Древнерусский поцелуй

Еще в 1200 году был известен на Руси в составе Монастырского устава «Чин целования» в Светлое Воскресение, описывающий церемонию во всех деталях. Основное место в нем отводилось священным поцелуям — сначала Евангелия, потом игумена, затем остальных присутствующих на богослужении.

Столь же распространенным было и остается обрядовое целование икон, священных предметов, руки или края облачения церковного иерарха и пр. Поцелуй в религиозных обрядах знаменует преданность и верность. Вот, к примеру, как об этом писал в «Слове о законе и благодати» первый русский митрополит Иларион в середине XI века: «Еже целование архангел даст девици (деве Марии), будет и граду сему», «Мощи их с любовью и верою целую» [17, c. 48, 61].

Не случайно также знаменитый поцелуй Иуды стал символом дьявольского предательства.

Древняя Русь и после принятия христианства не отказалась от языческого толкования поцелуя, соединив его с библейским. Особенно живучими оказались дохристианские представления о нем в народной среде, где язычество никогда не уходило в небытие. Смысл, вкладываемый древними русичами в действо целования, во многом оставался прежним.

Поцелуй был наивысшей формой выражения преданности, доброжелательности, как по отношению к родственникам, так и по отношению к друзьям, знакомым, в особенности, гостям. Древнейшие русские письма на бересте — берестяные грамоты, которых в одном Великом Новгороде археологи насчитывают уже около тысячи — знают две основные формы обращения: поклон («поклоняние») и целование («целовь») [см.: 20]. Первое как бы общепринятое вежливое обращение к адресату, второе же — более значимое, выражающее наивысшую форму привязанности, уважения, любви.

Ритуальное значение поцелуя сохранялось во многих обрядах и обычаях на протяжении столетий. Так, свадебный ритуал был наполнен символически значимыми поцелуями: перед венчанием молодые целовали замок на дверях храма, чтобы удвоить крепость брачных уз (замок, кстати, обыгрывался и как сексуальный образ женского полового органа, а ключ, соответственно, мужского); в некоторых местностях после свадьбы молодая и свекровь должны были поцеловать друг друга под сердце, чтобы в доме был мир и любовь [см.: 1]; а жених целовал тестя в плечо; при вручении подарков невеста целовала гостям руки, а жених кланялся; на свадебном пиру молодые целуясь «подслащивали» и «очищали» своими поцелуями вино гостей, кричавших «горько» или «сорно вино». Молодых заставляли целоваться также возгласом «Медведь в углу», поскольку медведь олицетворял жениха, на этот возглас невеста должна была возразить «Петра Иваныча люблю» и поцеловать жениха [2, c. 168].

Столь же наполнены поцелуями были и похороны. При прощании с покойником в церкви его следовало целовать в губы, как бы замыкая для него «этот мир» и отдавая свою любовь. На поминках по усопшему также присутствующие целовали друг друга в губы, но уже с другим чувством, как бы замыкая свой круг на «этом свете», радуясь и веря, что покойник радуется вместе с ними, созерцая их с «того» света. Это повальное целование на поминках очень удивляло иностранцев, посещавших Россию в XVI–XVII веках [11, с. 430, 441], впрочем так же, как и поцелуи при приеме гостей.

Гостевой поцелуй — поцелуй особый, наполненный большим смыслом, поскольку гость в Древней Руси — это посланец судьбы, могущий как улучшить, так и ухудшить жизнь хозяев. Гостя надо «задобрить» угощением почти так же, как задабривали языческих богов жертвоприношениями. Ему нельзя ни в чем отказать, его надо заставить съесть всю еду и выпить все питье, ему надо предложить ночлег и всячески угождать. Поведение гостя регламентировалось рядом ограничений. Ему нельзя было самостоятельно беседовать с женщинами в доме или кормить домашних животных. Только хозяин дома, играющий самую активную роль, мог призвать жену для совершения гостевого поцелуя. Обряд этот подробно описал Григорий Котошихин в XVII веке: «… перед обедом велят выходити к гостем челом ударить женам своим. И как те их жены к гостем придут и станут в палате или в избе, где гостем обедать в большом месте, а гости станут у дверей, и кланяются жены их гостем малым обычаем, а гости женам их кланяются все в землю; и потом господин дому бьет челом гостем и кланяется в землю ж, чтобы гости жену его изволили целовать, и наперед, по прошению гостей, целует свою жену, потом гости един по единому кланяются женам их в землю ж, и пришед целуют, и поцеловав отшед, потому ж кланяются в землю, а та, кого целуют, кланяется гостем малым обычаем; и потом того господина жена учнет подносити гостем по чарке вина двойного или тройного, сзельи…» [7, с. 1 47-148]. Если вдруг кто-то отказывался поцеловать хозяйку, его могли выгнать из дома навсегда, по свидетельству Павла Алеппского, архидиакона Антиохийского патриарха Макария, посетившего Россию в XVII столетии [10, c. 164].

