаружился главный недостаток московских войск: отсутствие дисциплины, сплочённости, единства тактических действий. И здесь сказывались остатки самостоятельности бывших удельных князей и крупных бояр-вотчинников, которые примыкали к царскому ополчению с отрядами своих служилых людей и образовывали как бы удельные войска с известной степенью независимости. К тому же, в отличие от походов при завоевании Поволжья, некоторые старые соратники не разделяли стратегических замыслов государя и неохотно участвовали в войне на Западе. В начале 1564 г. провалился разработанный Грозным широкий план наступления в глубь Литвы. Завоеватель Дерпта, Шуйский, должен был двинуться из Полоцка, а Серебряные-Оболенские — из Вязьмы. Но Шуйский шёл «оплошася небрежно», везя доспехи в санях. При Уле он был разбит в ходе внезапного нападения Радзивилла. Другой отряд потерпел поражение при Орше ^{70}.

В то же время этот верхний слой родовой аристократии, стремившейся в силу местнической традиции [27] к соправительству с государем и теснившийся к должностям, препятствовал выдвижению нужных людей из родов с меньшей знатностью.

Ещё в юности Грозный столкнулся с местническими притязаниями в деятельности так называемой «избранной рады» под руководством благовещенского иерея Сильвестра и Алексея Адашева, человека относительно низкого происхождения, которых он приблизил к себе и возвысил из нерасположения к вельможам времени своего малолетства. Как только этот кружок получил влияние и «соблазнился властью», он стал расставлять своих «угодников» в волостях и возвращать князьям вотчины, города и сёла, которые были отобраны по уложению Ивана III, и даже разрешил свободное обращение княжеских земель, взятых под контроль московской властью. Этими действиями кружок составил себе сильную партию единомышленников и стал решать местнические дела в противовес единодержавию царя. Например, Адашев в угоду удельным интересам сдерживал создание единого централизованного русского войска. Сильвестр же поступился нравственными принципами, определив во время войны своего сына не в «храбрые» и «лутчие» люди, а в торговлю: ведать в казне таможенными сборами.

Важно помнить и о том, что до 1564 г. у бояр и слуг вольных существовало старинное «право отъезда», т.е. перехода по своему желанию на службу от одного русского князя к другому. Польский же король был не только великим князем литовским, но и русским (по юго-западным русским областям). В условиях войны с Польшей это вело к изменам и являлось серьёзным вызовом безопасности государства, хотя государи и стремились удержать своих подданных от пользования этим правом посредством клятвенных записей и поручительств. Курбский был не единственным отъехавшим боярином. До него «отъехали», например, двое князей Черкасских, Владимир Заболоцкий, Шашкович и с ними много детей боярских. Но более всего подействовало на Иоанна бегство князя Курбского. Он не только отъехал в Литву и встал в ряды неприятеля, но ещё и выступил с угрозами и обвинениями в адрес царя от лица партии родовой аристократии, не смирившейся с уходом со сцены «избранной рады» и замышлявшей заговоры против своего сородича московского царя. Заговоры действительно были, что подтверждает и англичанин Джером Горсей, так что Грозный боролся отнюдь не с призраками. Примечательно, что Курбский явил себя не только как изменник, но и как провокатор, поскольку, говоря от имени своих сторонников, поставил их под удар в Москве, откуда отъехать в Литву было гораздо труднее, чем из ливонских городов.

Повторяем, введение опричнины произошло не вдруг, а по мере борьбы новых требований со старыми родовыми традициями, в частности с обычаем местничества и традиционным стремлением оппозиционно настроенных князей к соправительству с государем. Речь шла о том, пойдёт ли Русь по пути развития православного самодержавия или же свернёт в накатанную западноевропейскую колею — укрепление сословно-представительной монархии, оставлявшей царю в случае успеха боярских замыслов лишь «честь председания». Грозный же говорил, что русский государь не есть царь боярский. Он не есть даже царь всесословный. Он — царь по Божию изволению, а не по многомятежному человеческому хотению. Он — Помазанник Божий. Вслед за своим дедом и отцом Иоанну пришлось решительно отстаивать идею суверенной царской власти на Руси. Это требовало поставить под контроль боярское своеволие, создать преданное царской власти сословие, которое служило бы не за страх, а за совесть, а в дальнейшем наполнить властные структуры государства, в котором царь — Помазанник Божий, новым, религиозно осмысленным содержанием. Инструментом утверждения такого взгляда на власть и стала военно-административная реформа, получившая название опричнины [28].

Суть опричнины состояла в том, что старый приём борьбы с сепаратизмом на покорённых Москвой землях, т.е. вывод местных сепаратистов с подчинённых окраин в глубь Руси [29], был применён к врагам внутренним, не подчинявшимся новому понятию о государстве и мнящих себя государями в своих уделах. На этот раз ненадёжные представители удельной знати (бояре, дворяне, дети боярские — всего около тысячи землевладельцев) принудительно выводились из старинных родовых гнёзд на новые места в государстве, носившие название земщины. В ходе такой акции дворовые слуги и особые отряды удельных владетелей распускались, а отнятые наследственные вотчины заменялись на поместья. В новых местах не было ни корней, ни связей, удобных для оппозиции.

Земли же выселенной знати (князей Ярославских, Белозерских, Ростовских, Суздальских, Стародубских, Черниговских и др.), составлявшие старую удельную Русь, объявлялись собственностью государя или опричными землями. На этих землях, разбитых на мелкопоместные участки, царь селил людей с неизвестными дотоле фамилиями, которых принимал в ведение своего нового двора на новую «опришнинскую» службу ^{71}. Тем самым была заложена основа новых государевых помещиков, которые со временем вольются в сословие дворян (впоследствии Иоанн вместо названия «опричнина» стал употреблять название «двор»). Московская власть деятельно умножала эти боевые силы, одаривая поместьями и переводя на государеву службу всё большее число служилых людей. Их вербовали во всех слоях московского населения, включая «поповых и мужичьих детей, холопей боярских и слуг монастырских». В привлечении на службу лиц из самых разнообразных сословий Иоанн явится предшественником Петра Великого. Земли отводились вокруг самой Москвы, а также в южных и западных частях государства, поблизости от возможного театра военных действий (с татарами, литовцами и всякого рода «немцами»). Только к исходу XVI в., когда число служилых людей в центральных районах достигнет желаемой величины, явится мысль принимать на государеву службу с большим разбором.

Изначально особый отбор проходили люди, которые должны были отвечать за безопасность царя и царской семьи. По состоянию на 20 марта 1573 г. в составе опричного двора царя Иоанна числилось 18 54 человека. Из них 654 человека составляли охранный корпус государя, «особую опричнину». Помимо охранных они выполняли также разведывательные, следственные и карательные функции. Среди них находился и молодой тогда ещё опричник Борис Фёдоров сын Годунов. Остальные 1200 опричников отвечали за быт царя и работу хозяйственных служб ^{72}.