Курский излом

Абсолютно недостоверная информация поступила на стол Н. Ф. Ватутина и во второй половине дня 7 июля. Согласно донесениям, противник наращивает силы, подводя из глубины новые резервы. Разведуправление утверждало, что зафиксировало перед фронтом И. М. Чистякова и М. Е. Катукова целый вражеский корпус из трех дивизий, которого в действительности там не было. Вообще это сообщение о корпусе было очень странным и полностью оторванным от реальности. Помимо того что разведка истолковала переброску 3‑й тд в район Луханина как появление нового соединения, к ней добавили, непонятно в силу чего, еще две несуществующие дивизии. Процитирую разведсводку на 12.00 7 июля:

«На томаровском направлении противник ввел в бой свежую пехотную дивизию (предположительно 328‑й пд) и танковую дивизию (предположительно 19‑й тд), развивая успех в северо–восточном направлении на Беленихино.

В районе Коровино, Бутово, Дмитриевка в 8.00 7.7 авиаразведкой установлено скопление до 2000 автомашин и танков (предположительно сосредоточилась 6‑я тд).

В 2.00 7.7 противник ввел свежую танковую дивизию (не установленной нумерации) и предпринял атаку танками до 150 единиц с рубежа Беловская»{635}.

Командующий фронтом стоял перед дилеммой. Он знал, [678] что никто не застрахован от ошибок, случаев, когда к нему на стол попадала не проверенная до конца информация, было немало. В то же время абсолютно не верить в собранные разведуправлением фронта сведения было опрометчиво. В данном конкретном случае информация о появлении нового корпуса врага не имела каких–либо тяжелых последствий для фронта. Скорее наоборот, данные о появлении 19‑й тд явились одним из аргументов при обосновании просьбы передать фронту несколько танковых корпусов в шифровке 6 июля на имя Сталина. И, вероятно, этот аргумент был принят во внимание. В других же случаях ошибки разведки существенно осложняли понимание намерений противника и создавали большие сложности при проведении операций.

Думаю, читателю ясно, в сколь непростом положении на исходе 7 июля находился Ватутин, обдумывая дальнейшие шаги. Причем значительную часть вины за создавшуюся обстановку Ставка должна была взять на себя. Поэтому для объективного анализа и оценки его последующих действий считаю крайне важным обязательно учитывать приведенные выше факты. Но вернемся к планированию командующим фронтом действий на 8 июля.

Судя по документам, во второй половине дня Н. Ф. Ватутин решил, что немцы в ближайшее время попытаются осуществить оба удара — и на север, вдоль шоссе на Обоянь, и на северо–восток, тем самым постараются окружить 31‑й тк. Основанием для этого послужили и данные разведки о сосредоточении резервов, и трезвый расчет.

Стремление противника как можно быстрее двигаться на север было очевидно. В то же время с каждым шагом в глубь нашей обороны росла угроза на обоих флангах 4‑й ТА. И любой военачальник непременно в этой ситуации постарается как можно быстрее ликвидировать эту угрозу. Причем если против советских войск в излучине Пены неприятель мог выставить временный заслон и двигаться дальше, то рубеж Красная Поляна, Кочетовка, Сухо — Солотино, Большие Маячки, Малые Маячки, Грезное был для немцев более значительным препятствием. Этот участок подобно клину врезался в стык двух вражеских группировок, двигавшихся на главном направлении, и раскалывал их, создавая серьезную угрозу смежным флангам. Поэтому командование Воронежского фронта ожидало, что 8 июля наряду с ожесточенными боями южнее линии Верхопенье — Гремучий немцы нанесут удар по флангам 31‑го тк. Не исключено, что будет предпринята попытка взять корпус в кольцо, это обычная практика противника.

Так как преодолевать этот район, в том числе и в силу [679] сложного рельефа местности, будет непросто, а немцы и так уже несут значительные потери, время уходит, поэтому, чтобы сэкономить и то и другое, они могут попытаться взять район пойм Солотинки и Псела не штурмом, а заставить наши войска отойти на север под угрозой окружения. Этот вывод руководства фронта разделяло и командование 1‑й ТА. В разведсводке на 21.00 7.7 начальник штаба генерал–майор М. А. Шалин отмечал:

«Выводы: к утру 8.7. следует ожидать дальнейшего наступления с вводом свежих резервов в двух направлениях: Сырцево — Верхопенье и Грезное — Кочетовка — Орловка»{636}.

