Кто стоял за спиной Сталина?

Преемником В. К. Истомина на посту заведующего Статистическим бюро в 1907–1917 гг. был социал-демократ Василий Ильич Фролов ^{73}, а его помощником до 1915 г. являлся бывший месамедист, тоже к этому времени ставший социал-демократом, Николай Михайлович Флеров ^{74}. В 1908–1916 гг. видное место в Статистическом бюро занимал также социал-демократ Александр Митрофанович Стопани, сестра которого Надежда была замужем за И. И. Барамовым ^{75}.

Таким образом, мы видим, что сотрудничество определенной части предпринимателей с революционными партиями вело к сращиванию предпринимательских организаций и революционного подполья. В некоторых случаях между ними устанавливались настолько тесные отношения, что имела место согласованность даже в таком вопросе, как кадровый.

Вот, например, как характеризовал взаимоотношения между управляющим Биби-Эйбатским нефтепромышленным товариществом А. И. Манчо и революционной частью рабочих этого предприятия кассир Бакинского комитета РСДРП рабочий И. П. Вацек: «…Управляющий нефтяным обществом был либерал (А. И. Манчо. — А.О.), и [он] знал, что на заводе у него работали и большевики, и меньшевики, и эсеры. Допускал он это потому, что между нами — тремя партиями — шли споры, и это было ему выгодно. Завод наш был революционным, и мы не принимали к себе беспартийных. Мы организовали заводскую комиссию, и когда управляющий хотел кого-нибудь принять, то, как это ни удивительно, он спрашивал нас, принять или не принять» ^{76}.

Сращивание революционного подполья с коммерческими предприятиями и предпринимательскими организациями имело своим следствием не только то, что под крышами этих предприятий и организаций находили прибежище лица, связанные с революционным движением. Занимая определенное положение в деловом мире, эти лица имели возможность использовать соответствующие коммерческие и предпринимательские структуры в интересах революционного движения.

Одна из проблем, от решения которой во многом зависела деятельность революционных партий, была связана с аккумулированием денежных средств, другая, не менее важная проблема заключалась в их хранении и перемещении.

Все члены революционных партий находились под дамокловым мечом возможного ареста, поэтому хранение денег у себя было связано с постоянным риском. Так, когда в 1906 г. жандармы нагрянули на квартиру свекрови Марины Цветаевой, в прошлом известной народницы Елизаветы Петровны Дурново (в замужестве Эфрон), принадлежавшей к партии эсеров-максималистов, они обнаружили у нее партийную кассу — «свыше 100 тыс. руб.» ^{77}.

Чтобы не допустить этого, нередко использовался прием, который так описывал Д. Рязанов:

«Мы, — вспоминал он, — установили такой порядок: деньги мы держали обычно у себя, но когда эти деньги превышали определенную сумму, мы излишки передавали особому хранителю», который не принимал непосредственного участия в революционной деятельности, но сочувствовал революционному подполью и готов был оказывать ему помощь ^{78}.

Опасность потерять имеющиеся деньги порождала необходимость хранения их в обычных коммерческих учреждениях, прежде всего в банках. Открыть в них счет мог каждый. Так, характеризуя клиентов крупнейшего французского банка «Лионский кредит», автор книги «Французский банк Креди Лионэ в России. 1878–1920 гг.» Р. Нугаре пишет: «Особое место среди клиентов банка занимает Ленин, в бытность свою во Франции прибегавший к услугам Креди Лионэ. Ему после приезда в эмиграцию в Париж в декабре 1908 г. переводили деньги из России через Московское отделение Лионского кредита. Г-н Ульянов открыл в отделении Z на Орлеанском проспекте в Париже счет № 6420, на который в январе 1909 г. он положил 350 000 рублей» ^{79}.

Но чем крупнее был вклад, тем больше он привлекал к себе внимание служащих банка и тем проще им было установить, что движение денег на счету не имеет отношения к коммерции или же другим легальным источникам получения доходов, а это значит, тем легче было получить доступ к этой информации органам политического сыска. Конечно, вклады можно рассредоточить по разным кредитным учреждениям. Но это предполагает расширение круга лиц, посвященных в финансовые тайны партии. В таких условиях самым надежным способом было хранение денег в тех коммерческих предприятиях, в которых служили «свои люди», или же в предприятиях, владельцы которых принимали участие в финансировании революционного подполья.

В качестве такой «крыши» революционные партии пытались использовать как частные, так и государственные кредитные учреждения.

Например, в 1907 г. чиновник особых поручений Леонид Антонович Квецинский, направленный для проведения расследования по делам партии эсеров в Коканд, установил, что для хранения партийных денег эсеры использовали там местное отделение Государственного банка. «Отобранными документами установлено, — докладывал он, — что помещенные летом минувшего года (т. е. в 1906 г. — А.О.) в Кокандском отделении Государственного банка Ниазовым 130 тыс. руб. поступили в кассу Областного комитета и распределены комитетам империи, в том числе Петербургский получил 20 тыс.» ^{80}.

В том же 1907 г., когда началось следствие по делу партии «Дашнакцутюн», выяснилось, что для хранения и перевода своих денег она использовала фирму купца из Нахичеваня-на-Дону Ивана Мартыновича Шапошникова. Последний попытался переложить вину на своих помощников и сотрудников, однако, несмотря на то что с ходатайством о его помиловании выступило почти все нахичеванское купечество, суд приговорил его к году крепости за недонесение ^{81}.

Имеются сведения, что деньги, направленные на поддержание революционного движения в Иране, переводились через банкирскую контору «Германия» ^{82}.

Подобную «крышу» имели и бакинские большевики. Как вспоминал Н. П. Козеренко, для них такую роль играла фирма некоего Цейтлина. «Цейтлин, — писал он, — стал нашей посреднической банкирской конторой: мы получали на его имя деньги из центра», он «и сам оказывал нам немалую помощь» ^{83}.

К сожалению, Н. П. Козеренко не указал инициалы Цейтлина, отметив лишь, что он был «керосинозаводчиком». В 1903–1908 гг. среди бакинских керосинозаводчиков такую фамилию имел только совладелец торгового дома «Л. Цейтлин и Л. Ицкович», а в 1907–1908 гг. — совладелец торгового дома «Каган X. Н. и Цейтлин Н. М.» ^{84}.

Это дает основание думать, что упоминаемым Н. П. Козеренко керосинозаводчиком мог быть один из сыновей бакинского купца 2-й гильдии Мейера Евсеевича Цейтлина — Лев или Наум ^{85}. Заслуживает внимания, что тогда же в Бакинской организации РСДРП под кличкой Миша Черногородский работал Евсей Цейтлин ^{86}.

В Петербурге подобная «крыша» была создана Л. Б. Красиным. «Я тогда работал на заводе Красина, Никитича, — вспоминал об этом Борис Иванович Иванов, — который имел небольшой завод, вроде конспиративной мастерской, этим заводом ведал Николай Гурьевич Полетаев» ^{87}.