Звездные судьбы (Исторические миниатюры) (СИ)

"Сей чиновник, имеющий большие способности, может сделать о земле, где театр войны состоял, обширные и дальновидные замечания, которые по свойствам своим заслуживают быть удостоенными высочайшего внимания и уважения, а посему и вверены ему для донесения вам многие обстоятельства к пользе службы и славе империи относящиеся..."

Потемкин появился при дворе, но его время ещё не наступило. Озабоченная не столько государственными делами, сколько неуклонным ухудшением отношений с Григорием Орловым, возымевшим безумную и тщеславную идею обвенчаться со своей царственной любовницей, Екатерина приняла его боевого тезку более чем прохладно. На большом придворном выходе, миновав вначале Потемкина, будто пустое место, Екатерина вдруг резко повернулась к нему:

- Генерал! Коли война идет, вам следует о подвигах помышлять, а вы без моего соизволения ко двору явились. Повелеваю вам вернуться к делам батальным!

- Отныне и навеки я в этом доме не слуга! - заявил Потемкин графине Брюс, вздумавшей его удерживать. И уехал снова в армию. Но там, в декабре 1773 года им было вдруг получено необычное послание от Екатерины:

"Господин генерал-поручик и кавалер!

Вы, я чаю, столь упражнены глазением на Силистрию, что вам некогда письма читать, и хотя по сию пору не знаю, преуспела ли ваша бомбардировка, но тем не менее я уверена, что все то, что вы сами приемлете, ничему иному приписать не должно, как горячему вашему усердию и ко мне персонально, и вообще к любезному отечеству, которое вы горячо любите. Но как, с моей стороны, я весьма желаю ревностных, храбрых, умных и искусных людей сохранить, то прошу вас по-пустому не вдаваться в опасности.

Прочитав сие письмо, может статься, сделаете вопрос: к чему оно писано? На сие имею вам ответствовать: к тому, чтобы вы имели подтверждение моего образа мыслей о вас, ибо я всегда к вам доброжелательна."

Потемкин не знал, какие огромные перемены произошли при дворе. Григорий Орлов, спасший Москву от чумной эпидемии, был отставлен от государственных дел и выдворен из царской спальни. Его место - только в алькове! - ненадолго занял красивый, но робкий и недалекий Александр Васильчиков, первый из бесчисленных впоследствии молодых фаворитов Екатерины. Придворные глядели на неё так, словно она подхватила какую-то смертельную болезнь. Но императрицу меньше всего волновали плотские утехи, нового любовника она завела исключительно для того, чтобы надежнее отгородиться от попыток Орлова вернуть утраченное положение. И отзыв о Васильчикове, который она дала подруге - графине Брюс - не оставлял места каким-то иллюзиям:

- Плохо, если много усердия и очень мало фантазии.

Какая уж там фантазия, если молодой корнет буквально каменел в присутствии своей повелительницы и без её разрешения шагу не смел ступить из раззолоченных дворцовых покоев! К выполнению обязанностей его призывали звонком - не тогда, когда он хотел, а когда ей было надобно. А императрицу между тем одолевали совсем иные заботы...

В России вспыхнул пугачевский бунт, и Екатерина как никогда нуждалась в сильной поддержке умного и энергичного человека. Глубокая личная симпатия к Потемкину решила вопрос окончательно: императрица недвусмысленно предложила Григорию Александровичу место подле себя и в своем сердце.

Зато хорошо знал придворную жизнь вообще и императрицу в частности главнокомандующий граф Румянцев, который, ознакомившись с посланием, громыхнул:

- Какое ж это письмо? Это, братец мой, подорожная до Петербурга!

1 февраля Потемкин прибыл в столицу, но ко двору - в Царское Село - не поехал, отсиживался у родственников. Боялся? Размышлял? Или... ревновал? Не хотел быть очередным "случаем"?

Наконец, Екатерине удалось залучить его в Царскосельский дворец. Там, на лестнице, встретился ему Григорий Орлов, у которого Потемкин простодушно спросил:

- Что нового, князь?

- Новость одна, - не без иронии хмыкнул отставной фаворит, - я спускаюсь, ты - поднимаешься.

Екатерина встретила Потемкина приветливо, но с какой-то неловкостью, попросила помочь с "маркизом Пугачевым" управиться - вроде бы только за этим и звала. Наконец, Григория Александровича прорвало: выплеснул все обиды - и за то, что был обойден наградою за военные действия, и за то, что поздно спохватилась:

"У тебя, матушка, перебывало уже пятнадцать кобелей, - написал дерзкий подданный своей государыне, - а мне честь дороже, и шестнадцатым быть никак не желаю."

