Иван Болотников (Часть 3)

- Круто же ваш круг установил.

- А иначе нельзя, батяня. То тропа спасения. Поганый ли сунется, люди ли государевы, а мужиков наших не достать. Тропа и к Волге выведет, и в лесу упрячет. Там у нас, на случай беды, землянки нарыты. Не одно налетье можно высидеть. И зверя вдоволь, и угодья бортные.

- Вон как... А все ж проведешь, сынко?

- Проведу, батяня. Но возврата мне не будет - мир сказнит. Так что навсегда с селянами распрощаюсь. С тобой пойду.

Крепко обнял сына Иван Гаруня и повел к атаману.

На другое утро Первушка вывел конный отряд к Волге. Затем он долго и молчаливо расставался с родимой сторонушкой.

"Простите, мужики, - крестился Первушка на сумрачный лес. - Не хотел вам зла-корысти. Знать, уж так бог повелел, чтоб мне с земли родной сойти да белый свет поглядеть. Прощайте, сельчане. Прощай, Скрытня-река!"

Положил Первушка горсть земли в ладанку, низко поклонился лесу и пошагал к казакам.

- Да ты не горюй, парень. О заветной тропке никому не скажем, ободрил Нечайка.

- Тропки не будет. Завалят ее мужики да новую прорубят.

На крутояре показался конный дозор. Казаки замахали шапками.

- С какой-то вестью, - поднялся на нос струга Болотников. - А ну греби, други, к берегу!

Челн атамана приблизился к крутояру. Казаки наверху закричали:

- С ногаями столкнулись, батька! Отбили отару баранов да косяк лошадей! Ноне с мясом будем!

- Много ли донцов потеряли?

- Шестерых, батька!

Казаки на челнах сняли шапки.

- Надо бы мясо на челны, батька!

- Добро. Яр кончится - спускайтесь к челнам!

Свыше тысячи баранов притащили казаки к берегу. Их тотчас разделали, присолили и перетащили на струги. Солью запаслись еще в острожке. Мужики, обрадовавшись лошадям, позвали казаков на варницу.

- Соли у нас довольно, век не приесть. Берите, сколь душа пожелает.

И вот мужичий дар крепко сгодился.

Часть мяса разрезали на тонкие ломтики и выставили на солнце сушить да вялить. Казаки ожили, довольно гудели.

- Ноне заживем, братцы. Это те не рыба.

Болотников же был вдвойне доволен: казаки отбили у поганых ногайских лошадей. Теперь опять все войско будет на конях.

На четвертый день завиднелись Жигулевские горы.

- Ну, слава богу, знать, доплыли, - размашисто перекрестился Болотников, жадно всматриваясь в окутанные синей дымкой высокие вершины. Сколь дней, сколь ночей пробирались донцы к грозным волжским утесам, и вот пристанище удалой повольницы рядом.

- Ко мне, есаулы!

Мирон Нагиба, Васюта Шестак, Нечайка Бобыль, Степан Нетяга да казак-собинка Иван Гаруня расселись вокруг атамана.

- Где вставать будем, други? Жигули обогнем или тут, под горами, вылезем?

- А спознаем у Гаруни, атаман. Он тут с Ермаком ходил. Сказывай, дедко.

- На Луку два пути, хлопцы, - приосанился старик. - Тут, перед излучиной, бежит река Уса. Пересекает она всю Луку и подходит истоком чуть ли не к самой Волге. То один путь, но есть и другой.

- Погодь, дед, не спеши, - перебил Гаруню Болотников. - Велика ли сама Лука?

- Велика, атаман. Ежели огибать горы и идти к устью Усы, то плыть ишо верст двести, а то и боле. Но то уже другой путь.

- Много, дед. Без дозоров плыть двести верст рисково. Можем и на стрельцов нарваться. Бой принимать - казаков терять. Не за тем мы сюда пришли. Не лучше ли на исток Усы перетащиться? Далече ли река от Волги?

- С версту, атаман.

- Верста нас не затруднит, перетащимся. Как, есаулы?

- Перетащим, батько. Огибать не станем. Пошто дни терять?

- Вестимо, други. Веди, дед.

Гаруня шагнул на нос. Долго вглядывался вдоль правобережья, изронил:

- Пожалуй, вскоре можно и приставать, атаман. Кажись, подходим.

Гаруня постоял еще с полчаса и взмахнул рукой.

- Прибыли, хлопцы! Зрите дубраву? Тут и станем.

