Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди

После того как просмотр закончился, мы сразу же стали звонить Завадскому. Когда черед дошел до меня, я пожелал ему и себе скорее увидеться на премьере. Он тихо проговорил: «Нет, все кончено. Я не хочу, чтоб мне продлевали бессмысленное существование». Я слушал, не зная, как возразить, делая яростные усилия, чтобы постыдно не разреветься. Сдал и несокрушимый Виктюк, ему дважды потребовалась неотложка. Перегрузки оказались чрезмерны…»

Тем временем в Союзе писателей СССР готовятся к исключению из своих рядов очередного неугодного — на этот раз Льва Копелева (как мы Помним, 18 марта оттуда был исключен Владимир Корнилов). Экзекуция над Копелевым намечена на конец марта, однако за несколько дней до этого — 24 марта — он присылает руководству СП письмо, в котором пишет:

«Меня пригласили на заседание секретариата. Я не сомневаюсь в исходе этого заседания и даже могу представить себе, что именно должны говорить ораторы. Ведь то, что происходило, когда исключали таких известных, многими любимых писателей, как. Лидия Чуковская, Владимир Войнович и Владимир Корнилов, свидетельствует о стандартно выработанной оскорбительной процедуре.

Ритуал моего исключения призван лишь оформить фактическое отстранение от литературной работы, которому я подвергаюсь почти десять лет.

Просить «помилования» я не могу, так как все, что вменяется мне в вину, определено моим сознанием нравственного и гражданского долга… Ни в каких заседаниях такого рода я не буду участвовать. Авось это поможет тем из вас, кто думает и чувствует по-иному, чем велено: им не придется лишний раз выступать, кривя душою, обрекая себя на запоздалое раскаяние, на презрение своих же детей и внуков..-.»

Георгий Данелия продолжает работу над «Мимино». В среду, 23 марта, в клубе ОДТС прошла досъемка эпизода «Большой театр»: случайный знакомый Мизандари артист Синицын (Владимир Басов) исполняет арию на сцене Большого театра. На следующий день группа перебазировалась на территорию гостиницы «Россия», которая после недавнего пожара какое-то время была закрытым объектом для посторонних. В одном из номеров сняли эпизод, где настоящий профессор Хачикян (Леонид Куравлев) предъявляет претензии своему однофамильцу (Фрунзе Мкртчян), которого по ошибке приняли за него: «Такие, как вы, позорят нацию!»

25 марта Леонид Брежнев в компании своих соратников по Политбюро отправился в залы Академии художеств, где была развернута выставка «Сатира в борьбе за мир». На крыльце выставочного зала, как и положено, высоких гостей встречали устроители выставки. Когда машина генсека затормозила у входа и открылись дверцы, у встречающих в течение нескольких секунд душа ушла в пятки: из салона повалил такой густой дым, будто внутри случился пожар. Можете себе представить, что подумали в те мгновения художники. Но все обошлось: вскоре из салона показалась голова живого генсека, которая сияла блаженной улыбкой. А объяснялось все происшедшее просто: после того как в 75-м врачи запретили Брежневу курить, он заставлял своих охранников обкуривать его. Вот как об этом вспоминает телохранитель генсека В. Медведев:

«Обкуривать генсека мы начали со страшной силой. Едем в машине — Рябенко (начальник охраны. — Ф. Р.) и я еще с кем-нибудь из охраны — и курим по очереди без передышки. Пытался и он сам иногда закурить, но мы отговаривали: «Лучше мы все еще по разу курнем». И он соглашался. Зато когда подъезжаем, нас кто-то встречает, распахиваем дверцы машины, и оттуда — клубы дыма, как при пожаре.

У меня первый месяц очень болела голова. Однажды на даче в беседке он попросил меня покурить. Я вытащил сигарету и стал пускать дым в его сторону. Он смотрит:

— Так ты же не куришь — балуешься.

— Как не курю, дым-то идет.

— Ну и правильно…

Даже когда проводил Политбюро, просил:

— Посиди рядом, покури.

Конечно, не всем членам Политбюро — старикам — это нравилось, были ведь и некурящие, но возразить никто не смел… А вот на каких-нибудь армейских совещаниях или республиканских партийно-хозяйственных активах картина выглядела потрясающе. Местное партийное начальство сидит, все чинно, благородно, а мы, охрана, в присутствии Генерального прямо за его столом дымим, смолим. В глазах у всех удивление, чуть ли не испуг: во дают, лихие ребята, да просто нахалы.

