Горький дым

— Хорошо, возьмем «правильных» классиков и посмотрим на события 1941 года.

Пожалуйста. Очень важен разработанный Жомини главный принцип стратегии — решающее превосходство сил и средств в решающей момент на решающем направлении, а также его требование о соответствии возможностей армии ее задачам. Вполне актуальна в 1941 году и сейчас мысль Жомини о нанесении упреждающего удара по армии, изготовившейся к агрессивной войне. Сталин и его парализованный штаб не смогли упредить Гитлера, да и к обороне надлежащим образом не подготовились. В результате сами создали условия, в которых нападение немцев оказалось внезапным. «Трудно предположить, — писал Жомини, — чтобы армия, расположенная в виду неприятеля, исполняла свой долг столь плохо, что позволила бы противнику напасть на себя врасплох». Предотвратить внезапность можно только при помощи постоянной боевой готовности. Просто? Однако это написано почти за сто лет до 22 июня 1941 года. Если бы Красная Армия с имеющимися силами и средствами была заблаговременно приведена в непосредственную боевую готовность, война с самого начала приобрела бы совсем иной ход. Поэтому внезапность — это подарок Сталина Гитлеру. Обязательным условием успешного командования классики считали наличие у полководца всей полноты власти. По Наполеону, сверху необходимо ставить только общие цели, «средства же к их достижению должны быть предоставлены свободному выбору исполнителей, иначе успех немыслим». Сталин, как известно, не только постоянно тасовал командующих фронтами и армиями, но и терзал их мелочной, доходящей до абсурда опекой. Более того, его не устраивала обычная субординация, и в качестве дополнительных контролеров он посылал на фронт своих представителей, которые ни за что не отвечали и часто только мешали делу. Показателен случай с И. Коневым. Когда он командовал Западным фронтом, то в критический момент не смог из-за нарушений связи доложить Сталину. Однако и самостоятельно отвести войска он также не мог. В результате около 600 тысяч красноармейцев попали под Вязьмой в окружение. Ранее под Киевом в аналогичной ситуации оказался М. Кирпонос. Он не получил письменного приказа об отступлении, и РККА потеряла сотни тысяч солдат.

— Многие историки, наоборот, считают сверхцентрализацию благом, которое облегчало управление страной и армией. Быстро принимались решения, легче их контролировать. Действительно, представителями Ставки Верховного главнокомандования в годы войны перебывали более 30 человек. Среди них и профессионал Василевский, который длительное время находился в Сталинграде. Или Вы полагаете, что Василевский тоже мешал?

Даже если он и помогал, то в тот конкретный момент он не выполнял своих прямых обязанностей в Генштабе. Представьте себе, что посланцы Ставки обязаны были докладывать каждые два часа, а раз в день — итоговое донесение. Если они запаздывали, то Верховный их отчитывал. Командующий фронтом (армией) тоже регулярно докладывал. Подобный надзор за полководцами подтверждает старый тезис о том, что Сталин не доверял, а возможно, и боялся своих генералов. Не случайно к 1943 году было отсеяно 77 процентов генералов, командующих фронтами.

По-видимому, надо отметить пагубную роль дисциплинарного устава, введенного приказом НКО № 356 от 12 октября 1940 года. Устав заставлял красноармейцев выполнять любые приказы, а в случае невыполнения обязывал командиров применять даже силу и оружие. Требуя бездумного повиновения, Устав фактически перечеркивал завоевания Февральской революции. Кстати, еще Наполеон (опять теория!) оставлял за командующим право не следовать приказам политиков, которые могут привести к гибели армии. Милютин осуждал систему террора в российской армии, когда все, включая заслуженных генералов, «безропотно покорялись произволу старшего начальства».