Над Волгой пронесся зычный атаманский возглас:

- К берегу, донцы-ы-ы!

Челны ткнулись о берег. Казаки высыпали на отмель, малость поразмялись, подняв челны на плечи, понесли к Усе.

Новая река оказалась неширокой, но довольно быстрой и глубокой. Казакам почти не приходилось браться за весла, да и поспешать теперь было уже некуда. Надо было осмотреться в этом диком лесном урочище.

Справа вздымались к синему поднебесью белые утесы12, прорезанные глубокими ущельями и пещерами, оврагами и распадками, утопающими в густой зелени непроходимых чащоб. Вид Жигулевских гор был настолько дик, суров и величав, что даже бывалые казаки не смогли удержаться от восхищенных возгласов:

- Мать честная, вот то сторонушка!

- Дух захватывает, братцы!

Болотников любовался и ликовал вместе с казаками. "Сам бог повелел тут повольнице быть. Не зря ж о сих местах складывают сказы да былины. Казакам-орлам здесь жить да славу обретать", - взбудораженно думал он.

А Первушка от всей этой дикой красы и вовсе ошалел.

- Ух, ты-ы! - только и нашелся что сказать молодой детина.

- На утес тебя свожу, там, где соколы гнездуют. Вот то приволье. Уж такая ширь, сынок! Волгу на сорок верст видно, - оживленно высказывал Гаруня.

Болотников велел остановить струги. Судно толкнулось о берег, и атаман сошел на лужок, опоясанный матерыми столетними дубами.

- Здесь раскинем стан.

Казаки высыпали на берег. Разложили и запалили костры, наполнили казанки водой, поставили на треножники, положили в котелки мяса.

Было гомонно. Донцы радовались концу утомительного похода, тихой солнечной дубраве, дымам костров, буйным травам под ногами; ели жесткие овсяные лепешки, хлебали мясную похлебку, едко дымили люльками, гутарили:

- Любо тут, станишники. Доброе место - Жигули. Походим сабельками по купчишкам.

А Болотников пил, ел и все поглядывал на утесы. Его всегда манили кручи. Так было и на богородском взгорье, куда он не раз взбирался с дедом Пахомом и слушал его сказы о донской повольнице, так было и на степных холмах, с которых любовался раздольем ковыльных степей.

Молвил есаулам:

- Пора глядачей ставить. Айда на кручу.

- Айда, батько.

Есаулы и десятка три казаков полезли к вершинам, но то было нелегким делом. Приходилось преодолевать не только чащобы, но и ущелья да буераки. Вокруг теснились каменные глыбы, шумели в густом зеленом убранстве сосны и ели, до боли резали глаза ярко сверкающие на солнце белые утесы.

- Есть ли тут тропы? - спросил Гаруню Болотников.

- Есть, атаман. Но ближе к устью. По тем тропам Ермак взбирался.

- А далече ли устье?

- С полдня плыть надо.

- Там потом и встанем.

Не час и не два пробирались повольники к жигулевским вершинам. Поустали, дымились драные зипуны и рубахи, гудели непривычные к горным подъемам ноги. Есаулы заворчали:

- Поспешил ты, батько. Надо было допрежь о тропе сведать.

- Ничего, ничего, други, привыкайте и по горам лазить. Здесь теперь наше пристанище, здесь нам и волчьи ноги иметь, - посмеиваясь, ответил есаулам Болотников.

Но вот и вершина утеса.

- Господи, Никола-угодник экая! тут красотища! - воскликнул пораженный открывшимся простором Нечайка.

- Шапками облака подпираем, - вторил ему Васюта.

А Первушка лишь удивленно хлопал глазами да крутил по сторонам головой.

- И впрямь соколиный утес. Какая ширь, други! - молвил Болотников, снимая шапку. Ветер растрепал его черные кудри, толкнул к самому обрыву. Весело рассмеялся. - Ишь ты, дерзкий тут сиверко. Того и гляди соколом полетишь.

Долго всматривался в волжские дали. Прав оказался Гаруня: река и вправо и влево виднелась на десятки верст. Волга, натыкаясь на могучий горный кряж, замедляла свой бег и крутой подковой огибала Луку.

- Славно здесь купцов можно встретить, - довольно произнес Нагиба.

- Славно, Мирон, - кивнул Болотников. - Откуда бы они ни выплыли, а мы их - таем да врасплох. Хоть из устья Усы навалимся, хоть от истока к Волге перетащимся. Самое место здесь повольнице.