Пляска смерти Гольбейна

- Благодарю, - учтиво отвечал Гольбейн. - Ваши добрые слова доставили мне искреннее удовольствие.

А в сумрачной галерее Гундсонского замка пылали огромные камины, музыканты тихо наигрывали на гобоях. Ближе к ночи кардиналу Уоллслею доложили о приезде знатных гостей. Вошли тринадцать мужчин в масках, они просили сразу начинать танцы. Один из них сорвал маску, открыв большое белое лицо с рыжей бородой - это был сам король Генрих VIII, который смелой поступью направился к молодым фрейлинам. Камергер сказал Гольбейну, чтобы убирался отсюда прочь - на антресоли, куда и проводили художника лакеи. Скоро на антресолях появился Генрих, ведя за руку смущенную девушку с гладкой прической, из-под которой торчали непомерно громадные бледные уши.

- Посмотри, Гольбейн! - воскликнул король, жирной дланью, унизанной перстнями, поглаживая нежный девичий затылок. - Скажи, где ты видел еще такую красоту? Я хочу иметь портрет моей драгоценной курочки Анны Болейн. На, получи!

Генрих VIII отстегнул от пояса один из множества кошельков, украшавших его, и швырнул кошелек мастеру, который и поймал деньги на лету, невольно вспомнив собак в трактире, хватавших обглоданные кости. Анна Болейн скромно ему улыбалась.

Ганс Гольбейн вернулся к своим ученикам:

- Пора растирать краски, время готовить холсты. Будем трудиться ради сохранения примет своего времени. Потомки да знают, как выглядели брюхатые короли и тощие нищие, как одевались фрейлины и проститутки. Что там за складка возле губ Анны Болейн? Ах, оказывается, его королевское величество слишком сегодня строг. Запечатлеем и это!

Есть отличный рисунок с Анны Болейн, которую художник изобразил павшей на колени. Что-то жалкое, что-то вымученное, что-то безобразное, но только не молитвенное чудится в этой женщине, уже с юности вовлеченной в "пляску смерти" художника. Гольбейн создал очень много, но осталось после него очень мало. Время, беспощадное к людям, не пощадило и его творений. Наверное, он мог бы поведать о себе далекому потомству:

- Жизнь моя останется для вас загадочна и таинственна, как и дебри Америки, зато мои портреты сберегут для вас всю жестокую правду времени, в котором я имел несчастие жить и страдать со всеми людьми. как художник! как человек!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А ведь миновало всего 40 лет с того момента, когда Колумб открыл Америку. Лондон имел в ту пору уже около ста тысяч жителей, его улицы кишмя кишели ворами, попрошайками, нищими и сиротами. В моду входил строительный кирпич, оконное стекло перестало удивлять людей. У всех тогда были ложки, но вилок еще не знали. Мужчины пили вино, оставляя пиво для детей и женщин. Замужние англичанки одевались скромно, но девушки имели привычку обнажать грудь. Полно было всяких колдуний и знахарок, обещавших любое уродство превратить в волшебную красоту. Казни для англичан были столь же привычны, как и карнавалы для жителей Венеции. Головы казненных подолгу еще висели на шестах, пока их не срывал ветер, как пустые горшки с забора, и они, гонимые ветром, катились по мостовым, с развевающимися длинными волосами и никого уже не пугая впадинами пустых глазниц. Прохожий просто отпихивал голову ногой и продолжал свой путь дальше - по обыденным делам.

Климент VII, папа римский (из рода знатных Медичи) получил письмо от Генриха VIII: король умолял его как можно скорее разлучить его со старой женой, ибо уже нет сил выносить страсть к молодой Анне Болейн. Папа был вне себя от гнева:

- Этот чувственный олух решил схватить меня, как свинью, за два уха сразу, чтобы тащить на заклание! Но он забыл, что Екатерина Арагонская племянница германского императора Карла, под скипетром которого почти вся вселенная.

Гнев папы имел основания. Совсем недавно ему пришлось бежать из Ватикана, когда в Рим ворвались оголтелые войска Карла V; они вырезали половину жителей вечного города, Тибр был завален трупами, дворцы сгорали в пламени, разбойники оскверняли не только женщин, но даже детей, все женские монастыри подвергли массовому изнасилованию, ландскнехты Карла V жгли людей над кострами, расшибали камнями людские черепа, римлянкам отрезали носы, отрывали уши клещами, а глаза выжигали раскаленными вертелами. Папа рассуждал далее:

- Если теперь дозволить английскому королю развестись с племянницей Карла V, император вернется сюда с мечом, а Риму не вынести второе нашествие испано-германских вандалов.

