Технология власти

Я не думаю, чтобы о существовании Хрущева знал бы кто-либо из ЦК до 1929 года. Исключение, может быть, составляет Каганович, который до 1928 года работал генеральным секретарем ЦК партии Украины. Секретарем Марьинского райкома партии на Украине работал и Хрущев. Но тогда совершенно непонятно, почему же Хрущев не делал никакой карьеры у Кагановича на Украине, где Каганович владычествовал почти бесконтрольно.

Через год после ухода Кагановича с Украины Хрущев решил сам устроить собственную карьеру, начав со школьной скамьи - в 1929 году он поступает в Промышленную академию им. Сталина в Москве. Для поступления в эту "академию" не требовалось особенного "академического ценза". Достаточно было простой грамотности (впоследствии там учился и почти неграмотный, но знаменитый Стаханов) и наличия партийного билета. В средней школе Хрущев учился при советской власти (рабфак). Для партийной и государственной карьеры даже среднего масштаба этого было мало. Надо было кончить какую-нибудь высшую школу. Такой школой и была Промышленная академия.

В академии Хрущев слушал, кроме общеобразовательных дисциплин (математика, физика, химия, русский язык), еще два цикла - общий цикл по марксизму-ленинизму, который читали нынешние секретари ЦК Суслов и Поспелов, и специальный цикл по организации промышленности. Впоследствии требования к поступающим в академию были повышены (надо было иметь полное среднее образование). Соответственно, академия должна была выпускать людей с более высоким уровнем знания техники. Кроме Академии,

398"История ВКП(б). Краткий курс", стр. 234.

был создан еще ряд провинциальных академий. Но и после реорганизации академии готовили не "политиков", а "организаторов техники". По окончании этих академий студенты уходили на производство: в шахты, рудники, фабрики, заводы - в качестве начальников цехов, отделов, участков, и лучшие из студентов - в качестве "красных директоров". Высшей мечтой в предстоящей карьере у Хрущева и могла быть только эта последняя карьера - карьера "красного директора" на каком-нибудь южном заводе.

Но судьба решила иначе. Хрущев через каких-нибудь год-полтора сам становится "руководителем московских большевиков" прямо со школьной скамьи, а еще через пять-шесть лет попадает в Политбюро. Это было головокружительной, загадочной и беспрецедентной карьерой совершенно неизвестного человека в партии. Вместе с тем, она казалась необъяснимой и с точки зрения личных качеств самого Хрущева.

На Украине Хрущев не смог сделать и средней карьеры, его личное знакомство с Кагановичем было, как сказано, тогда весьма проблематично, в Академии он пробыл лишь один год. Правда, он был избран в первые же дни секретарем партийной ячейки Академии, но и то потому, что, во-первых, был "пролетарием от станка", во-вторых, самым старшим по возрасту и по партийному стажу среди ее слушателей. И как оратор он не отличался от других какими-либо преимуществами, если преимуществом не считать его темпераментность и активность на всевозможных собраниях. Будучи оратором "на все темы", Хрущев тем не менее не просто болтал, как это многим казалось. Он был первым основоположником той новой школы ораторского искусства в большевизме, которая пришла на смену старым школам: блистательного Троцкого и академического Бухарина. Речи Троцкого, напечатанные без указания оратора, без малейшего труда можно узнать именно как его речи, так же и сочинения Бухарина - как бухаринские. Такими же ярко индивидуальными были стили и других вождей большевизма - Ленина, Луначарского, Каменева и др. Новая школа не признавала и не признает индивидуального стиля - речи Молотова, Кагановича, Хрущева, Маленкова, Булганина отличаются друг от друга только именами их произносящих. Речь Булганина может быть приписана с таким же основанием Хрущеву, как речь Хрущева Маленкову и обратно. Это был современный новый, безличный, "коллективный" стиль с одним и тем же запасом слов и с такими же стандартными предложениями при абсолюном отсутствии особых ораторских приемов, звонких фраз, лирических отступлений и даже личного местоимения. Они, собственно, и не говорили за себя или от себя. Эти новые ораторы говорили от имени партии вообще и от имени Сталина в особенности. Только у Сталина сохранился индивидуальный стиль, но без особого злоупотребления "лирикой" и без частого обращения от собственного лица. Этот стиль ораторского искусства хрущевской школы был целиком перенесен и в общую публицистику. Если вы возьмете передовые статьи различных советских газет - от "Правды" и "Известий" до самых захолустных листков - и проанализируете их с точки зрения языка и стиля, то вам покажется, что они написаны одним и тем же лицом. Зато этот безличный стиль отличается одним общим преимуществом: при всем внешнем многословии он строго целеустремлен и бьет в одну точку. При всей кажущейся "общности" он весьма конкретен, содержателен, предметен. В этой "публицистике" сказано все, что сегодня надо сказать, и ничего не сказано сверх этого. Об одном и том же событии внутри или вне страны сотни "передовиков" газет в Ленинграде, Москве, Владивостоке, Ташкенте, Тифлисе и т. д. напишут в одно и то же время, не сговариваясь между собой, сотни передовых, поразительно сходных между собою не только по содержанию и языку, но даже и по нюансам мысли. Такой унификации мысли людей, разных, все-таки, по своему характеру и индивидуальным способностям, сталинизм достиг именно через школу Хрущевых.

Но Хрущев имел успех как основоположник этой новой школы только после того как он добрался до власти, а добрался он до нее не в силу своего ораторского искусства. Тогда в чем же причина его столь стремительной и загадочной карьеры? Подобный вопрос задавали себе и многие из обойденных конкурентов и тайных завистников Хрущева в Москве в тридцатых годах. Задавали, но никак не могли найти на него удовлетворительный ответ. Конкуренты видели в Хрущеве "случайного выскочку", завистники говорили о "случайном счастье". Доводы конкурентов сводились к простой формуле: "Хрущев человек без лица и без личного "я". Но он доказал, что язык может довести не только до Киева, но и из Киева до Москвы. Доводы завистников о "случайном счастье" были менее образными, но едва ли более убедительными. Они вертелись, главным образом, вокруг жены Сталина - Надежды Аллилуевой. В той же академии вместе с Хрущевым училась и она. Сталин