Иван Болотников (Часть 3)

- Упредил. Почитай, недель семь назад.

- Собака! - хрипло и зло выдавил Болотников.

Есаулы огрудили атамана, взъярились:

- Христопродавец!

- Иуда!

Разгневанный Болотников заходил вдоль шатра. Богдан Васильев, донской атаман, выдал стрельцам голытьбу-повольницу! Ох как прав оказался Федька Берсень, гутаря о том, что разбогатевшие домовитые старшины точат ножи на воинственную и дерзкую вольницу.

- Имена казаков ведаешь?

- Прискакали трое: Пятунка Лаферьев, Игнашка Кафтанов и Юшка Андреев.

- Знаю таких казаков, - кивнул Мирон Нагиба. - Блюдолизы, вечно подле домовитых крутились.

- Как опознал, стрельче?

- А я тогда в Воеводской избе был, атаман. Караулил в сенцах, а дверь-то настежь. Жарынь! Воевода к тому ж во хмелю пребывал, все громко пытал да расспрашивал. Вот я и подслушал.

- Добро, стрельче, возьмем тебя в казаки. А теперь ступай, недосуг мне... Черна весть. Есаулы, скликайте круг!

На кругу Болотников ронял сурово:

- Подлая измена на Дону, други! Богдашка Васильев продал нас боярам. Надумал, собака, извести голутвенных. Голытьба ему - поперек горла. Мы токмо из Раздор, а уж холуи Васильева к воеводам помчались. Упредили. Бейте, стрельцы, повольницу! То хуже злого ордынца, то нож в спину вольного казачества!

И загудело, забесновалось тут казачье море. Гнев опалил лица, гнев выхватил из ножен казачьи сабли.

- Смерть Васильеву! - яро выплеснула из себя повольница.

- Смерть, други! Казним лютой смертью! - продолжал Болотников. Завтра же снимемся с Луки и пойдем на Дон. Худое будет наше товарищество, коль иуде язык не вырвем, коль подлую голову его шакалам не кинем. Дон ждет нас, туго там казакам. Голытьба ходит гола и боса, в куренях бессытица. У нас же добра теперь довольно. Хлеба не приесть, вина не припить, зипунов не износить. Так ужель с братьями своими не поделимся, ужель друг за друга не постоим? Зипуны и хлеб ждет все Понизовье. На Дон, атаманы-молодцы!

- На Дон, батька! - мощно грянула повольница.

Выступили на челнах, стругах и конно.

- Доплывем до Камышинки, а там Раздорский шлях рядом, - сказал Болотников.

- А коль стрельцов повстречаем?

- Прорвемся. У нас пищали да пушки. А с берега наступят - конница прикроет. Прорвемся, други!

По Усе растянулся длинный караван из челнов и стругов. Миновав устье, вышли на волжское приволье.

Иван плыл на головном струге. Высокий нос судна украшал черного мореного дуба резной змей-горыныч с широко раскрытой пастью. Здесь же, на кичке, стояли медные пушки, бочонки с зельем, лежали наготове тяжелые чугунные ядра, затравки, просаленные тряпицы и смоляные фитили.

Распущенные шелковые алые паруса туго надуты. Попутный ветер, весла гребцов и паруса ходко гнали струги в низовье Волги.

Атаманский ковровый шатер - на корме. Распахнув кафтан, Иван стоял подле букатника-кормчего и наблюдал за боевым караваном.

Быстро и весело летят челны и струги. А над Волгой - протяжная, раздольная песня:

Ай да как ехал удалой, удалой казак Илья Муромец,

Ай да как шумела, шумела травушка ковыльная,

Ай да как гнулись на ветру дубравушки зеленые,

Дубравушки зеленые, дубы столетние...

Подхватил и Болотников казачью песню, подхватили есаулы. И загремела, распахнулась Волга! И полетела удалая былинушка над голубыми водами, над золотыми плесами да над крутыми берегами, устремляясь к соколиным утесам.

Прощай, Жигули!

Прощай, богатырские кручи!

А левым берегом бежала конница. Мелькали копья, лохматые гривы ногайских коней, черные и серые бараньи шапки.

- Степью пахнет, батька, - завистливо поглядывая на вершников, блаженно крякнул Нечайка.

- А не сменить ли нам казаков? - ступил к атаману Васюта Шестак.

Болотникова и самого подмывало в степное приволье.