Для предотвращения этого Н. Ф. Ватутин вырабатывает план, который позволил бы сорвать замысел неприятеля. Во–первых, было решено укрепить оборонявшиеся соединения по всему фронту наступления 4‑й ТА, и прежде всего перед 48‑м тк. Собрать, привести в порядок и усилить артсредствами выведенные на новые рубежи три разбитые дивизии 6‑й гв. А, а также передать 1‑й ТА несколько танковых и артчастей и соединений. Во–вторых, провести сильный контрудар с прохоровского направлений. Он должен заставить повернуть вражескую группировку или ее часть (2‑й тк СС) с северного и северо–восточного направлений на восток и юго–восток. Вынудить немцев думать не о прорыве вдоль обояньского шоссе или окружении корпуса Д. Х. Черниенко, а стягивать силы на фланги прорыва, чтобы отбивать, как и 7 июля, танковые контратаки и топтаться на месте. Напомню, к рассвету 8 июля юго–западнее Прохоровки уже были сосредоточены войска трех танковых корпусов: 10‑го тк, 5‑го гв. Стк и 2‑го гв. Ттк, еще одно соединение, 2‑й тк, находилось на марше из Юго — Западного фронта в этот район.

Части усиления для 6‑й гв. А и 1‑й ТА выдвигались в течение всего 7 июля, с расчетом, чтобы они прибыли на ее полосу вечером 7 июля или в крайнем случае в первой половине дня 8 июля. Но транспорта не хватало, а в условиях господства вражеской авиации приходилось части дробить и перебрасывать мелкими группами, использовать в основном вечернее и ночное время. Пока усиление войск, удерживавших обояньское и прохоровское направления, проводилось в основном, как уже отмечалось, за счет армий правого крыла — 38‑й и 40‑й, участки которых не были атакованы столь значительными силами противника. Причем основные силы концентрировались перед фронтом 48‑го тк. Н. Ф. Ватутин лично занимался перегруппировкой. Как и М. Е. Катукова, его тревожило отсутствие здесь второго эшелона, поэтому он старался [680] усиливать потрепанные дивизии 6‑й гв. А и 3‑й мк и одновременно выводить свежие стрелковые соединения на третий оборонительный рубеж. В 14.20 на связь с руководством фронта был вызван генерал И. М. Чистяков. Николай Федорович продиктовал командарму следующий приказ:

«Утверждаю развертывание и оборону:

51‑я гв. сд на рубеже (иск.) Ильинский, Красная Поляна, выс. 251.2.

67‑я гв. сд собрать и развернуть на рубеже выс. 243.0, Верхопенье, роща 3 км восточнее ее.

52‑я гв. сд собрать и развернуть на рубеже выс. 251.2, Малые Маячки, Грезное.

Задача: как можно быстрее собрать войска и прочно организовать оборону.

Вам переподчиняю 111‑й гв. гап, который незамедлительно двигать через Пену в Верхопенье, 12‑й иптап — из Меловое на участок 1‑й гв. тбр (Гремучий)»{637}.

Шифровка о переподчинении указанных в приказе артчастей в штаб 40‑й А была передана в 18.40, но уже в 19.55 генералу К. С. Москаленко направляется новая шифротелеграмма с приказом: сосредоточить 309‑ю сд, 86‑ю тбр и 66‑й гв. мп. «катюш» в районе Ивня, Зоринские Дворы. До этого момента Н. Ф. Ватутин не решался выводить из полосы 38‑й и 40‑й А стрелковые дивизии. Войска противника еще располагали большим числом танков, обладали и пробивной мощью, и высокой мобильностью. Поэтому до подхода резервов Ставки основные силы армий Н. Е. Чибисова и К. С. Москаленко он держал, в том числе и для контрудара по левому флангу 4‑й ТА, в случае прорыва ее корпусов к Обояни. Вечером 7 июля командующий на это решился. Вероятно, его обнадежили итоги 7 июля. Н. Ф. Ватутин посчитал, что противник уже основательно увяз в оборонительных рубежах. Да и ресурсы танков и иптап фронта на пределе. Поэтому 1‑я ТА существенно усиливалась, ей передавались:

309‑я сд полковника Д. Ф. Дремова,

86‑я отбр полковника Агафонова (5.07 — на ходу 64, в ремонте 8 танков){638},