Воспоминания (Царствование Николая II, Том 1)

Мы, т. е. Россия, в вопросы о размерах контрибуции и другие вопросы не вмешивались, выставив только один принцип, а именно, что мы не можем допустить какого бы то ни было нарушения целости территории Китайской Империи.

Таким образом состоялся Симоносекский договор, в котором территориальное приобретение было заменено контрибуцией.

Одновременно я вошел в сношения с Китаем и предложил услуги Poccии по заключению займа. Конечно, такой большой заем {41} не мог быть совершен Китаем только на основании кредита Китая, а потому Россия дала свою гарантию, т. е. что заем должен быть гарантирован таможенными пошлинами, затем вообще достоянием Китая, а в случай неисправности Китая, Россия дала этому займу гарантию.

Кроме того, я же в сущности и совершал для Китая этот заем между Парижскими банкирами на бирже; в этом займе принимали участие банк de Paris et Pays bas, Credit Lyonnais, банкирский дом Готенгер; по этому делу представители этих домов, а именно Нестли и Готенгер приезжали сюда, причем они просили меня, чтобы взамен той услуги, которую они мне делают по заключению займа, я помог им по расширению банковой деятельности в Китае со стороны французского рынка.

Вследствие этого, по моей инициативе и по просьбе этих французских банкиров, мною был основан русско-китайский банк, в котором главное участие приняли французы. Сперва значительным акционером этого банка была и наша государственная казна, а в последнее время она в этом деле не принимает почти никакого участия. После несчастной русско-японской войны мы значительно потеряли наш престиж в Китае, и этот русско-китайский банк, мною основанный, в котором принимали участие, как французские банкиры и Россия, так и Китайская Империя, которая сделала довольно значительный вклад, после того, как я ушел из министерства финансов и после того, как произошла несчастная русско-японская война, - потерял в значительной степени под собою почву, и в настоящее время соединен с Северным банком; таким образом, образовался новый банк, который называется русско-азиатским банком.

После того, как мы оказали такую значительную помощь Китаю, в Китай ездил князь Ухтомский, очень приближенный в то время к Государю, для того, чтобы с одной стороны ближе познакомиться с Китаем, а с другой стороны, познакомиться с тамошними государственными деятелями.

Когда наступило время коронования Его Величества, то все страны, - как это принято в таких случаях, - послали в Poccию своих представителей; представители эти были большей частью или же лица царствующих домов, или же высшие государственные сановники. От {42} Китая был послан Ли-Хун-Чан, - это самый выдающийся деятель, занимавший в то время наивысший пост в Китае, так что отправление Ли-Хун-Чана на коронацию должно было обозначать особую благодарность Китая нашему молодому Императору за оказанную им Китаю услугу в том смысле, что благодаря нашему Государю была спасена целость китайской территории, а потом благодарность за оказанную нами помощь в денежных делах Китая.

Между тем, в то время наш великий Сибирский путь уже подходил к Забайкалью и являлась необходимость решить вопрос: как же вести его дальше. Весьма естественно, у меня родилась мысль вести железную дорогу далее напрямик во Владивосток, перерезывая Монголию и северную часть Манджурии. Этим достигалось значительное ускорение в его сооружении. При этом великий Сибирский путь являлся действительно транзитным, мировым путем, соединяющим Японию и весь Дальний Восток с Россией и с Европой.

Весь вопрос заключался в том, чтобы достигнуть этой цели путем миролюбивым, основанным на взаимнокоммерческих выгодах. Этою мыслью я увлекался и посвятил в нее князя Ухтомского и имел случай докладывать об этом и Его Величеству.

Между тем, в это время доктор Бадмаев1 ездил к себе на родину к бурятам; он непременно желал вести дорогу прямо через {43} Кяхту в Пекин, считая, что дорога, идущая на Владивосток, представляется второстепенной. (1 Я познакомился с Бадмаевым через Ухтомского, к которому он подлез во время одного из его путешествий в Китай. Бадмаев принадлежит к типичнейшим азиатцам; человек он несомненно весьма умный; в отношении своего лечения он обладает большою долею шарлатанства. В некоторых случаях своим лечением он приносит пользу, но его лечение всегда связано с различными интригами и политикою. Это вскоре было замечено, как князем Ухтомским. так и мною; мы ясно видели, что Бадмаев занимался вопросами Дальнего Востока, а поэтому он был совсем отдален, как от князя Ухтомского, так и от меня.