Папа припугнул Генриха VIII буллой, в которой грозил отлучением от церкви, если будет и далее настаивать на разводе с женой. Король зачитал эту буллу перед парламентом:

- Ответ мой папе таков - в Каноссу не пойдем!

Случилось невероятное: маленькая вертлявая девица отрывала Англию от католической церкви. Желая примирить католицизм с протестантством, король объявил о создании новой церкви в Англии - англиканской! Главою этой церкви король сделал самого себя, а буллу от папы разодрал в клочья. Свой плотский, низменный эгоизм он возводил в степень государственной политики. Канцлер Томас Мор предупредил Генриха:

- Ваше величество решили играть с огнем?

Автору "Утопии" король отвечал диким хохотом:

- Что делать, Том, если я люблю погреться у огня.

Гольбейн поселился среди своих земляков - в лондонском квартале "Стальной двор", который давно облюбовали для своей биржи ганзейские купцы, много знающие, оборотистые, дальновидные, как пророки. Здесь художник снова встретил негоцианта Георга Гизе, портрет которого он теперь и писал в деловито-сложном интерьере его торговой конторы. Живая натура и живописец, изображающий эту натуру, редко делаются друзьями: между ними порою возникает бездна, и тот, кого портретируют, силится навязать художнику свою волю, свои истины, даже свои вкусы. Проницательный Гизе рассуждал:

- Я слышал в Любеке, что вы когда-то разукрасили поля "Похвалы глупости" Эразма Роттердамского своими забавными рисунками. Но какие рисунки вы приложили бы к философской "Утопии" английского лорда-канцлера Томаса Мора?

На вопрос негоцианта мастер ответил:

- О-о, его "Утопия" это ведь только утопия!

- Вряд ли. - Гизе, подойдя к дверям, выглянул на улицу и вернулся за стол. - Нас никто не слышит, - сказал он, распечатывая пакет из Гамбурга с ценами на щетину и мыло. - А я спрошу: кто рекомендовал вас королю?

- Не королю, а канцлеру Томасу Мору меня рекомендовал Эразм Роттердамский. они ведь друзья, и я счастлив, что моя жизнь озарена доверием ко мне этих великих мыслителей.

- Так ли уверен Мор после истории с Болейн?

- Вы боитесь за судьбу Томаса Мора?

- Но связанную с вашей судьбой. Сможете ли вы работать в стране, где даже канцлеры не знают, где они будут сегодня ночевать - у себя дома или в темницах Тауэра? Английский король считает преданными ему лишь тех, кто в нем, тупом и безжалостном деспоте, разглядит силу ума и его величие. Так не лучше ли возвратиться в Германию, чтобы красить заборы?

Вскоре Генрих VIII обвенчался с Анной Болейн, а прежнюю жену заточил в замке; дочь от нее, Мария Тюдор, была признана им незаконнорожденной; тем более что Анна Болейн уже не скрывала от публики свой выпиравший живот.

- Я присягал только королю, - заявил Мор. - Но я не присягал двоеженцу, ставшему антипапой!

Генрих VIII в таких случаях долго не думал:

- И сгоришь на костре. как еретик.

- Выходит, мы оба любим играть с огнем.

Великий гуманист был отдан на расправу "Звездной палате"; его приговорили: отрубить руки и ноги, извлечь внутренности, бросить их в костер, после чего можно лишать головы. Перед казнью пьяный король навестил своего бывшего канцлера.

- Каково? - спросил. - Только мои негодяи лорды и могли придумать такую муку. Но я добрее: отрубим голову - и все.

После казни Гольбейн встретился с Георгом Гизе.

- Так что осталось от вашего покровителя?

- "Утопия" Мора и мои портреты Мора. Разве этого мало?..

Список портретов Гольбейна - страшный синодик затравленных, сожженных, обезглавленных. за что? Едва ли от Гольбейна осталась даже треть его наследия. Где уничтожено пожаром, где руками злых и глупых тупиц. Но иногда люди срывали со стен старые обои, а под ними яркими красками снова вспыхивала забытая, но бессмертная живопись Гольбейна. Портретам великого гуманиста Томаса Мора повезло - они уцелели!