Это была большая его слабость. Мог попросить и любого члена Политбюро: закури, Коля, Миша…

А нас просил — везде, даже когда плавал в бассейне. Подплывет к бортику:

— Закури…

Мы уже ставили к бортику ребят-выездников, настоящих курильщиков. Не вылезая из бассейна, прямо в воде он надышится, наглотается дыма и доволен:

— Молодцы, хорошо курите! — и поплыл дальше…»

Но вернемся на выставку «Сатира в борьбе за мир». В тот день руководители государства в течение доброго часа ходили по залам, внимательно разглядывая выставленные там картины. Шедевров среди них не было, да и не могло быть, поскольку вся тогдашняя советская сатира, да еще политическая, являла собой грустное зрелище. Излюбленными мишенями художников-сатириков были чилийский диктатор Пиночет да маоисты. Но генсеку со товарищи все увиденное жутко понравилось.

Тем временем другая группа товарищей корпит над будущими мемуарами генсека. Один из участников этого процесса — тогдашний завотделом корреспондентской сети в «Правде» Александр Мурзин — вспоминает:

«Однажды меня вызвал к себе Виталий Игнатенко. Прихожу — все знакомые, еще по «Комсомолке», плюс Сахнин, который тоже там печатался, и Аграновский из «Известий». Сидит Замятин, сидит Игнатенко.

Замятин говорит: «Вот недавно я и Константин Устинович Черненко ехали в поезде с Леонидом Ильичом. Он нам рассказывал о своей жизни, о своей молодости, о войне. Какая память! Какой человек! Какая потрясающая биография, совпадает со всеми важными вехами жизни государства». Я потом уже подумал: а у кого, собственно, не совпадает? Индустриализация, коллективизация, война — через это прошли все.

«Так вот к вам просьба — не согласились бы вы помочь Леониду Ильичу в написании его мемуаров? Ему некогда ездить по местам, собирать фактуру, встречаться со своими соратниками. Вот вы и напишете болванки. А потом Леонид Ильич сам подключится. Почему именно вы? Вас Виталий Никитич всех знает, вы испытанные бойцы советской журналистики, «золотые перья». Вот так и собрали команду — по дружбе, по знакомству.

На самом деле у Замятина уже была готова разработочка, которую он нам роздал. Там и Малая земля, и восстановление народного хозяйства после войны, и всенародная эпопея — целина, и Молдавия. Виталик же знает нас всех как облупленных. Губарев ведет отдел науки — ему космос. Сахнин — военный писатель, ему — Малая земля. Ну кто поедет на Украину? Вызвался Аграновский. Ганюшкина на этой встрече не было, но тему он себе уже взял — Молдавия. «Ну а вам, Александр Павлович, выходит, остается целина». Понятно. Я же занимаюсь сельским хозяйством.

Через день или два нас собрали у Черненко. Приходим. Замятин, Игнатенко и мы все. «Спасибо, ребята, мне уже доложили, что вы согласились помочь. Потом Леонид Ильич с вами поработает, а пока собирайте предварительные материалы. Работа ваша будет оплачена».

У нас глаза на лоб: когда это нам такую работу оплачивали? Это же партийное задание, почетное поручение. Сколько мы в «Комсомолке» Хрущеву речей насочиняли? И всегда мы работали бесплатно. А тут вдруг «оплатить» — значит как бы признать, что не сам Брежнев автор. Поэтому мы словам Черненко удивились, но всерьез не восприняли.

Черненко говорит: «Потом Леонид Ильич с каждым из вас встретится, надиктует, даст вам адреса своих соратников. Будете сидеть на даче, работать над своим разделом». С тем мы и разошлись…»

В понедельник, 28 марта, в Центральном Доме журналистов в Москве состоялась пресс-конференция, на которой выступили двое членов экипажа самолета, угнанного в октябре 1970 года в Турцию отцом и сыном Бразинскасами (при этом погибла стюардесса Надежда Курченко): пилот Сулико Шевидзе и бортмеханик Оганес Бабаян. Они ознакомили журналистов с письмом на имя президента США Д. Картера, которое они сегодня отправили в американское посольство в Москве. В письме содержалось требование выдать Бразинскасов советскому правосудию (в сентябре прошлого года те получили политическое убежище в США). К сожалению, письмо не возымеет никакого действия — американские власти Бразинскасов не выдадут. Но кара небесная все равно настигнет преступников: в 2001 году сын застрелит отца во время ссоры. Но вернемся в конец марта 77-го.