Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700—1861)

То, что мужчины упорно продолжали требовать записать приданые земли на них, служит явным показателем того уровня владения имуществом, который был доступен замужним женщинам в первой половине XVIII в. Неудивительно, что русские дворяне с большой неохотой отступались от власти над приданым своих жен, невзирая даже на то, что категория поместных земель вышла из употребления. Мало того, некоторые из таких челобитчиков полагали, что с отменой условных держаний за службу их права на приданое жен никоим образом не упразднились, а наоборот, распространились на все земли, которые приносили женщины, вступая в брак. Некоторые просители утверждали, что они женились еще «до пунктов» 1714 г., а потому имеют права на «прожиточные поместья» (земли для оплаты расходов на военную службу), которые принесли их жены ^{143}. Впрочем, и в 1718 г. некий капитан Подхомский прямо потребовал записать на него «приданыя поместья и вотчины» его жены ^{144}. Большинство мужчин, обращавшихся с челобитными после 1714 г., игнорировали прежние различия между видами земель и просто требовали регистрации «недвижимого имения» жен, вступая в брак ^{145}.

В середине XVIII в. в делопроизводстве Вотчинной коллегии происходит разительная перемена: чиновники больше не принимают от мужей прошения о регистрации приданого жен, а требуют, чтобы его записывали на имя самих этих женщин. Поначалу мужья еще иногда подавали прошения о записи приданого на имя своих жен ^{146}, но в подавляющем большинстве случаев уже сами женщины обращались теперь в Вотчинную коллегию от своего собственного имени. Так, в 1749 г. Авдотья Яблонская заявила в Вотчинной коллегии, будто отец выделил ей приданое в двадцать четвертей земли с крестьянами. Она представила копию брачного соглашения и просила, чтобы коллегия записала землю на нее («оное недвижимое имение за мною… справить») ^{147}. После 1753 г. такие случаи участились, и Вотчинная коллегия стала терять интерес к обращениям мужей. Один челобитчик, сержант Токмачев, ждал после свадьбы четырнадцать лет, чтобы прояснить статус приданого жены. К его прошению 1757 г. приложено заявление его жены Ирины, написавшей, что она нашла «между домашних своих писем» документы, доказывающие ее права на имение. В ответ Вотчинная коллегия записала имение на имя Ирины Токмачевой, причем, обсуждая ее права на землю, о прошении мужа вообще не упоминали ^{148}. К сожалению, из этого случая невозможно сделать никаких выводов относительно пользования имуществом во время брака. Тем не менее признание женщин юридическими лицами, владеющими приданым независимо от мужей, означало серьезный разрыв с установлениями XVII в. и являлось важным предвестием указа 1753 г.

Дворянки требуют права распоряжаться имуществом

В XVIII в. дворянки в подавляющем большинстве не противились ограничению своей финансовой независимости. И все же довольно много женщин активно стремились к расширению власти над своим имуществом, а потому добивались, чтобы законодатели пересмотрели указ 1715 г. Так, в целях предотвращения продаж собственности обманным путем Сенат в 1733 г. распорядился, чтобы в случае заключения сделки через уполномоченное лицо оригинал купчей записи хранился в Крепостной конторе, а с уполномоченного бралась клятва в том, что представленное им письмо с разрешением на продажу является подлинным. Отныне каждая сделка записывалась в регистрационную книгу, а участники ее получали копии этого документа. Отметим, что именно женские злоупотребления заставили власти ввести эти тонкости бюрократической процедуры: в суды поступило несколько жалоб от мужчин, чьи жены продали имущество без их согласия. Сенат привел пример Матрены Грязновой, которая продала свои приданые деревни капитану Колычеву за тысячу рублей, коварно заявив, будто письменное согласие мужа потерялось. Разгневанный мичман Грязнов написал своему зятю, князю Вяземскому, что долгов не имеет и в капитале не нуждается, а потому не давал своей жене ни письменного, ни устного разрешения продать деревни. Грязнов поручил зятю принять необходимые меры к возврату имения, добавив, что его жена заслуживает любого наказания, какое ей назначат. Другая дворянка, Анна Дурново, заложила свое имение за пятьсот рублей, также с помощью покупателя, готового смотреть сквозь пальцы на отсутствие письма от ее мужа. Так как собственники обоих полов могли продавать имущество через своих представителей, то возможностей провернуть сделку обманным путем было множество. Таким образом, целью новых процедурных правил было сведение подобных случаев к минимуму. Но, как признавал один из членов Юстиц-коллегии, продажи, совершенные на основании «писем от мужей к женам и от жен к мужьям», очень часто встречались в фальшивых сделках ^{149}.

Поскольку жены не оставляли попыток отчуждать собственность без согласия мужей, сенаторам то и дело приходилось ломать голову над вопросом о праве замужних женщин распоряжаться имуществом. Наконец в 1753 г., вынося решение по одному делу (по поводу которого негодовал князь Щербатов в своем сочинении), Сенат разрешил эту проблему в пользу женщин. Тяжбу, о которой идет речь, начала супруга майора Ивана Головина, Аксинья, которая написала в Сенат, что желает продать своих дворовых людей, а Юстиц-коллегия в Москве отказывается зарегистрировать сделку без согласия ее мужа. Истица пояснила, что с мужем они не ладят, вместе не живут, а потому она и не может получить его согласие на продажу. По мнению Головиной, Юстиц-коллегия поступила «в противность указу 715 года, по которому точно от женских персон крепости писать дозволено», т.е. нарушила постановление 1715 г., в котором дворянкам прямо разрешалось совершать сделки от своего имени. Поэтому Головина просила Сенат распорядиться, чтобы Юстиц-коллегия зарегистрировала продажу ее дворовых.

После долгих споров Сенат вынес решение в пользу Головиной. Сенаторы начали с того, что просмотрели материалы дел 1744 и 1752 гг., по которым Юстиц-коллегия своими решениями запретила дворянкам осуществлять сделки купли-продажи без ведома мужей, и вынуждены были признать, что в обоих случаях Сенат не ответил на запрос коллегии о заключении относительно законности таких сделок. Юстиц-коллегия тогда доложила, что она хорошо осведомлена об указе 1715 г. относительно продажи имущества женщинами, но не решается его применять без подтверждения со стороны Сената («токмо-де Юстиц-Коллегия онаго собою учинить не смеет»). Затем сенаторы обратились к проблеме сделок, заключенных обманным путем, — проблеме, которая и вызвала появление указа 1733 г. о процедуре регистрации продаж через посредников. Были приведены доводы в пользу признания женщин самостоятельными владелицами имущества — например, указ 1677 г., в котором говорилось, что вдовы могут требовать обратно вотчинные земли, проданные мужьями без их ведома, а также указы за 1679 г., запретившие мужьям продавать собственность жен или принуждать их отступаться от приданого имущества. Затем был приведен и указ от 1680 г. о том, что продажа приданой вотчины жены является законной, если купчая подписана мужем и женой или только женой. Сенаторы рассмотрели все ограничения на продажу недвижимости, введенные Петром Великим, — все они касались продавцов обоих полов. Кроме того, они не раз возвращались к пресловутому указу 1715 г., который, по их мнению, уже уполномочил женщин продавать принадлежащую им недвижимость, как полученную в приданое, так и иную. Наконец, Сенат пришел к заключению о том, что ни одно из прежних законодательных постановлений не содержит прямого требования, чтобы женщины получали согласие мужей на имущественные сделки. Словом, в Сенате было признано, что Головина, а следовательно, и все замужние женщины имеют право продавать свое имущество без разрешения мужа ^{150}.