Иван Болотников (Часть 3)

- Уходим, купец. Подавай деньгу! - нагловато ощерился Илейка. - Уходим всей артелью.

- Как это артелью? Я артель не гоню. Куды ж вы, милочки. Такого уговору не было.

- Вестимо, хозяин. Чтоб ватамана нашего сгонять, уговору не было. Где ватаман, там и артель. Так что, прощевай, Пронькин, - молвил один из мужиков.

Евстигней Саввич поперхнулся, такого оборота он не ожидал. Без артели на Волге пропадешь.

- Подавай деньгу! - настаивал Илейка. - Поди, не задарма насад грузили.

Евстигней Саввич аж взмок весь. Злости как и не было. Молвил умиротворенно:

- Вы бы отпустили ватамана. Пущай идет с богом. Поставьте себе нового старшого, и поплывем дале. Я вам по два алтына накину.

- Не выйдет, хозяин. Артель ватамана не кидает. Плата деньгу - и прощевай. Другого купца сыщем.

Не по нутру Евстигнею слова артели. И дернул же его черт нанять в Ярославле этих ярыжек. А все купец Федот Сажин. Это он присоветовал взять на насад артель Илейки.

"Бери, Евстигней Саввич, не покаешься. Илейка, хоть и годами млад, но Волгу ведает вдоль и поперек".

"Что за Илейка?"

"Из города Мурома, и прозвище его Муромец. Не единожды до Астрахани хаживал. Сметлив и ловок, бурлацкое дело ведает. Лучшей артели тебе по всей Волге не сыскать".

"А сам чего Илейку не берешь?"

"Налетось брал, премного доволен был. А нонче мне не до Волги, в Москву с товаром поеду. Тебе ж, как дружку старинному, Илейку взять присоветую. Он тут нонче, в Ярославле".

Вот так и нанял Илейку Муромца. Всучил же Федот Сашин! А, может, и нарочно всучил? Кушак-то с деньгами до сих пор у Федота в памяти. Поди, не больно-то верит, что кушак скоморох удалой снес. Злопамятлив же ярославский купец... Но как теперь с артелью быть? И Муромца неохота держать, и с ярыгами нельзя средь путины распрощаться.

Ступил к купцу букатник Парфен.

- На мель сели, хозяин.

- На мель? - обеспокоился Евстигней. - Чать, шестами оттолкнемся.

- Не осилить, хозяин. Бурлаки надобны.

Евстигней и вовсе растерялся. Напасть за напастью! Глянул на Илейку и сменил гнев на милость.

- Не тебя жалею - артель. Бог с тобой, оставайся да берись за бечеву.

Илейка же, зыркнув хитрыми проворными глазами по артели, закобенился:

- Не, хозяин, уйдем мы. Худо нам у тебя, живем впроголодь. Так ли, братцы?

- Вестимо, Илейка! Харч скудный!

- Деньга малая! Айда с насада!

Евстигней Саввич не на шутку испугался: коль ватага сойдет, сидеть ему на мели. Берега тут пустынные, не скоро новую артель сыщешь. Да и струги со стрельцами уплывут. Одному же по разбойной Волге плыть опасливо, вмиг на лихих нарвешься, а те не пощадят. Сколь добрых купцов утопили!

- Да кто ж в беде судно бросает, милочки? Порадейте, а я уж вас не обижу.

- Уйдем! - решительно тряхнул кудрями Илейка.

- Христом богом прошу! - взмолился Евстигней Саввич. - Берите бечеву, так и быть набавлю.

- Много ли, хозяин?

- По три алтына.

- Не, хозяин, мало. Накинешь по полтине - за бечеву возьмемся.

- Да вы что, милочки! - ахнул Евстигней. - Ни один купец вам столь не накинет. Довольно с вас и пяти алтын.

- Напрасно торгуешься, хозяин. Слово артели крепкое. Выкладывай, покуда струги не ушли. Да чтоб сразу, на руки! - все больше и больше наглел Илейка.

- Да то ж разор, душегубы, - простонал Евстигней Саввич. Но делать нечего - пошел в мурью.

А ватага продолжала выкрикивать!

- Щей мясных два раза на день!

- Чарку утром, чарку вечером!

- За бечеву - чарку!

- В остудные дни - чарку!

Вылез из мурьи Евстигней Саввич, дрожащими руками артель деньгами пожаловал. Бурчал смуро:

- Средь бела дня грабите, лиходеи. Без бога живете. Ох и накажет же вас владыка небесный, ох, накажет!

- Ниче, хозяин, - сверкал белыми крепкими зубами Илейка. - Бог милостив. Не жадничай. Эк руки-то трясутся.