Магический поцелуй использовался наравне с клятвами, заговорами, заклинаниями, гаданиями и другими подобными действиями. Так, скот (в особенности, коров) целовали в лоб поцелуем-оберегом с охранительной целью при различных эпидемиях или угрозе здоровью животных. Магия пронизывала целование в «Прощеное воскресенье» перед Великим постом, когда многими поцелуями люди испрашивали друг у друга прощение грехов и обид, а также прощались на время Великого поста, который рассматривался как временная смерть [1]. Черная магия также прибегала к ритуальному поцелую. Так, по свидетельству этнографов, колдунья должна была отречься от Христа и при этом поцеловать замок церковной двери перед тем, как в церкви запоют «Христос воскресе» в пасхальную ночь.

Любовный поцелуй в древнерусском обществе считался настолько интимным делом, что нигде в литературных источниках не описывался. Но в народных играх и обрядах любовный поцелуй присутствовал многократно. Так, в хороводах восточных славян часто участвовал заяц («Заинька») как мужской символ: в центре круга стоял «заяц», которого участники хоровода просили поцеловать ту или иную девушку, свить венок для нее (разорвать венок означало потерять девственность, то есть ту же целостность).

В официальной литературе христианская точка зрения на женщину как «сосуд греха», увлекающий вслед за Адамом, совращенным Евой, каждого мужчину в омут греховности через угождение плотскому вожделению, делала описания любви и любовных утех невозможными. Женская красота «душу и тело губит», как утверждалось в «Прологе» [13]. Только при переходе от средневековья к Новому времени в России появились первые лирические стихи, описывающие любовные переживания, причем, как написанные мужчинами, так и женщинами. А в середине XVIII века уже описывались бурные любовные страсти с «целованием», к которому героиня чувствует себя готовой с первого взгляда на своего возлюбленного: «Тотчас готова целование дать…» [12, c. 135].

Наконец, о «сексуальном» поцелуе. Эротическое начало искони присуще всем видам поцелуя [8; 9]. Но наиболее мощной продуцирующей силой обладал откровенно сексуальный поцелуй. О нем можно судить как по уже упоминавшемуся обычаю целовать замки у дверей храма перед венчанием, так и по ряду других фактов. В частности, особую сексуальную энергетику являли собой образы медведя, зайца, аиста, гуся, рака, змея, ужа, червяка и других животных, поцелуй с которыми олицетворял брачный союз.

Особенно обыгрывалась и подчеркивалась плодовитость «белых пчолых ярых зайцев» («пчолых» по аналогии с пчелиным роем как символом плодородия и «ярых» по аналогии с весенней ярой силой солнца). В некоторых местностях существовал обычай, зафиксированный этнографами уже в XX веке: при первом весеннем выгоне скота женщины всей деревни целовали пастуха, чтобы коровы активнее «гуляли» с быком.

Сексуальной значимостью в Древней Руси наделялись и многие предметы: печь, символизировавшая женское лоно (в печи «перепекали» недоношенных детей, которые рождались как бы заново, отсюда обидное «Из-под печки тебя вытащили»); горшок, имевший как и человек «горлышко», «ручки» и «ножки»; дверной замок; дежа (деревянная кадка для заквашивания теста) с мутовкой и др.