- Сменим... Гребцы, примай к берегу!

- Любо, батька! - возрадовались есаулы.

Струг ткнулся о берег; спустили якоря, кинули дощатые сходни.

- Тебе, Нагиба, оставаться на струге. Поведешь караван, - повелел Болотников.

Высыпали на берег, замахали шапками наездникам, державшимся в полуверсте. Каждый был одвуконь, имея в запасе проворную горбоносую басурманскую лошадь.

С атаманом и есаулами очутился и Первушка. Ему не терпелось взмахнуть на коня: только в степи и можно почувствовать себя настоящим казаком.

Сменили вершников и легким наметом поскакали вдоль крутояра. Первушка держался молодцом, сидел в седле крепко, глаза его сияли.

- Эге, да ты и впрямь удалец, - похвалил парня Болотников.

Первушка раскраснелся, огрел плеткой коня и полетел впереди станицы.

Есаулы рассмеялись:

- Ишь, как Гаруня наловчил сына.

- Славный детина.

- Вот и еще Дону казак!

А далеко влево простиралась степь. Серебрились длинные макушки ковыля, тонули в буйных зарослях чернобыла и табун-травы буераки, увалы и лощины, маячили в лиловой мгле холмы и курганы, высоко парили в ясном бирюзовом небе коршуны.

Болотников полной грудью вдыхал запахи трав, любовался степной ширью, и на душе его становилось все светлей и радостней. Степь оживила, влила новые силы. Он бодро и весело глянул на есаулов, молвил:

- Пригоже в степи, други.

- Пригоже, батько. Скоро будем в станице.

- Скоро, други!

Версты через три донеслись запахи гари. Затем увидели казаки черные дымы пожарищ.

- Деревенька горит. А ну поспешим, донцы! - пришпорил коня Болотников.

Догорали курные срубы. Из лопухов выполз древний немощный старец. Скорбно и тихо, тряся головой, молвил:

- Беда, православные. Татаре набежали... Стариков в огонь покидали, молодых в полон свели.

- Велика ли орда, старче? - переменившись в лице, спросил Болотников.

- Да, почитай, с сотню.

- Куда снялись ордынцы?

- В степь, сынок. Никак к холмам подались, - обессилено махнул рукой старец.

Иван обратился к станице:

- А не настичь ли поганых, други? Ужель татарве по степи гулять дозволим? Вызволим сестер и братьев из полона!

- Вызволим, батька!

- Гайда на ордынцев!

- Гайда, други!

Казаки ринулись в степь. Лихо летели кони! Развевались длинные гривы, сверкали сабли.

Приближалась гряда холмов. Болотников остановил повольницу.

- Разобьемся на два крыла. Ежели татары за холмами - возьмем в кольцо. Скачи, други!

И вновь, как на крыльях, полетели кони, и вновь заполыхали серебром острые сабли.

А татары и в самом деле оказались за холмами. Делили добычу. Заметив казаков, переполошились. Откуда взялись эти руситы?! Там, позади, выжженная деревня да река Итиль.

Появление урусов было настолько стремительным и неожиданным, что ордынцы едва успели вскочить на коней. Бросив полон и набитые добром чувалы, они помчались в глубь степи.

- Достанем, злыдня! - разгоряченный преследованием, воскликнул Болотников.

Около получаса продолжалась бешеная скачка. Татары почему-то вдруг свернули к лощине, а казаки уже висели на хвостах ордынских коней; еще миг - и полетят басурманские головы.

Иван, скакавший впереди, настиг кочевника и взмахнул мечом. Татарин свалился с коня, но Болотников вдруг в замешательстве осадил вздыбившегося Гнедка: в лощине затаилось многотысячное ордынское войско. То был тумен мурзы Давлета, набежавшего за добычей в волжское понизовье.

- Вспять, вспять, донцы! - гаркнул Иван.

Но было уже поздно: казаки врезались в самую гущу врагов. Сеча была короткой, но лютой. Донцы бились дерзко и отважно.

Неистовствовал Болотников, его богатырский меч вырубал улицы в татарском войске.

- Взять в полон! - изумленный силой могучего уруса, свирепо закричал мурза.

Свистнул крученый аркан, захлестнул горло.

К поверженному Болотникову кинулись ордынцы...

1970-1983 гг.

г. Ростов Великий

1 Бадяжник - шут, затейник, весельчак.