Невиданная дерзость и... невиданная на неё реакция. 1 марта 1774 года Потемкин назначен был генерал-адъютантом, подполковником Преображенского полка (где полковниками традиционно были лишь императоры и императрицы), вице-президентом военной коллегии, кавалером орденов Святого Александра Невского, Святой Анны и Святого апостола Андрея, прусского ордена Черного Орла, датского ордена Слона и шведского Серафима, польских орденов Святого Станислава и Белого Орла, и стал, по отзывам иностранных послов, "самым влиятельным лицом в России". И ещё получил... "Чистосердечную исповедь" Екатерины, где она, жестко проанализировав все свои романы, извиняла себя лишь страстью, бороться с которой была не в силах, и женским одиночеством. Усиленно доказывала, что было у неё лишь пятеро мужчин, включая неспособного мужа. Сошлись на том, что Потемкин будет не шестым, а - раз уж никак не может быть первым - будет последним мужчиной Екатерины.

Сохранились письма императрицы к её "последнему", написанные совсем не по-царски: "Все пройдет в мире, кроме страсти к тебе... Сердце зовет: куда делся ты, зачем спишь? Бесценные минуты проходят... Ласками все свечки в комнатах загашу... Что хочешь делай, только не уйди от меня без этого!"

Он и без писем делал, что хотел. Сам не заметил, как в его руках сосредоточились все нити власти. Потемкино кружило днем в делах государственных, а по ночам укачивало в объятиях Екатерины. Только с его богатырским здоровьем можно было выдержать такую жизнь. Впрочем, и сама императрица казалась железной: спала мало, работала много, страсти предавалась безмерно.

К лету 1774 года всем стало ясно, что одноглазый великан, сутками не вылезающий из халата, это не случайный "прохожий" в царской спальне. Первый биограф Потемкина А.Н.Самойлов об этом времени написал так:

"В предыдущих главах объяснено было, как Григорий Александрович, ещё достигая возмужалости, строил мысленно чертежи о возвышении своем через заслуги Отечеству и для того, чтобы некогда быть способным к делам государственным, прилагал великое прилежание... Судьба и счастье благоприятствовали его предначертаниям!"

У судьбы, впрочем, было конкретное имя. Она звалась Екатериной. В 1775 году у любовников родилась дочь, которую, дав ей фамилию Темкина, быстренько спихнули куда-то на воспитание - обычная судьба внебрачных детей коронованных особ. Старшему сыну Екатерины, наследнику престола Павлу было уже тридцать, сыну, рожденному от Григория Орлова - тринадцать. Потемкина же она уверяла:

- Последнее мое дитя, от тебя - последнего...

И в то же время подарила перстень со своим шифром новому кабинет-секретарю Петру Завадовскому, молодому красавцу, которому Потемкин учинил строгий выговор:

- Беря подарки у матушки, ты спросил бы у батюшки...

Но влияние Григоря Александровича на императрицу оставалось незыблемым. По утверждению английского посла в Санкт-Петербурге, оно было даже "еще сильнее, чем когда-либо". Теперь фавор Потемкина во вногом зависел от реакции европейских дворов и она не замедлила проявиться.В 1776 году австрийский император Иосиф II, желая угодить Екатерине, возвел Потемкина в княжеское достоинство Священноримской империи. Маленькая, но интересная деталь: незадолго перед этим событием тот же император отказался дать этот титул двум собственным министрам, за которых, кроме того, просила его собственная мать - вдовствующая императрица Мария-Терезия. Одновременно Григорий Александрович был назначен новороссийским генерал-губернатором. И... венчанным мужем Екатерины. Тайное бракосочетание состоялось в Москве в самом начале 1775 года, причем об этом писали многие историки, как зарубежные, так и российские. Венчание происходило в храме Вознесения на Большой Никитской улице. В связи с этим понятны бесконечные хлопоты Потемкина, который с помощью архитектора Василия Баженова хотел перестроить церковь в величественный собор. Смерть светлейшего помешала этим планам собор достраивался уже при императоре Николае I. Доказательства брака имелись в архиве Энгельгардтов - потомков любимых племянниц Потемкина - и до революции хранились в Казанском университете. Другие документы были уничтожены Елизаветой Ксаверьевной Воронцовой - дочерью Александры Энгельгардт, в замужестве - княгиней Браницкой.