Богдан Хмельницкий

ним умыслить раздор; приходится терпеть от него всякия обиды, а то иначе он

сложится с польским королем и начнет воевать Козаков вместе с поляками. А вот пусть

великий государь примет меня с войском запороясским и всю Малую Русь и всяких

чинов людей под свою высокую руку — тогда я именем царского величества сам стану

страшен крымскому хану, не стану терпеть от него обид и не буду иметь с ним союза и

сношений без царского повеления. Тогда ему нельзя будет сложиться с польским

королем. Великого государя подданные, донские казаки, будут страшны крымскому

хану, да и я с войском запорожским буду чинить над ним промысел. Куда ему тогда

друяшться с польским королем? Пусть только великий государь велит меня призвать

под свою государскую руку, я, служа ему, государю, и крымского хана сделаю его

подданнымъ».

Так говорил Хмельницкий в присутствии московского прдъячего; так он и думал,

хотя медленность и неповоротливость московской политики подчас выводила его из

терпения и он выражался о Москве не в таком почтительном тоне. «Я к ним с щирым

сердцем, а они лицу моему насмехаются, — сказал однажды Богдан в присутствии

одного грека, передавшего его слова в Москву, — порази меня Бог, если не пойду на

Москву и не разорю ее пуще Литвы!» Писарь Выговский подделывался к московскому

подъячему и показывал перед ним вид, будто работает в пользу Москвы тайно от

гетмана и более ей предан, чем Хмельницкий. Я,—говорил он,—присягну служить

государю без хитрости,' и если будут у гетмана какие-нибудь ссылки с польским

королем или крымским ханом, буду доносить государю и писать тайным делом в

Путивль к боярину и воеводе князю Семену Васильевичу Прозоровскому, только чтоб

никто об этом не уведал, а то если дознается гетман, прикажет меня карать». Впрочем,

быть может, это говорено было с предварительного соизволения гетмана, потому что

потом писарь говорил подъячему то же, что сказал бы гетман. «Если,—объяснял

Выговский,—государь изволит принять нас под свою руку, то его государству учинится

большое прибавление без войны и кровопролития; великий государ овладеет многими

землями и городами; от мещан и людей всяких чинов, от их торговли и промыслов,

казне его пойдет большая прибыль, тогда польский король не только не посмеет

поднять войны против великого государя, а пришлет послов просить, чтоб великий

государь на него не наступал и во всем будет ему уступать. Истинно скажу — если

государь, приняв нас к себе, пошлет своих ратных людей на Польшу, то вся Польская

Корона и Великое Княжество Литовское без войны учинятся у государя в подданстве и

будут под его государевою рукою, и теперь от одних нас, Козаков, ляхи живут в страхе

и ожидают себе разорения. Если же государь нас скоро не изволит принять под свою

высокую руку, так мы, видя, что государь нас не жалует, станем подданными польского

короля, и король и паны

447

прельстят нас, и приведут к тому, что мы пойдем с поляками на Московское

Государство разорять православных христиан. Их злые замыслы оттого не состоялись,

что войско запорожское не хотело идти войною на Московское Государство; и

крымский хан за это самое на гетмана гневался. Польский король много сделал неправд

великому государю, и за эти неправды можно бы великому государю принять Малую

Русь и учинить прибавление к своему государству» ').

На Масловом-Броде, на рек-е Русаве, собиралась так называемая черная рада.

Козаки обвиняли Хмельницкого за то, что покинул войско под Берестечком 2). В разных

местах Украины собирались мятежные сходки, на которых осуждали Хмельницкого как

изменника.

Но тут-то Богдан показал все прежнее свое обычное присутствие духа. «Он,—

говорит современник,—не изменялся пред подчиненными ни в лице, ни в духе; с

веселым видом, с смелою речью показывал вид, что счастие его не потеряно» 3). Из

Корсуна разослалъ' он козакам универсалы, в которых приказывал всем собраться и

быть наготове к походу. Это относилось как к тем козакам, которые прежде оставлялись

для оберегания Украины, так равно и к разбежавшимся после берестечского погрома.