- Не скалься, душегуб! Денежки великим трудом нажиты.

- Ведаем мы купецкие труды, - еще больше рассмеялся Илейка. - На Руси три вора; судья, купец да приказчик.

- Замолчь, нечестивец!

Ватага захохотала и полезла с насада на отмель.

- К бечеве, водоброды!

Первым впрягся в хомут шишка11. То был могучий букатник Парфенка. После него залезли в лямки и остальные бурлаки.

- А ну тяни, ребятушки!

- Тяни-и-и!

- Пошла, дубинушка-а-а!

Тяжко бурлакам! Но вот насад начал медленно сползать с песчаной отмели.

- Пошла, дубинушка, пошла-а-а!

Насад выбрался на глубину. Бурлаки кинулись в воду и по канатам полезли на палубу. Евстигней тотчас заорал букатнику:

- Правь за стругами, Парфенка!

ГЛАВА 10

БОГАТЫРСКИЙ УТЕС

Казачье войско плыло вверх по Волге.

Река была тихой, играла рыба, над самой Волгой с криком носились чайки, в густых прибрежных камышах поскрипывали коростели.

Гулебщики дружно налегали на весла, поспешая к жигулевским крутоярам. Летели челны. Весело перекрикивались повольники:

- Наддай, станишники! Ходи, весла!

- Расступись, матушка Волга!

На ертаульном струге плыл атаман с есаулами. Здесь же были и Гаруня с Первушкой. У молодого детины радостным блеском искрились глаза. Он смотрел на раздольную Волгу, на синие просторы, на задорные, мужественные лица удалых казаков, и в душе его рождалась песня. Все было для него необычно и ново: и могучий чернобородый атаман, и добры молодцы есаулы, дымящие трубками, и сказы повольников о походах да богатырских сражениях. Первушка хмелел без вина.

- Любо ли с нами, сынко? - обнимая Первушку за плечи, спрашивал Иван Гаруня, не переставая любоваться своим чадом.

- Любо, батяня! - счастливо восклицал Первушка, готовый обнять всех на свете.

Плыл Болотников скрытно и сторожко: не хотелось раньше времени вспугнуть купеческие караваны. По левому степному берегу ускакали на десяток верст вперед казачьи дозоры. В случае чего они упредят войско о торговых судах и стрелецких заставах.

На челнах плыли триста казаков, остальное войско ехало берегом на конях. Еще в острожке Болотников высказывал есаулам:

- Добро бы прийти на Луку на челнах и конно. Без коня казак не казак.

- Вестимо, батько, - кивали есаулы. - Не век же мы на Луке пробудем. Поди, к зиме в степь вернемся.

- Поглядим, други. Придется двум сотням вновь по Скрытие плыть.

- И сплаваем, батька. Вспять-то легче, течение понесет, да и челны будут рядом, - молвил Нечайка.

Однако плыть конно по Скрытне не пришлось: выручил Первушка. Сидел как-то с ним на бережку дед Гаруня и рассуждал:

- Ловко же вы упрятались. Ни пройти, ни проехать, ни ногой не ступить. Чай, видел, как мы пробирались?

- Видел, - кивнул Первушка и чему-то затаенно усмехнулся.

- Атаман наш триста коней мужикам пожаловал, - продолжал Гаруня. Живи не тужи. А вот на остальных сызнова по завертям поплывем, на челны-то все не уйдут. А речонка лютая, того и гляди, угодишь к водяному.

Первушка призадумался. Он долго молчал, а затем повернулся к отцу, порываясь что-то сказать, но так и не вымолвил ни слова.

- Чего мечешься, сынко? Иль раздумал в казаки идти?

- И вовсе нет, батяня, - горячо отозвался Первушка. - Отныне никто меня не удержит, как на крыльях за тобой полечу. Иное хочу молвить, да вот язык не ворочается... Страшно то поведать, зазорно.

- Аль какая зазнобушка присушила? Так выбирай, сынко. Либо казаковать, либо с девкой тешиться.

- Нет у меня зазнобы, батяня... Вот ты за казаков пасешься, кои по речке с конями поплывут.

- Пасусь, сынко.

- А можно... можно, батяня, и посуху пройти.

- Уж не на ковре ли самолете? Да где ж тут у вас посуху? - усомнился Гаруня.

- От крепости в лес есть потаенная тропа, - решился наконец Первушка. - Выведет к самой Волге.

- Любо, сынко! - возрадовался Гаруня. - Чего ж ране не поведал?

- Нельзя о том сказывать, батеня. Так мир порешил. Ежели кто чужому потаенную тропу выдаст, тому смерть.