Устав 1940 года является красноречивым документом сталинистского руководства. До этого у военных сохранялась возможность не выполнять преступные приказы. С его появлением объявлялось, что в РККА не может быть незаконных приказов. Однако на деле такие приказы не исключались, а создание механизма их предотвращения даже не обсуждалось. Устав сыграл злую шутку с самой военной элитой. Выполняя все приказы диктатора, многие военачальники оказывались соучастниками его преступлений. Причем на их месте наивно ссылаться на «приказ начальника». Маршалы не новобранцы. Подобный тезис не спас нацистских генералов в Нюрнберге.

— Какие конкретно приказы периода войны Вы называете преступными?

Так как речь идет о порочности руководства в целом, таких приказов, к сожалению, слишком много. Возьмите, к примеру, Директиву № 3, подписанную Сталиным, Жуковым и Тимошенко сразу после начала войны. Они бездумно требовали наступать и «к исходу третьих суток захватить Люблин». Без знания обстановки и состояния своих войск, не понимая планов противника, без сосредоточения достаточных сил высшие военные лидеры страны выступали с абсолютно невыполнимой задачей. На мой взгляд, подобное могли приказывать только ненормальные люди. Немцы именно этого и хотели. Тысячи людей погибли, тысячи попали в плен. Разве это не преступление? Запрещая отступления, требуя постоянных необеспеченных контратак и наступлений, кремлевские стратеги презрели основы военной теории и буквально поставляли советских солдат в немецкий плен. А затем, оказавшись на грани поражения, ужаснулись от таких потерь и возложили вину на красноармейцев и офицеров. Таковы ущербные приказы № 270 от 16 августа 1941 года и № 227 от 28 июля 1942 года. Миллионы солдат огульно обвинялись в «трусости, паникерстве» и «дезертирстве». Невинных генералов записали в предатели и требовали наказывать семьи пленных. Варварские методы (штрафбаты, заградительные отряды, виселицы для собственных солдат) фактически узаконил приказ № 227. А чего стоят грубые приказы Жукова Рокоссовскому, Ефремову, Панфилову и многим другим генералам, в которых он постоянно угрожает расправой? А его приказы наступать без артиллерийской и авиационной поддержки?

Замечу также, что некоторые указания вождя ставили исполнителей в двусмысленное положение. Как рассказывал бывший председатель Госплана Н. Байбаков, в июле 1942 года ему поручили в случае прорыва немцев на Кавказе уничтожить нефтяные скважины и заводы. Сталин напутствовал: «Имейте в виду, — если вы оставите врагу хоть одну тонну нефти, мы вас расстреляем». И после паузы добавил: «Если немцы не захватят этих районов, а вы уничтожите промыслы и оставите нас без нефти, мы вас тоже расстреляем». Байбаков подчеркивал, что это не было шуткой. Между прочим, по-моему, РККА была единственной армией среди воюющих держав, в которой узаконили расстрел офицеров (не говоря уже о солдатах) без суда и следствия.

Это наш позор, наглядно иллюстрирующий уровень высшего командования. Армия, ведущая справедливую войну, возглавлялась людьми, многие из которых копировали повадки сатрапа, с показным безразличием относились к потерянным жизням подчиненных. Разрыв между свободолюбивым импульсом Победы и варварством сталинисткого руководства настолько чудовищен, что нынешние военные начальники продолжают держать в секрете все материалы о произволе и внесудебных расправах в Красной Армии. Тем не менее известно, что, к примеру, В. Чуйков расстреливал офицеров, а потом тайно оформлял это задним числом в качестве решения военного трибунала. В том же уличали Г. Захарова и Мехлиса. Генштаб продолжает скрывать документы о Жукове, но раз маршал очень многим угрожал расстрелом, то можно только догадываться, сколько грязных тайн хранится в закрытых архивах. И это касается не только высших командиров. 6 декабря 1941 года я стал свидетелем преступления. Командир 329-й стрелковой дивизии расстрелял («адъютант, маузер!») в присутствии подчиненных командира батальона майора Серебрякова. Последний, по словам палача-самозванца, «болтался в тылу, когда его батальон атакует». На самом деле «атаки» не было. Противник, подвергнув подразделения минометному обстрелу, отошел. Майор находился в боевых порядках своего батальона.