Тавриз туманный

После этого краткого разговора Тутунчи-оглы и Гулу-заде вошли в дом. Гасан-ага, Мусеиб и Шафи, прошмыгнув за ними в дверь, спрятались в прихожей, чтобы как только покажутся Кязим и Сулейман, обезоружить их.

Таджи-кызы Зулейха шла впереди, за ней Тутунчи-оглы и Гулу-заде,

Посреди комнаты, куда они зашли, стоял стол, накрытый к чаю, вдоль стен были разостланы пышные тюфяки в дорогих бархатных чехлах. Повсюду висели портреты святых. В центре красовалась большая картина: по правую руку посланца бога пророка Магомета сидел имам Гусейн, а по левую - имам Гасан. Следующее полотно изображало святого Али-Акпера, отправляющегося на поле брани, чуть дальше висел портрет святого Хозрат-Абаса с отрубленными руками, а около него - молодой Касим и его невеста, слившиеся в продолжительном поцелуе.

Все убранство комнаты свидетельствовало о набожности хозяйки. Очевидно, это помещение было предназначено для заключения сийга, так как в переднем углу на толстом тюфяке восседал молла Курбан. Перебирая тяжелые четки, он невнятно бормотал молитвы. Глаза его были подведены, сурьмой, ногти окрашены хной. Тонкие усики, с которых, как видно, была совсем недавно снята краска, были подстрижены так, что открывали толстые неуклюжие губы, беспрестанно шевелившиеся в молитве за исцеление душ всех вероотступников. Он так надушился розовой водой, что запах ее наполнил всю комнату, мешая дышать. Перед ним был разостлан коврик для совершения намаза.

Таджи-кызы Зулейха была наряжена, как невеста. Свои густые черные волосы она заплела в двенадцать косичек и. закинула их на спину. Над челкой, спускавшейся на лоб, сверкала диадема, украшенная бриллиантами, яхонтами, изумрудами. Таджи-кызы выглядела как высокопоставленная принцесса из династии иранских шахиншахов. Она не была размалевана, как другие цыганки: она считала, что искусственные румяна и грим только портят естественную красоту женщины. Несмотря на свои тридцать восемь лет, она казалась молодой и свежей. И это потому, что эксплуатируя других женщин и наживая на них богатство, она всячески оберегала себя.

Одета она была, по тавризским обычаям, в короткую юбку из нарядного пестрого материала, алые атласные шаровары, на руках звенели изящные браслеты, украшенные драгоценными камнями. Красивый стан плотно облегала шелковая кофта, сквозь которую просвечивалось ее упругое гибкое тело.

Она обслуживала Тутунчи-оглы и Моллу Курбана, и при каждом движении плавно вздымалась и опускалась ее грудь, неутратившая девичьей формы.

Таджи-кызы Зулейха славилась не только своей красотой. Она была прекрасной музыкантшей, очень приятно пела. Это особенно привлекало к ней мужчин. Ее очень часто приглашали на балы к иранским помещикам и аристократам.

Таджи-кызы Зулейха внесла в комнату самовар и поставила его на поднос. Она налила два стакана и кокетливо, сознавая свою привлекательность, поднесла их Тутунчи-оглы и Гули-заде.

- Почему вы не угощаете уважаемого ахунда? - спросил ее Тутунчи-оглы.

- Ахунд держал уразу*. Только час назад он изволил отобедать и выпить чаю.

______________ * Ураза - пост.

- Неужели наступили постные дни?

- Нет, конечно, но ахунд постит в году не меньше трех месяцев.

Гулу-заде вмешался в разговор.

- Мы пришли сюда с просьбой найти для нас двух благонравных девушек. Это весьма кстати, что ахунд с нами, он оформит наш брак с ними и благословит нас.

Молла Курбан заговорил о том, что сийга - дело богоугодное, полезное и физически и морально.

- В писании сказано, что путь нашего великого пророка на небеса пролегал через восьмой рай, - неторопливо рассказывал ахунд. - Тут он увидел величественный дворец, стены которого были сделаны из серебра, а окна из красного золота. Семьдесят тысяч красивейших гурий выглядывали оттуда, приветствуя посланника божьего. Пророк спросил архангела Джебраила: "Поведай мне, для кого построен этот величественный дворец?", а тот ответил: "Для тех правоверных, которые вступали в сийга со свободными женщинами..."