Левобережных полков козаки должны были собираться в Переяславе, а козаки

правобережных полковъ—на реке Русаве на Масловом-Броде, на том месте, где только

что собиралась мятежная рада. Полковникам: белоцерковскому, винницкому,

паволочскому и брацлавскому гетман приказывал собираться со своими полками в

Белой-Церкви. Никто не знал куда намерен был гетман вести теперь свое козацкое

ополчение 4). Он прибыл сам на Маслов-Брод и вскоре еще только-что недовольные им

козаки снова готовы были идти на смерть по его мановению.

К удивлению врагов. Хмельницкий, в самом критическом положении, женился.

Новая жена Хмельницкого была сестра Золотаренка, которого он потом назначил

корсунским полковником, по имени Анна 5). Поляки, неизвестно почему, называют ее

козачкой Филиппихой UJ.

Стоя на Масловом-Броде, Хмельницкий послал опять к хану с извинением, что

несогласие Козаков с татарами произошло против его воли.

«Мы не имеем,—говорил он,—другой надежды, кроме твоей ханской милости и

татарской орды. Теперь самое время отомстить полякам и напасть на них. Король и все

посполитое рушенье пошли назад в Польшу. Только паны с командами идут забирать

свои украинские поместья» 7).

Чиновник козацкий Котаржный поехал в Константинополь.

Ч Акты Южн. и Запади. России, Ш, 461—476.

2)

Памяти, киевек. коми., II, 3, 88.

3)

Histor. ab. exc. Wlad. IY, 80.

4)

Диевн. Освед. Киевек. Стар. 1882 г. Декабрь, 640.—А. Ю. и Запади. России,

Ш, 474.

s) Histor. belli, cosac. polon., 248.

°) Histor. ab. exc. Wlad., IV, 80.—Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 278.

7)

Bell, scyth. cos., 221.

448

Но Потоцкий послал в Крым послом Гебултовского, припоминал трактат,

заключенный с королем, и обещал хану новые выгоды от соединения с Речыо-

Посполитой '). Лупул, с своей стороны, убеждал хана отказаться от союза с козаками 2).

Прикидываясь другом турок, господарь чернил пред ними Хмельницкого и старался

пред визирем, чтоб были остановлены турецким правительством отправленные уже к

Хмельницкому подарки 3). Таким образом, оба союзника поляков, турецкий визирь и

крымский хан, хотя не объявили себя врагами Козаков, но оставались в бездействии,

предоставляя Потоцкому выигрывать время и ослаблять мятежную и несогласную

Украину. Хан писал Хмельницкому, что он не оставляет вовсе Козаков, но отказывался

выходить в поход. «Я,—писал он,—желаю гетману, писарю, полковникам, атаманам и

всему войску запорожскому здоровья и многих лет. Пошлю брата своего Нуреддина,

Шефер-кази, Субингизи-агу и других аг и беев, а сам останусь в Крыму. Давайте отпор

неприятелю, только не занимайтесь пьянством, как прежде делали, а просите Господа

Бога о победе» 4). Только две тысячи отборных татар служили у Хмельницкого 5); кроме

того, у него было на границе четыре тысячи татар нагайской вольной орды, под

начальством Карач-мурзн G).

Оставалось положиться па своих. Хмельницкий распустил по Украине универсал,

призывая русский народ защищать отечество.

«Судьба непостоянна, — таков, по известию поляков, был смысл его универсала,—

она обыкновенно поднимает вверх того, кого потоптала; теперь она покровительствует

полякам, но скоро обратится к козакам. Стоит только начать войну и мы возвратим

потерянное с лихвою. Король с войском ушел уже в Польшу, где Ракочи взял Краков.

Против нас идет слабое войско под начальством панов, которые считают нас рабами и

думают теперь властвовать над побежденными, как угодно. Ими предводительствует