Иногда же Бадмаев старается эти свои занятия сделать источником всевозможных личных денежных афер.

Сначала Ухтомский ввел Бадмаева и к Цесаревичу Николаю и в первое время своего царствования Император даже принимал Бадмаева, и вообще относился к нему благосклонно.

Уже много лет, как Ухтомский, так и я, Бадмаева к себе не допускали, но еще недавно я слыхал, что Бадмаев как-то сумел пролезть, как к Курлову, который ныне вследствие убийства Столыпина, потерял место, так и к теперешнему дворцовому коменданту Дедюлину. Недавно еще в Медицинском Совете рассматривалось дело об учреждении какого-то общества лечения бурятской медициной, во главе с Дедюлиным, Курловым, Бадмаевым. Из этого я вижу, что Бадмаев теперь снова пролез в сферы высшей полиции.)

Я, конечно, этой мысли никак не мог сочувствовать, так как, во первых, я считал необходимым соединение нас с Владивостоком; во вторых, я считал, и весьма основательно, что такая дорога в Пекин несомненно поднимет против нас всю Европу.

Между тем, самое проведение великой Сибирской дороги, - по мысли Императора Александра III, - вовсе не являлось делом военно-политическим, а только экономическим, касающимся внутренней политики, а именно: помощью этой железной дороги Император Александр III желал достигнуть кратчайшего соединения одной из наших окраин - Приморской Области с Россией. Иначе говоря, вся великая Сибирская дорога имела в глазах Императора Александра III, а также и в глазах Императора Николая II только экономическое значение; значение в смысле оборонительном, а никак не наступательном; в особенности она не должна была служить орудием для каких бы то ни было новых захватов.

Доктор Бадмаев, когда ездил в Монголию и Пекин, то вел себя там так неудобно и двусмысленно, что князь Ухтомский, а затем и я прекратили с ним всякие сношения, усмотрев в нем умного, но плутоватого афериста.

Когда Ли-Хун-Чан уже выехал из Китая (а это был его первый выезд из Китайской Империи) и должен был скоро подъехать к Суэцкому каналу, то я сказал Государю, что было бы очень удобно, если бы Ли-Хун-Чана встретил в Суэцком канале князь Ухтомский, который еще ранее был лично знаком с Ли-Хун-Чаном и установил с ним хорошие отношения. Считал же это я не только удобным, но и необходимым потому, что до моего сведения дошло, что и другие страны, а именно: Англия, Германия и Австрия также старались как-нибудь заманить к себе Ли-Хун-Чана; они хотели, чтобы Ли-Хун-Чан приехал в Петербург через Европу. Я, напротив, желал, чтобы Ли-Хун-Чан никуда не ездил раньше, чем он придет к нам, так как для меня было ясно, что если он раньше поедет в Европу, то он будет находиться под влиянием всевозможных интриг деятелей европейских государств.

Его Величество одобрил мои соображения и поручил встретить Ли-Хун-Чана князю Ухтомскому, который виделся со мною и подробно {44} условился на счет встречи. Но Государь пожелал, чтобы это было сделано незаметно, и потому князь Ухтомский поехал в Европу и, сев на один из пароходов (кажется даже чуть ли не в Марселе) поехал навстречу к Ли-Хун-Чану и встретил его на выезде из Суэцкого канала. Затем, несмотря на то, что Ли-Хун-Чан получил всевозможные приглашения ехать в различные европейские порты, - он сел на наш пароход Русского общества пароходства и торговли, мною для этой встречи приготовленный, и прямо со всею своею свитою и князем Ухтомским приехал в Одессу.

Так как Одесса был первый русский город, в который вступил Ли-Хун-Чан, то мне хотелось, чтобы он был там принят с надлежащим почетом. Я докладывал об этом Государю, сказав, что было бы очень хорошо, если бы Ли-Хун-Чана в соответствии с его саном встретил почетный караул от наших войск и что именно в таком виде Ли-Хун-Чан в первый раз должен был бы увидеть наши войска.