Таджи-кызы Зулейха восторженно воскликнула:

- Да будут у твоих ног мать моя и отец мой, о великий пророк!

Молла Курбан, еще больше воодушевившись, продолжал:

- У светлейшего имама Садига спросили: "Как очиститься от грехов? "И он ответил "Совершением сийга! Вступившему в сийга хотя бы на один час великий творец вселенной простит грехи семидесяти поколений прошедших и семидесяти поколений грядущих".

Таджи-кызы снова вмешалась в разговор.

- Видите, какие блага ждут правоверных всего лишь за один час временного бракосочетания. В таком случае как много богоугодных дел совершили мы за свою жизнь!

- Вот к этому мы и стремимся, - перебил ее Тутунчи-оглы. - Хотим и время провести неплохо и вымолить у бога прощение грехов наших предков за семьдесят два поколения...

- Нет, дорогие, у меня дома замужних женщин нет. Мои девочки могут вступить в брак не больше, чем на час. Да и парни вы небогатые. Пожалуй, не сможете удовлетворить все их капризы, ведь они из богатых семей, ни в чем не нуждаются, что называется, как сыр в масле катаются. Но зато такие красавицы вам и во сне не снились.

Тутунчи-оглы прервал ее хвастливые излияния.

- Что ж, благословен час. Пусть придут, посмотрим.

- Вам вдовушек или девиц невинных?

- Что значит вдовушек? Старух, что ли?

- Олух царя небесного! Что делать старым женщинам в моем доме? Ну, моего возраста и так же красивы, как я, подойдет? Или нет?

Гулу-заде любезно прервал ее.

- Сказать правду, зачастую человек стесняется говорить о своих сокровенных желаниях. Слава богу, мы тоже не из простых семей, многие нас знают и уважают, и состояние у нас неплохое. Но что-то не решаемся откровенно говорить.

Молла Курбан, видя, какой оборот принимает разговор, поднялся и направился к выходу. Таджи-кызы, усмехнувшись, обратилась к Гулу-заде:

- Эх, ты плут, незаконнорожденный сын! Ахунд понял, что ты неравнодушен ко мне и потому оставил нас одних.

- Какой же это ахунд, если не понимает с одного слова?

- Как же ему понять? Ведь я навеки заключила с ним сийга. Уже шесть месяцев мы кладем свои головы на одну подушку. А с наступлением весны мы собираемся в святые места, на гробницу имама. Так что исполнить твое желание невозможно.

- Ничего невозможного нет. Дадим пять туманов ему, пятнадцать тебе и делу конец.

- Но для этого ахунд должен на один час расторгнуть сийга со мной, а потом заключить мою сийга с тобой.

- Значит, все в порядке.

После этого Тутунчи-оглы вынул из кармана две русские десятирублевки и бросил их Таджи-кызы.

- Пошли за закуской. Если не хватит, еще добавим. Ты же знаешь, что когда тавризцы кутят, кошелек в карман не прячут.

Таджи-кызы опустила деньги в карман.

- Дай бог вам здоровья! Если бы я не знала вашей щедрости, не открыла бы свою дверь перед вами.

Она вышла в боковую дверь и спустя несколько минут вернулась вместе с моллой Курбаном.

Девушки не показывались, несмотря на то, что она звала их. Наконец, она сама привела их. Они стыдливо отворачивались, делая вид, что никогда не встречались с посторонними мужчинами. Наконец, их удалось уговорить снять чадру. Они совершенно не были похожи на дочерей аристократов. Это были простые распущенные цыганки, которых хорошо знает весь Тавриз.

Одна из них была та самая Хошу, которая вместе с Рафи-заде под предлогом гадания завлекла мисс Ганну к Махмуд-Хану. Тутунчи-оглы знал их всех очень хорошо. Когда-то Гасан-ага отрезал им косы.

Женщины жеманились, стараясь казаться скромными., чтобы набить себе цену Тутунчи-оглы выбрал Гусни-ханум, а Гулу-заде не сводил глаз с Таджи-кызы. Молла Курбан согласился временно расторгнуть сийга с ней, но за это потребовал повышенную плату. Очевидно, все это и было придумано, чтобы получше заработать.

Когда все формальности были завершены, причем и святой ахунд не остался без подруги, накрыли на стол, и компания предалась шумному веселью Кязим-Даватгяр-оглы и Салах-Сулейман должны были явиться с минуты на минуту. Мешкать нельзя было. Тутунчи-оглы приказал девицам: